Я тяжко вздохнула.
— Не боись, прорвёмся, — мрачновато утешил меня Вовка. — Из хороших новостей, копия инкубатора работает стабильно, пошли эксперименты с размерами.
— Ну, класс! И что, они готовы прямо производство организовать?
— Небольшое, но готовы. В рамках этих… обязательств, или как там…
НЕОЖИДАННАЯ ОГЛАСКА
Расскажу сразу, чем завершилась эта эпопея, иначе лоскутно и непонятно всё получится.
Я думала, что по советской традиции ничем не нервировать общественность, никто и ничего про волнения в республиках писать не станет, но в центральной «Правде» неожиданно начали выходить статьи. Не знаю, кто и как сработал, но в целом ряде случаев докопались до первоисточников, разоблачительно уходящих корнями за кордон (в чём, мы лично и не сомневались).
А дальше (не возьмусь судить, по собственному почину или по чьей-то подсказке) в редакции газет пошли письма от имени многотысячных коллективов предприятий-гигантов с требованиями сурово покарать (а иногда прямо расстрелять) всех, кто выступает против решений советской власти. Вот это, я вам скажу, кто-то догадался запустить мощную встречную волну!
Процесс был громким. Точнее, целый ряд процессов. И высылка, наверное, оказалась самой масштабной со времён товарища Сталина. Те, кто не захотел жить при изменившихся порядках на юге и на западе, поехали сильно на север, организовывать сельское хозяйство в экстремальных климатических условиях. В связи с новым делением перекос по плотности населения между отдельными областями стал не просто резким, а как-то уже запредельным, что ли. Но после объявления приговоров, у меня возникло стойкое подозрение, что подобный ход событий предполагался заранее. Никаких поездов в места новых поселений не ходило, дорог, как говорили, тоже особо не было — всё в точном соответствии с песней: «только самолётом можно долететь»*
*П опулярная песня
композитора Александры Пахмутовой
на стихи Сергея Гребенникова
и Николая Добронравова,
написанная в 1962 году.
Товарищ Андропов выступил, сказал много и разного, в конце как-то сбился с официозного тона и высказался в том духе, что раз они такие умные, вот пусть и попробуют самостоятельное общество процветания выстроить. А заодно причинить пользу Родине. Это, дескать, вроде как десант космонавтов-переселенцев. Сказано же «и на Марсе будут яблони цвести»**. А тут даже не Марс, атмосферу менять не надо. Только города построить, инфраструктуру организовать.
**Не такая популярная, как предыдущая,
но тоже известная песня.
Композитор Вано Мурадели,
стихи Евгения Долматовского.
Вообще, по ходу дела,
в ЦК в то время
много песен слушали.
А чтобы умные люди могли себя проявить максимально, туда же, к несогласным административно, будут отправлены и все несогласные политически. Дорогая наша либеральная интеллигенция, все осужденные по политическим статьям, диссиденты и прочие. Им даже предоставится свобода экспериментально проверить любые свои идеи в границах, не противоречащих законам Союза Советских Социалистических Регионов. А коммунистическая партия сделает всё возможное для перевоспитания несознательных граждан.
Далее пошли панорамы северных природ, перемежающиеся картинками, с голосом за кадром. Диктор пояснил нам, что расселение полагалось производить малыми посёлками, не превышающими численность в тысячу человек. Новым поселенцам будет передано необходимое для жизни и производства…
Как я поняла, эти посёлки должны были выстроиться в определённом порядке и в случае удачи в дальнейшем стать частью инфраструктуры будущих северных городов, обеспечивать их всяким потребным, в том числе питанием.
В финале диктор сухо добавил, что новым поселенцам вменяется в трёхмесячный срок обечпечить условия для круглогодичного пребывания, обучения и воспитания подрастающего поколения, в противном случае на осенне-весенний период детей придётся вывозить в специализированные интернаты.
Это холодным душем отрезвило и Кавказ, и Среднюю Азию, и даже западную Украину.
А в магазинах внезапно появились яблоки (нормальные, не избитые вусмерть и не гнилые). Народ сперва кидался и нахватывал авоськами, а потом как-то привыкли, что яблоки есть, и успокоились. К декабрю, сразу скажу, пошли даже мандарины, и картинка повторилась снова. Но мандарины тоже не закончились в один день. И хоть продавали их по-прежнему по килограмму в одни руки, не сходили с прилавков весь декабрь и январь.
Но это я немножко забегаю вперёд. Громкими процессами страну будет лихорадить всё лето и часть осени. Люди, связанные с пенитенциарными учреждениями будут рассказывать, что после наступления холодов целые эшелоны «антисоветчиков» остались во временных пересылочных лагерях до следующей весны, а пока местные иркутские власти внезапно озадачились совершенно другой проблемой.
ЭТНОГРАФИЯ — ПУТЬ К СОЦИАЛИЗМУ?
Это на самом деле, флэшбек такой. В одной из книг Макаренко (честно, не помню в какой), прибыв на место будущей колонии, он (Макаренко) встречает как бы педагога (такого, типа безумного профессора), в каморке которого на стене висит лозунг на полосе бумаги: «Стенография — путь к социализму!»
Каким образом стенография должна была обеспечить вход в светлое социалистическое будущее, осталось покрыто туманом. А вспомнила я об этом потому, что господа-товарищи, которые сидели в комиссии напротив нас, почему-то были уверены, что так же здорово всё получится с этнографией. Ну, или хотя бы с фольклором. Вообще, они, по-моему, не очень различали два этих понятия.
Так. Сначала.
19 мая 1986
Нас пригласили на заседание расширенной комиссии, в которую были включены представители горисполкома, облисполкома, комитета по культуре, детских и молодёжных коммунистических организаций (в лице пионервожатых и комсомольских вожаков), краеведы-музейщики и ещё какие-то люди. Всё было солидно — большой кабинет, ковры, огромный, не побоюсь этого слова, полированный стол, стакан перед каждым заседающим и несколько графинов с водой. Должно быть, от долгих речей у выступающих пересыхает в горле.
Слова начали по очереди брать всякие ответственные тёти и дяди, которые красиво говорили про прошедший пленум, про новые горизонты, а также про (внезапно) сохранение культурного наследия.
Я слушала, не совсем понимая, нахрена нас вообще сюда позвали, и между делом меня вдруг живо заинтересовал вопрос: почему у комсомольцев вожаки, а у пионеров — вожатые? Что за невнятная дифференциация штанов?*
*В кино про Кин-дза-дзу,
которое не все любят и понимают,
и который неизвестно —
будет ли снят теперь,
была вполне чёткая
цветовая дифференциация штанов.
Не помню, присутствовала ли в фильме
именно эта фраза
или уж мы её сами придумали.
Да и неважно.
Всё равно, малиновые штаны: два раза «ку»
а уж жёлтые…
Поразмышляв ещё немного я выстроила для себя такой ранжир:
великий вождь (это, конечно, Ленин или Сталин, обычно употребляется в сочетании со словами «мировой революции»);
вождь (просто, без «великого»; это всякие прочие типа «дорогого Леонида Ильича», партийный);
вожак (это комсомольский, таких пруд пруди, в каждой школе хоть один да есть; как правило, это граждане, которые сознательно нацелились не работать, а руководить);
вожатый (просто должность для граждан, которые хотят — или были заставлены — рулить пионэрами; по качеству сильно разнились между собой, впрочем, как и представители всех прочих категорий).
И тут председатель этого сборища, которому, кажется, было не менее скучно, чем мне, этак поднял брови и выпучил глаза, словно перед этим едва не уснул (не исключаю, что так оно и было). Пантомима была такая интересная, что я невольно сконцентрировалась на происходящем. А дядя завершил свои эволюции и громогласно заявил:
