Пожалуй, при его умении быстро принимать решения и быстро их реализовывать у него было слишком много свободного времени, и от скуки он постоянно искал развлечений. Вплоть до военных.
Недавно в приграничном споре русские захватили два принадлежащих ему местечка – Прилуки и Свецино.
Местечки были пустоватые, но князь вовсю раздувал конфликт с русскими. При этом он привлекал короля польского Сигизмунда как защитника и князя Острожского Януша как судью. Чем больше будет базар, тем больше будет шансов, что больше русские не полезут.
Но самое интересное в его жизни развлечение нашло его само.
В поздний осенний вечер пришли к нему в кабинет начальник оршака Ришард Бучинский и насмерть перепуганный православный священник отец Дзюровский.
Оба стояли в преддверии зальца, слабо освещенного свечами, и переминались.
– Ну, чего стоите? – настороженно спросил князь Адам.
Офицер и священник переглядывались и молчали.
– Что вас привело? – спросил князь.
– Новичок из оршака – московитянин – при смерти.
– Ну и что? – удивился князь. – Что с того?
Он тоже помолчал. Потом не выдержал и спросил:
– Несчастный случай? Драка? Жар? Рвота? Зараза?
– Вот. – Священник протянул князю изрядно помятый свиток бумаги. – В его вещах было.
Князь взял листок в руки и начал просматривать. Чем дальше он читал, тем большее удивление высказывало его нервное лицо.
В свитке было написано:
«Я – царевич Дмитрий, сын царя Московского Ивана, волею судьбы избегнувший смерти от рук правителя Бориса Годунова.
Правитель Борис, обманом сев на престол родителя моего, учинил злую расправу над всеми близкими мне княжескими родами. Он знал, что Бог сохранил мне жизнь и что вместо меня умертвили углицкого попова сына, и всюду преследовал меня. Вынужденный скрываться от его убийц под видом монаха, я ушел из Русии.
В случае моей смерти прошу меня похоронить по христианскому обычаю, как царских детей погребают. Самую мою смерть от людей скрывать не следует. Чтобы самая моя смерть принесла убийце Борису наказание и опасение за престол его.
Святой животворящий крест, который на мне, есть крест моего крестного отца Ивана Федоровича Мстиславского, подаренный мне при святом крещении.
Прошу вернуть его моей матери в Никольский монастырь под Череповцом и рассказать ей, где я умер и где буду похоронен.
Прошу простить мои вины перед всеми людьми в Московских пределах и в Польско-Литовском государстве».
– Святой отец, ты видел этот крест? – спросил князь.
– Видел, – ответил Дзюровский.
– Ну и что?
– Серебряная копеечная вещица.
– Где он находится?
– Кто?
– Царевич этот?
– В своей комнате при оршаке, – сказал Ришард.
– Срочно врача и перенесите его в лазарет.
– Князь Адам, вы что думаете, он настоящий царевич? – спросил отец Дзюровский.
– Думать будем потом. Сперва надо попробовать спасти его. С последней волей умирающего не шутят.
Дмитрия срочно перенесли в чистую лазаретную палату князя. Во время переноса увидели второй крест на этой же цепочке – массивный, золотой.
Это был не крест. Это было ювелирное чудо императорского уровня. Два села с поместьями можно было купить за такой крест. Цветные драгоценные камни при любом изменении наклона его давали многоцветный резкий блеск и сверкание.
При всем богатстве Вишневецкого он не мог позволить себе заказать своему сыну столь дорогую вещь.
Еще через два дня больного, но ожившего Дмитрия в сопровождении большой свиты и под охраной Ришарда Бучинского перевезли в родовое гнездо Вишневецких, в город Вишневец. Под защиту башен и стен огромной старинной крепости на реке Горынь, подальше от русской границы. А потом и еще дальше в имение брата Константина в Жаложице.
И там, как только больной чуть-чуть встал на ноги, состоялся первый серьезный разговор между ним и князьями Вишневецкими.
* * *
Как ни умен был Борис Годунов, как ни мудр, не мог он отогнать от себя страшную муку неуверенности. Слухи об ожившем царевиче не давали ни минуты покоя. Чем бы ни занимался Борис, он каждую минуту думал и думал о царевиче.
Какой смысл заниматься укреплением трона и государства, какой смыл отстраивать Смоленск, когда над тобой висит опасность скорой потери трона.
Для некоторого успокоения, чтобы чувствовать, насколько тогда было страшнее, он то и дело мысленно возвращался в жуткие времена царя Ивана. Тем более что не так давно они были…
…Царь Иван Васильевич был в страшном гневе. Уже по-настоящему наладилось дело с его женитьбой на родственнице «любезной сестры его» английской королевы Елисаветы, юной леди Мери Гастингс, но все вокруг под теми или иными предлогами отговаривали его от женитьбы.
Мол, ничего не выйдет или все выйдет со вредом, а то и с позором для Ивана. Возраст и здоровье у него, безусловно, сильнейшие, и сам он на коня без помощи слуг садится, но звезды и предсказания не в пользу этого брака.
Придя в бешенство, Иван велел доставить с севера, где христианство еще не задавило ворожбу и чародейство, лучших гадальщиц, колдунов и предсказателей.
Их было собрано и доставлено в Москву числом шестьдесят. Ясновидцев разместили под стражей в Коломенском. Ежедневно им приносили пищу, и ежедневно царский любимец Бельский навещал их и задавал вопросы о будущем.
Чародейки сообщили Бельскому, что все сильные созвездия небес и могущественные планеты против царя и предрекают ему кончину. И случится она в близкий день – 18 марта.
Бельского охватил смертельный ужас. Попробуй доложи такое царю, вмиг без головы окажешься. А попробуй не доложи, значит, ты заодно с колдунами и тебя в пыточную.
Но царь узнал о предсказаниях помимо него:
– Чего молчишь, бояришка? Ты во все это веришь?
– Нет, государь. Ни минуты не верю.
– Раз так, говори мне правду, как всегда говорил. А своим колдуньям передай, что в этот день я их всех живьем сожгу на костре или в землю закопаю.
Ни у одного человека из кремлевской свиты не было сомнения, что именно так он поступит. Кровавые развлечения Ивана Васильевича уже стали нормой.
Царь шагу не мог шагнуть, у него страшно распухли половые органы, он почернел. Но его дьявольский дух не давал ему ни минуты сомнений в его прекрасном будущем.
Каждый день его вносили в царскую сокровищницу на час, а то на два. Он брал с собой Годунова и Бельского, а иногда английского посланника Горсея, чтобы похвастаться перед ними своими богатствами.
Царь с удовольствием рассказывал:
– Это магнит. Смотрите, он держит много булавок. У него есть великое скрытое свойство. Без него нельзя плавать по морям, окружающим землю. Гроб персидского пророка Магомета из стали чудом висит над таким магнитом в воздухе в его мавзолее в Дербенте.
Вот прекрасный коралл и бирюза, возьмите их в руки. Их природный свет яркий. А теперь положите на мою ладонь. Я отравлен болезнью, вы видите, они теряют свет: он из чистого стал тусклый. Ничего, ничего, Бог прощал меня и еще простит.
Это царский жезл, сделанный из единорога. Я купил его у Давида Гауэра, а он у богачей Аугсбурга. Эта вещь стоила мне нескольких тысяч марок. Вон какие камни на нем.
Он приказал людям, принесшим его:
– Найдите мне несколько пауков.
Его лекарь Иоганн Ейлоф обвел единорогом на столе круг. Иоанн пустил туда нескольких пауков. Некоторые из них сумели убежать, некоторые подохли в кругу.
– Уже поздно, – вдруг грустно сказал похожий на труп Иван. – Он не убережет меня. Взгляните на эти драгоценные камни. Этот алмаз самый дорогой из всех и редкостный по происхождению. Он укрощает гнев и сластолюбие. Если маленькую часть его стереть в порошок, она может отравить не только человека. Но даже лошадь… – Он замолк и вдруг схватился за грудь. – Мне плохо, унесите меня отсюда до другого раза.
Вонь от него становилась невыносимой. На следующий день он приказал главному из своих врачей и аптекарей приготовить все необходимое для его развлечения и ванны.
И снова послал к колдуньям Бельского. Бельский объявил женщинам, что завтра царь велит их зарыть или сжечь живьем: день наступил, а он в полном здравии, как никогда.
Они сказали:
– Господин, не гневайся. Ты знаешь, день кончится, когда сядет солнце.
Около третьего часа царь захотел купаться. Он был опущен в огромную деревянную, обитую свинцом ванну и долго сидел там, развлекаясь любимыми песнями.
Вышел он из ванной около семи, хорошо освеженный. Его перенесли в другую комнату, он сел на свою постель, позвал Родиона Биркина, своего любимца по играм, и приказал принести шахматы.
Царь был одет в распахнутый халат, полотняную рубаху и чулки.
Он вдруг ослабел и повалился навзничь. Произошло большое замешательство и крик. Одни посылали за водкой, другие за розовой водой, третьи к аптекарям, а четвертые за духовником.
