— Больно? — спрашивает он, присаживаясь рядом с ней. — Мишка там шевелится?
Он изучает изгиб ее живота. Он похож на глазированный пончик, блестящий от кокосового масла. Воспоминание о сегодняшнем вечере, когда он целовал ее гладкую кожу, проводил языком по дуге ее живота, заставило его сердце перевернуться в груди.
— Нет. — Она сидит прямо, длинные светлые волосы водопадом падают на одно стройное плечо. — В большинстве случаев все нормально. В других случаях это кажется... ...отвратительно. — Она оттягивает губы в одну сторону, как будто ищет в своем мозгу объяснение, затем продолжает. — Когда он двигается или кувыркается, он как будто царапает мой позвоночник. — Она смеется, вероятно, над его гримасой. — Я знаю, это странно. Все, что связано с беременностью, странно. Это как будто внутри тебя паразит. — Она улыбается и смотрит вниз на свой живот. — Замечательный маленький паразит. — Из-под темных ресниц она смотрит на него. — Сейчас он шевелится. Ты хочешь его потрогать?
Это предложение не дает ему покоя.
Та девушка. Эта чертова милая девушка из бара все еще здесь. И та взбешенная девчонка, которая набросилась на него в холле два дня назад, тоже здесь. Он все лучше узнает обе стороны Тесси Трулав. И они ему нравятся.
Его горло работает, но слова не идут. Вместо этого он издает хрипловатый звук признания. Он кладет руку на ее гладкий живот. Тесси наблюдает за ним, ожидая его реакции, и тут он чувствует это. Толчок, трепет. Черт возьми, чертов удар по его ладони.
Он смеется, и она подпрыгивает, моргая, словно никогда раньше не слышала от него этого звука.
— Вот это да! — Он наклоняется вперед, с благоговением глядя на ее живот. Он завороженно наблюдает за тем, как кожа Тесси покрывается рябью.
Его ребенок.
Его сын.
Там растет крошечное чудо, пинается и двигается.
Лишившись дара речи, он так и стоит, обхватив твердый шарик ее живота. Изгиб, вздутие. Сердце словно выбивает пульс из него ударом строительного шара.
В этот миг все кажется другим. Настоящим. Как будто так и должно быть. Линии его спокойной жизни в маленьком городке перестраиваются. И Соломон находит свет на другой стороне туннеля и устремляется к нему. Но вместо того, чтобы чувствовать, что этот странный новый мир - плохой смокинг, от которого он хочет избавиться, потому что Соломон и смокинги не сочетаются, он чувствует себя, ну, прекрасно. Все это его устраивает.
Мишка.
И Тесси тоже.
— Парень - силач. — Он хихикает, его внимание переключается с лица Тесси на ее живот, когда Мишка двигается, как он делает три круговых удара подряд. — Не так ли?
Она кивает.
— Да. У него уже есть твои мышцы.
— В следующий раз, когда встанешь, разбуди меня, — ворчит он, ближе всего к тому, чтобы высказать свой страх, что она может улизнуть посреди ночи. — Я всегда не сплю.
Она улыбается.
— Ты не спишь? Ты что, вампир?
Он прочищает горло, отвлекаясь от мысленного образа своего рта на горле Тесси.
Устроившись на диване, Тесси потягивается, рубашка поднимается, обнажая еще больше живота.
— Ну, у меня для тебя новости, Торжественный Человек; я тоже не сплю.
— Правда?
— О, очень даже. — Как по мановению волшебной палочки, из ее рта вырывается зевок. — Это путь беременной женщины. Не спать, толстые ноги, мочиться каждые десять минут и много плакать.
Он заправляет прядь волос ей за ухо.
— Я могу пережить все это, беременная женщина.
Тесси издает легкое хмыканье и прижимается к его плечу.
— Завтра, — пробормотала она, погружаясь в сон. — Мы должны поговорить о Мишке.
— Поговорим, — тихо говорит он, обхватывая ее руками. — Конечно, поговорим.
Проходят минуты, и ее веки смыкаются. Ее дыхание смягчается, выравнивается. Он притягивает ее ближе. Океан уверенно плещется в темноте, а мозг Соломона оживает. Он уже не знает, что делает. Все, что он знает, - это то, что в его объятиях находится великолепная женщина, а завтрашний день наступит слишком быстро, чтобы ему это понравилось.
Временно, напомнил он себе.
Этот отпуск.
Тесси.
Все, за исключением его сына, временно.
***
Звуки музыки и хаос, царящий во время завтрака, размывают границы реальности Тесси.
Она сидит напротив Соломона за накрытым белой скатертью столом. Вчера вечером все было чинно и безукоризненно.
Сегодняшнее утро, этот завтрак - все по делу. Не вспоминая о том, как Соломон ворвался в ее спальню, в панике и запыхавшись, думая, что она в опасности. И уж тем более не вспоминая о двух сотрясающих ноги оргазмах.
У нее жесткий график, карьера и ребенок, и нет места для того, чтобы вписать в него горячего, защищающего ее горного мужчину.
Впрочем, ей и не придется долго о нем беспокоиться. Ведь завтра он покинет Мексику и отправится в свои горы.
При этой мысли у нее защемило сердце. Она хмуро смотрит на свою пустую тарелку.
Глупое предательское сердце. Глупый язык, прыгающий в горло Соломона.
И все же. Она отказывается смущаться. Отказывается сожалеть об этом. Ей нужен был секс. Как вода. Как воздух. Простая человеческая потребность, и Соломон помог ей.
Просто два человека обмениваются жидкостями без всяких обязательств.
Но прежде чем говорить о детях, нужен разговор о деталях.
— Вот. — Она протягивает телефон через стол.
Соломон берет его в свои большие руки. Он читает письмо. Вежливое послание Атласу, в котором говорится, что она не будет работать в свой отпуск, хотя на самом деле она хотела написать "ПОШЕЛ НАХУЙ".
Пока Соломон читает, она осматривает ресторан, надеясь увидеть подавальщика с их блюдами. Она умирает от голода. Мишка тоже. Он пинает ее живот, с таким же нетерпением ожидая шоколадного круассана, как и она.
— Ты кое-что забыла.
При звуке глубокого голоса Соломона Тесси вскидывает бровь.
— Что? — спрашивает она, возвращая телефон и снова сканируя слова.
— Строчка, в которой говорится, что если он тебя побеспокоит, я переломаю ему ноги.
Она смеется, не в силах побороть восторженное возбуждение, охватившее ее.
— Ты что, мой личный телохранитель?
Соломон ворчит, но не возражает.
Тем не менее, она не может удержаться и в последний раз проверяет свой телефон.
Ничего. Никакого сообщения от Атласа.
— Тесс, — говорит Соломон, и хмурый взгляд на его красивом лице становится еще глубже.
— Ладно, ладно. — Она взмахивает рукой и убирает телефон в сумочку. — Видишь? Телефон в сумке. Ты не можешь ворчать весь день.
Даже этот ворчливый пещерный человек не может ее расстроить.
Лучший секс в ее жизни показал ей свет аллилуйи. Показал ей, какого черта она работает в отпуске. Показал ей, что Атласа нужно сбросить с очень высокой скалы.
Нервничала ли она, отправляя письмо? Конечно. Это все равно что взорвать атомную бомбу в ее жизни.
Но Соломон прав. Это то, что Эш пыталась ей сказать. Она не может продолжать в том же духе. И сейчас самое время поставить точку.
И если Атлас осмелится ей перечить, она отправит в LA Times пространный манифест о том, как одна из самых известных дизайнерских фирм Лос-Анджелеса уволила беременную женщину.
Голос Соломона.
— Без телефона. Никакой работы. — Его голубоглазый взгляд настолько свиреп, что она не решается с ним спорить, иначе ее телефон окажется в океане. — Только ты и я.
— И Мишка, — добавляет она, задыхаясь.
— И Мишка.
Его красивое лицо смягчается, и Тесси уже жалеет о своей клятве больше не целоваться.
Выпрямившись, она отпивает кофе и решительно вдыхает.
— Теперь, когда это сделано, — начала она, полная решимости сделать это. Решительно настроенная работать вместе ради их ребенка. — Ты готов поговорить о Мишке?
Глаза Соломона становятся темными и сумрачными.
— Готов.
— Хорошо. Согласись со мной. Конечно, нам придется решать все по ходу дела, но... мы не должны все усложнять. Ты возвращаешься на Аляску. Я возвращаюсь в Лос-Анджелес. У меня есть ребенок. Он будет жить со мной в Лос-Анджелесе. — Она смотрит на лицо Соломона в поисках хоть какого-то несогласия, но его нет. Трудно читать. Как и самого мужчина.
