— Как что? Пить шампанское, кричать «горько» и бесконечно… Бесконечно! Фотографироваться.
Это понятно. Мой вопрос был совсем о другом, поэтому я быстро меняю формулировку:
— Мы пойдем на свадьбу вместе?
— Если ты этого хочешь, — спокойно отвечает Давид.
— А ты?
— Рори, — Давид находит мою руку и сжимает ее, поднося кисть к губам, — конечно, хочу.
Он целует мои пальцы с такой нежностью, что щемит в груди. Не могу оторвать взгляд, сердце радостно вздрагивает и с удвоенной силой распространяет концентрат абсолютного счастья по венам. В воображении наша пара на торжественном банкете. Мы шагаем под руку среди наряженных гостей и праздничных украшений. И вдруг я вижу темные глаза полные разочарования и неприязни. Точно такие же, как сейчас смотрят на меня с теплом и восхищением.
— Давид, я… — останавливаюсь, забирая свою ладонь, и сцепляю руки в замок на коленях. — Я хочу спросить кое-о-чем… Не знаю, как ты отреагируешь, но для меня это важно.
— Конечно, спрашивай. Я танцевал для тебя тверк, мне уже точно нечего скрывать, — расслабленно отвечает Давид, но я догадываюсь, что его настроение не останется прежним, когда он услышит сам вопрос.
Еще раз обдумываю, стоит ли вообще совать свой нос? Так ли сильно мне нужна эта правда? В конце концов я строю отношения только с Давидом и меня не должна волновать его семья или друзья, важнее то, что происходит между нами двумя, но моя сестра выходит замуж за его брата… На мой взгляд, это меняет ситуацию и склоняет чашу весов. Я должна знать. Не для того, чтобы сделать выводы или высказать свое мнение, а для того, чтобы не подвести в критической ситуации. Например, как на вчерашнем семейном обеде.
— Почему вы с…
— Я ждал этого вопроса, — перебивает Давид, и его голос звучит напряженно, как я и ожидала. — Рори, я попытаюсь объяснить, но…
— Я не стану судить никого из вас, — на этот раз я его обрываю, чтобы установить безопасные рамки, — просто хочу понимать, как мне себя вести. Не зная всей ситуации, я чувствую себя беспомощной. Понимаешь?
— Конечно, — кивает он, и я замечаю, как напрягаются мышцы на его лице.
— Ты злишься?
— Нет, Рори. Не на тебя. Мы с Демидом… — Давид задумывается на несколько секунд и продолжает после тяжелого вздоха: — Мы никогда не были особо близки. Все вокруг удивлялись: «Близнецы, а такие разные». Кроме внешнего сходства у нас не было ничего общего. Я обожал читать стихи и устраивать концерты родителям и гостям, Дем же отсиживался в своей комнате и собирал конструктор. Зато он приносил из школы только пятерки, а я частенько стоял в углу из-за двоек и постоянных замечаний. Когда нам покупали одинаковую одежду, подарки или игрушки — это всегда был скандал. Мы делали все, чтобы не быть похожими друг на друга. Ни в чем. Никогда. Один раз я даже налысо побрился, а Дем в классе десятом сделал мелирование и проколол нос. Мама говорила, что он какое-то время копил на пластическую операцию, я, кстати, тоже об этом подумывал…
Удивленно приподнимаю брови, пытаясь представить себе Давида с другим носом и губами. Как же хорошо, что он не решился ничего с собой сделать.
— Наши родители развелись, когда нам было тринадцать и с того времени мы уже не делили один дом, — продолжает Давид. — Менялись несколько раз в год. То я жил с отцом, а он с матерью, то наоборот. Это, наверное, и разрубило последнюю связь между нами, если она вообще была. Мы поступили в разные университеты: я уехал в северную столицу, а он остался здесь. Пересекались мы разве что на семейных праздниках и то нечасто. Мы стали абсолютно чужими. Не созванивались, не переписывались, понятия не имели, что происходит в жизни друг друга, и это обоих устраивало.
Давид снижает темп рассказа, и я понимаю, что мы подбираемся к тому самому переломному моменту. Смотрю на дорогу в свете фар через лобовое стекло и покусываю нижнюю губу в ожидании.
— Мать и отец вновь сошлись после восьми лет развода. Не спрашивай, как это произошло. Я и сам не знаю. Но так случилось, это факт. Только их новая семейная жизнь длилась недолго. Мама умерла через два с половиной года. Инсульт. Раз, и ее не стало.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Поворачиваю голову, приоткрывая губы на вдохе. В таких ситуациях трудно найти нужные слова, иногда и вовсе стоит промолчать. Но пауза Давида затягивается, и я решаюсь все-таки произнести банальное:
— Мне жаль.
— Спасибо, — ровным тоном отзывается он, глядя перед собой. — Это было давно, Рори. Я уже пережил ее смерть, но не стану лукавить — было непросто. Я любил маму, мы были настоящими друзьями. По крайней мере, общались гораздо больше, чем с отцом. Она поддерживала меня во всем, обожала мое творчество. Всегда была первым читателем и критиком. Ты бы ей тоже понравилась, — печально улыбается Давид.
— Уверена, как и она мне.
— Но этого уже не случится, — он подводит черту и вновь становится серьезным и собранным. — Я сел в первый же самолет и был здесь через двадцать часов. Честно сказать, это были самые ужасные часы в моей жизни. Отец был в отчаянии, я едва его узнал, когда увидел. Дем очень нервничал. Его разрывало. Они тогда занимались открытием отеля. Демид помогал родителям, но по большей части это была мамина мечта. Ее детище, которое, возможно, ее и сгубило. Недосып, нервы, проблемы… Сама понимаешь. Рабочие уже заканчивали ремонт, открытие должно было состояться через пару месяцев. Но отец после похорон настолько ушёл в себя, что забросил все дела, а Дем один не справлялся. И тогда он впервые попросил моей помощи, предложил партнерство, но я отказался. У меня была своя мечта, и я не хотел ее упускать. Я работал фотографом в одном печатном издании, колесил по стране, снимая выставки и звездные тусовки. Писал очередной роман, искал вдохновение, заводил знакомства. Я жил своей жизнью, Рори. Работа в отеле и партнерство с родственниками, которых я едва знаю, не казалась мне привлекательной. Она стала бы каторгой. И я даже не уверен, что действительно смог бы помочь. И все. Вот и вся история. Дем сказал, что я предал семью, что я ему больше не брат. И я просто уехал.
— И вы не?..
— Нет. Мы не виделись с того дня ни разу до прошлой недели. Год назад я вернулся сюда, купил квартиру в соседнем городе. Только не говори, что меня на старости потянуло к корням.
— Даже не собиралась.
— Я не думаю, что останусь здесь надолго, но мне нужен был перерыв и я его сделал, а заодно и наладил отношения с отцом. Точнее, он со мной. Но Демид до сих пор считает меня предателем, а я не чувствую необходимости с ним спорить.
— Зачем тогда ты согласился приехать на его свадьбу? — как можно мягче спрашиваю я, чтобы это не звучало, как насмешка.
— А-а-а… — вымученно тянет Давид и на секунду запрокидывает голову, а после быстро возвращает ее в прежнее положение и вновь смотрит на дорогу. — Да я уже жалею. Отец меня уговорил. Сказал, что скоро не станет и его, а нас двое и бла-бла-бла… И мне реально показалось, что мы можем все уладить и забыть. Вернуться к обычному общению, без ненависти и обид, но Дем так не думает. Ты бы видела его лицо, когда я вошел в ресторан следом за отцом. Это было довольно комично. Искры из глаз, звериный оскал. На секунду мне показалось, что он кинет в меня столом. А потом… Случилась ты. Если бы я не встретил на смотровой площадке тебя, то уехал бы в тот же вечер.
Даже не знаю, что думать. В целом, все понятно, но я не знаю, как мне к этому относиться. Я ведь просто хотела знать. Вот, теперь знаю.
— Спасибо, что рассказал мне.
— Пожалуйста. А теперь признавайся. Какие у тебя были варианты?
— Никаких, — пожимаю плечами и качаю головой.
— Брось, Рори. Этого не может быть. Наверняка ты думала, что я увел у него девушку или… Что там еще? Разрушил его бизнес. Лишил наследства. Но вариант с девушкой, все-таки самый популярный. Из-за чего еще могут ссориться мужчины? Женщины и деньги, — смеется Давид, и я тихонько выдыхаю с облегчением.
