Одетта написала утвердительный ответ на все три вопроса.
Когда отец в хорошем расположении духа отправился в кабинет перечитывать книгу, получившую награду, ей пришлось столкнуться с извечной женской проблемой: что надеть?
К счастью, у нее уже было прелестное платье в комплекте с коротким жакетом, которое подарила ей Эмелин.
Тем не менее ей не обойтись без вечернего платья.
То, которое она надевала в Париже на встречу с графом, ей уже недоступно.
Ах, если б она тогда знала об отцовской стипендии, то могла бы попросить Эмелин продать ей платье из серебристого газа.
Но уже слишком поздно.
Ханна тоже была озабочена этой проблемой.
— Вы не можете ехать в Оксфорд и ходить там на обеды со всеми этими донами в тряпье!
— Я не думаю, что они слишком уж элегантные люди, — улыбнулась Одетта. — Их больше интересует, что у людей в голове, а не что они носят на теле.
— Пока у вас не будет приличного платья — только через мой труп! — твердо заявила Ханна. — Мы поедем в Борн, купим там хорошей ткани и скопируем одно из платьев, сшитых для мисс Пенелопы.
Ханна буквально заразила этой идеей юную Одетту, которая в конце концов присоединилась к ней.
Однако она поймала себя на том, что ее не так уж сильно волнует, во что она облачится.
Будь каждый мужчина в Оксфорде подобен Адонису, ей все равно.
Они ничего для нее не значат.
Их лица для нее — пустое место, раз среди них нет человека, которого она действительно хочет видеть.
Вскоре они с Ханной отправились в Борн в коляске, запряженной Сноуболом.
В ней обычно разъезжал викарий, когда вспоминал о своих обязанностях в приходе.
Они долго добирались до рыночной площади.
Там фермерские жены продавали деревенскую провизию.
Многие улыбались, кивая головами Одетте и Ханне.
Но сегодня у них не было времени поболтать с фермершами.
Самой большой галантерейной лавкой в Борне считалась та, для которой в 1848 году Чарлз Ворт изготовил свои пресловутые пасхальные шляпки-капоры, а выручку от их продажи потратил на поездку в Лондон.
Одетте всегда хотелось узнать, какими были эти шляпки.
Наверное, очень живописными, с украшениями из кружев и искусственных цветов, кстати, модными и в этом году.
А может, они были громоздки и совсем не похожи на элегантные, маленькие шляпки, венчающие в нынешнем сезоне творения Ворта, или на его дерзкие шляпы с полями, вызвавшие сенсацию, когда его жена, Мари, впервые надела такую.
Ведь шесть лет назад женские шляпы с полями казались чрезвычайно мужеподобными.
Одетте рассказывали: как только Мари Ворт появилась в такой шляпе, в глазах всего Парижа это было то же самое, что женщина в брюках, так много в ней было мужской лихости и энергии.
Леди не должна обращать на себя внимание — гласило правило поведения, установленное строгими блюстителями нравов в обществе.
Однако принцесса фон Меттерних, слывшая поборницей передовых идей, не мучилась сомнениями на этот счет.
И когда Мари Ворт прокатилась в бойкой шляпе с полями по Парижу, она последовала ее примеру.
Не успели Одетта с Ханной войти в галантерейную лавку, как владелец и его помощники окружили их.
— Вы были в Париже, мисс Чарлвуд! — закричали они наперебой. — Вы видели Чарлза Ворта? Если нет, то, должно быть, слышали о нем?
— Я видела его и разговаривала с ним.
В ответ на эти простые слова послышались возгласы изумления и восхищения.
Потом Одетту засыпали вопросами, причем все говорили разом.
Как он выглядит?
Действительно ли он так популярен, как говорят?
Правда ли, что он сам делает примерки императрице, когда она заказывает у него платья?
Правда ли, что нынешняя мода так резко изменилась по сравнению с модой прошлого года? Правда ли, что с кринолинами покончено навсегда?
Одетта терпеливо отвечала на все вопросы, пока здравомыслящая Ханна не покончила с этой канителью, решительно заявив:
— Ну хватит, у нас больше нет времени. Мы хотим купить у вас самую лучшую ткань на вечернее платье. Мисс Чарлвуд едет в Оксфорд.
— В Оксфорд, мисс? Зачем вам туда ехать?
После этого, естественно, была предана гласности история официального признания викария в качестве ученого.
И Одетта с удовлетворением подумала, что через час эта новость распространится по всему городку.
Пусть знают!
Ведь долгое время лишь немногие могли оценить его, большинство же смеялось у него за спиной над его рассеянностью.
Теперь всем станет известно, какой он умный.
Жаль только, матери больше нет с ними.
Как бы она порадовалась этому событию!
Однако Одетте некогда было предаваться сожалениям.
Времени осталось лишь на то, чтобы шить день и ночь напролет.
Единственной тканью в Борне, выглядевшей красивой и дорогой, оказался бледно-голубой атлас.
Этот цвет так напоминал платье, в котором она была на маскараде, что девушка сначала хотела отказаться от покупки.
Затем подумала, что не сумеет объяснить Ханне, почему у нее нет желания носить платье из этой ткани.
К тому же чего-то подходящего в лавке было так мало, что выбора просто не оставалось.
Галантерейщик не смог подобрать им тюль того же цвета.
Но у него имелись ленты более темного оттенка, окаймленные серебром.
Ханна решила украсить ими платье таким же образом, как это сделал Чарлз Ворт: он использовал длинные ленты на одном из платьев Пенелопы.
Но тут как раз перед их уходом галантерейщик нашел некое подобие сеточки нежного голубого оттенка.
Ханна с продавцом тотчас же решили, что из сеточки получатся отличные воланы, чтобы оторочить подол и украсить вырез платья.
И вновь Одетта хотела отказаться, но Ханна разом отмела все ее возражения.
По дороге домой сияющая триумфом Ханна не снимала покупок с колен, вцепившись в них как в сокровища, которые ни в коем случае нельзя поставить на дно коляски.
Платья Пенелопы оказались более сложными, чем Ханна с Одеттой представляли себе поначалу, но все же они смогли разобраться в тонкостях покроя, задрапировали сзади складки на юбке и подогнали вплотную лиф платья.
Удалось им также скопировать рукава-крылышки, ниспадавшие с низко вырезанных плеч.
Когда Одетта надела платье в первый раз и посмотрела в зеркало, на глаза невольно навернулись слезы.
Было невыносимо видеть себя такой же, как в ту ночь, когда саркастический голос произнес:
— Вы, должно быть, спустились с небес, чтобы развлечь нас, бедных смертных?
Внезапно ей почудилось, будто он где-то рядом, высокий, широкоплечий, с легкой язвительной улыбкой на губах, она даже почувствовала таинственные флюиды, исходящие от него.
