Но прямо признаться в этом невозможно же, правильно? Поэтому дяденька старательно искал изъяны, и не особо найдя их в тексте, перекинулся на нашу писательскую этику. Особенно почему-то на мою. Нет, понятно почему. Это ж я, фактически, сказала, что если написать ничего не можешь — причиняй пользу Родине по-другому. А дяденька обиделся.
Претензии были многоречивы, но невнятны. Слушали мы его, слушали. И я не выдержала первая:
— Неудобные мы писатели, да? Ни банкет за наш счёт не замутить, ни посидеть душевно.
— Особенно ты, — сразу поддержал меня Вова. — С тобой пить вообще неудобно. Вот, вроде, и рост подходящий, а голова не квадратная.*
*Это из старой шутки
про гномов, что им нужны жёны
ростом метр двадцать
и обязательно с квадратной головой,
чтоб удобно было кружку пива ставить.
— То ли дело, «Иркутская стенка» в шестидесятых была — во писатели! — согласилась я, пока старший товарищ хлопал глазами. — Каждый день раздолье! Гудёж! То ресторан, то на дому, то на Байкал рванут. Высоколитературные беседы!* А эта пишет чего-то каждый день, пишет… Дурочка, не иначе. Вот и дружка подбила — теперь и он пишет. Ненормальные! И самое главное, вы даже пожаловаться на нас никому из товарищей по цеху не сможете. И вообще никому не сможете. Потому что все решат, что у вас была белочка. Такие дела.
*Из реальных восторженных воспоминаний
одной из писательских жён.
— Что? — спросил он растерянно.
Типичная реакция. Мозг отказывается верить, что он это слышал. Я уже как-то раз поминала про китайскую микроволновку, да? Китайцы-таки мудрые. «Это нормально».
— Мы с вами, — чётко и раздельно произнесла я, — обсуждали семантику лирических образов в нашем произведении и проработанность их глубины. Вы нас хвалили. Огромное вам спасибо. Вот здесь подпишитесь, пожалуйста… Ага, и расшифровку подписи… И вот тут…
Вот это был чистой воды блеф. Подготовленное (мной, конечно же) ходатайство о принятии Вовы в Союз писателей, со всякими правильными аргументами. В двух экземплярах. И одно из них мы сразу сдали в секретариат с присвоением номера и внесением в журнал входящей документации. Секретарша страшно удивилась.
— Просто уважаемый… — я заглянула в подпись, — Андрей Семёнович полностью согласен с мнением товарища Радия Погодина о том, что повесть заслуживает хорошей оценки.
— Да вы что? — удивилась секретарша?
— До-о! — уверенно закивала я. — Мне по секрету сотрудники из редакции журнала «Костёр» передали. А я не имею основания им не доверять.
— Ну, это само собой разумеется! — активно согласилась секретарша.
Интересно, Погодин вообще, в принципе, слышал о нашей повести? Я про него ляпнула, потому что недавно видела его рассказ в «Костре» и из любопытства проверила — а он в списке редакторов числится. Надеюсь, если до него эта история и дойдёт, то в сильно видоизменённом варианте.
Ладно, ходатайство оставлено, прокатит — хорошо. Нет — попробуем попозже. Мы ж упрямые.
КУЛЬТУРНЫЙ ОБМЕН
В самом конце января мы получили приглашение во вьетнамский культурный центр, на открытие — да нас с Вовой и одного сопровождающего взрослого. Моя матушка, которая полгода страшно переживала, что явление импортных гостей случилось без неё, сказала, что если её и сейчас бортанут, то это вообще не по-честному будет. Так что собирались мы втроём, бабушка страшно переживала, наглаживала наряды, хотя мы с Вовкой относились к этому выходу гораздо проще (особенно он) — ну иностранцы и иностранцы, что тут суетиться. Но нет. Мы ж лицо общества, если можно так сказать.
Поэтому я смирилась, и даже Вова на всю суету вокруг своей персоны реагировал стоически, позволяя себе разве что в моём присутствии молча закатывать глаза — пока никто не видит, естественно.
Выезд к вьетнамским товарищам состоялся вполне удачно. Ничем кроме таблички не примечательный снаружи дом, внутри оказался наполнен всяческими по-восточному колоритными предметами — расписными вазами, пальмами в кадках, праздничными ярко-красными фонарями счастья и двумя масштабными полотнами с видами Вьетнама, между которыми висел большой портрет Хо Ши Мина и красиво стояло красное вьетнамское знамя с большой золотой звездой по центру.
Очень милая девушка в ярком национальном костюме вежливо приняла наши приглашения — иначе, сами себе представьте, сколько народу набилось бы в этот культурный центр, вздумай кто объявить свободный вход — проверила их и передала нас другой девушке, проводившей нашу маленькую делегацию в парадный зал мимо красивой фотогалереи с видами всякого национального и коммунистического.
Как положено, была торжественная речь, вьетнамский гимн, ответная торжественная речь нашего партийного работника — а потом началось веселье, национальные песни, танцы, выход ряженого дракона (для которого требуется несколько человек) и прочее жизнерадостное.
Маме всё страшно понравилось. А уж когда нас усадили за банкетный стол и начали угощать всякой экзотикой… Для неизбалованного советского человека это была прямо-таки минута славы и триумфа.
Я с удовольствием вспомнила восточную кухню. Вот, кстати, если бы граждане вьетнамцы догадались у нас своё кафе или ресторанчик открыть — пожизненно туда километровые очереди стояли бы!
Мы с Вовкой торжественно вручили свои книжки (закрыли очередной гештальт), в отдарок получили красивый альбом с видами Вьетнама (на первом развороте которого, как положено, было про вьетнамскую компартию, её вождей и правильную линию), маленький красный фонарик (не электрический, а традиционный), пожелания счастья, каллиграфически выведенные чёрными чернилами на красной бумаге, и три островерхие вьетнамские шапочки.
В общем, восточный новый год удался, а матушка на некоторое время стала звездой местечкового масштаба, которую при каждом удобном случае расспрашивали и про диковинную еду, и про национальные вьетнамские костюмы, и про тряпочного дракона, и про кучу других интересных и малодосягаемых для простого гражданина мелочей.
ПЕРВАЯ КРУГЛАЯ ДАТА
Этой зимой нам исполнилось по десять. Даже на меня незнакомые люди начали смотреть с бо́льшим вниманием, что уж говорить про Вову, который полтора метра уже перерос, а при его манере держаться смотрелся вполне взросло. Особенно это заметно было во всех таких случаях, когда надо было договориться со специфическими подрядчиками или поставщиками. Русским матерным Вова владел если не в совершенстве, то на очень высоком уровне, почти как Пётр Алексеевич (который царь, император и основатель знаменитого города на Неве). Не знаю, стоит ли этим хвастаться, но так уж есть.
ПТИЦЕВОДЧЕСКИЕ ВОПРОСЫ
Ещё из хозяйственного. Птичник вышел на полную рабочую загрузку, которая на данный момент ограничивалась, фактически, мощностью нашего инкубатора (если вы помните, сто двадцать яйце-мест) — и тридцатью днями на вывод. С учётом естественного отбора в месяц получалось около ста товарных тушек. Корма пришлось ещё подкупать. Зерно у всех семейников давно было распределено и распродано, но через Петра Васильевича (который, если вы забыли, всё ещё был директором Мегетской Хлебной базы) мы понемножку подкупали комбикорм — насколько позволяли всякие допуски на продажу населению. Где-то побольше овощами подкармливали — отварной картошкой, морковкой. Впритык, но протянули. Зато с учётом нашей самопальной коптильни эти затраты составили не половину от выручки, а процентов двадцать пять.
Цесарки и экзотические чёрные вьетнамские куры расходились в основном между нами да по ближайшим знакомым.
Все невошедшие в инкубатор и неиспользованные в хозяйстве яйца сдавались в заготконтору, но я всерьёз подумывала над расширением производственной базы. Купить бы ещё парочку таких инкубаторов. Да хоть один! Зимой ещё ничего, а летом ой как актуально будет. Кроме кур ещё цесарки же, а эти оручие падлы совсем почти не насиживают, а сроки и условия инкубации у них с курами заметно отличаются — в одну закладку не сунешь. Как бы меня этот лишний инкубатор спас!
