— Альбина, это снова я, — сказал он, беря телефон и ласково опуская тёплую руку мне на плечо. — У ребёнка истерика. Да нет, не волнуйтесь, с ней всё в порядке. Перезвоните ей через полчасика, она к тому времени уже успокоится. Трубку она возьмёт, я гарантирую. Ну, всё… Всего хорошего.
Мне было стыдно, но я ревела и не могла остановиться. Рука доктора Якушева поднесла к моим губам рюмочку с жидкостью, издававшей запах валерьянки, и я послушно проглотила её.
— Ну вот, умница, — сказал он, по-отечески гладя меня по голове. — Всё хорошо, успокойся. Всё, всё, лапушка… Ну, ну.
Я даже не обратила внимания, что он перешёл на «ты». Я плакала оттого, что больше не слышала голоса Альбины, моё сердце рвалось к ней, а моё поведение в течение этих двух дней теперь казалось донельзя глупым. Сделал ли это со мной чудотворец доктор Якушев, или я просто поняла, как сильно я люблю её, — как бы то ни было, вместо мертвящей боли я теперь испытывала раскаяние и тоску — мучительную и одновременно сладкую. Больше всего на свете я сейчас хотела, чтобы Альбина поскорее мне перезвонила.
— Пойдём-ка, умоемся, — добродушно скомандовал доктор Якушев, беря меня за плечи. — В ванную, голубка, в ванную.
Я повиновалась, как послушная девочка, и у меня не возникло даже мысли о том, чтобы противиться его сильным и тёплым рукам. Я несколько раз плеснула себе в лицо водой, а он подал мне полотенце. Пока я утиралась, его рука обняла меня за талию — ласково и крепко, и я вся размякла, стала покладистой и глупой. Вдруг внутри у меня натянулась и тревожно зазвенела какая-то струнка, и я испугалась: какую огромную власть имеет надо мной этот человек! Ещё секунда его тёплого, ласкового и вкрадчивого взгляда — и он сможет делать со мной всё, что захочет. Крошечный будильничек с голосом тоньше комариного писка разбудил мою собственную волю, которая собралась в пульсирующий комок у меня под диафрагмой. Его пульсация отдавала в правую руку, и ладонь этой руки я положила на плечо доктора Якушева. Он как будто слегка вздрогнул и отпустил меня. Вырвавшись из-под его чар, я вышла из ванной и вернулась на кухню.
Там я поставила на плиту кастрюлю с водой и опустила в неё три кусочка курицы. У меня отчего-то пересохло во рту и сильно колотилось сердце. И снова — снежные горные вершины, светящийся меч у меня в руке и отвратительная бурая куча дерьма, примостившаяся на соседней скале. Нет, у «дерьма» был язык. И глаза. И ядовитое жало на хвосте… Боль под сердцем. Смертельная тоска, гулкое эхо смерти под рассветным небом, умирание, распад, зима, холод, пустота.
Доктор Якушев стоял в дверном проёме.
— Ты не так проста, как кажешься, — сказал он. — Что-то в тебе есть. И такое чувство, будто ты — не та, за кого себя выдаёшь.
Жуткая зимняя тьма в его глазах, мурашки на моей коже.
Я плеснула в стакан воды из пятилитровой бутылки и с жадностью выпила: меня вдруг одолела сильнейшая жажда. Одним стаканом её утолить не удалось, и я выпила залпом второй. На третьем меня осенило: слишком уж эта жажда странная, она не может быть естественной. Не иначе, это фокусы доктора Якушева, стоявшего у меня за спиной и буравившего меня взглядом, полным мрака. Ответь ему тем же, пропищал бдительный будильничек. Расправь крылья и отбей атаку.
Я на секунду закрыла глаза, ощутив под диафрагмой пульсирующий комок воли, а спиной почувствовав лёгкий холодок. Свет — моё оружие. Обернувшись, я в упор выстрелила в доктора Якушева взглядом, а потом быстро перевела его на вазочку с печеньем: пусть он почувствует голод такого же свойства, что и моя жажда. Наши взгляды были скрещены, как клинки, а рука доктора Якушева сама потянулась к печенью. Он съел подряд три штуки, а на четвёртой остановился и рассмеялся.
— Великолепно… В тебе скрыт огромный потенциал. Ты сама не знаешь, кто ты есть!
Он ослепительно улыбнулся, а потом положил на стол свою визитку.
— Вот мой телефон — на всякий случай, если ты захочешь узнать об этом больше. Где находится мой кабинет, ты знаешь. Ну всё, больше не буду отнимать у тебя время. Когда Альбина перезвонит, пожалуйста, подойди к телефону, не заставляй её волноваться. Всего доброго.
Я проводила его, и на прощание он ещё раз улыбнулся. Пробормотав «до свиданья», я закрыла за ним дверь.
В его улыбке было что-то от Воланда.
Между тем мясо в кастрюле уже кипело, и я убавила огонь, машинально взглянув на часы: пятнадцать сорок. Я принялась чистить картошку, морковь и лук, размышляя над словами доктора Якушева: «Ты сама не знаешь, кто ты есть». Кто же я есть?
Альбина не перезвонила — она примчалась сама. Когда заверещал домофон, я как раз резала картошку кубиками, и нож, соскользнув, порезал мне палец. Сунув пораненный палец в рот, я бросилась снимать трубку.
— Родная, это я, — услышала я знакомый голос. — Пожалуйста, открой, впусти меня!
Я нажала кнопку открывания двери. На лестнице слышались шаги, а я уже поворачивала в замке ключ, чтобы впустить высокую фигуру в чёрном кожаном плаще с широким ремнём и в чёрных лакированных сапогах. Едва переступив порог, она протянула ко мне руки в тугих кожаных перчатках:
— Утёночек!
Обняв её и прильнув к ней всем телом, я сделала Рюрику знак, чтобы он оставил нас вдвоём, но он ждал распоряжений от хозяйки.
— Альбина Несторовна, разрешите идти?
— Иди, — отозвалась она рассеянно.
На кухне булькала кастрюля и лежала недорезанная картошка, но мне было сейчас не до супа: мы с Альбиной слились в прихожей в жарком поцелуе. И мне было плевать, что её плащ холодный.
— Если бы не Андрей Фёдорович, не знаю, достучалась бы я до тебя или нет, — вздохнула она.
Меня пробрал по спине холодок. «Ты сама не знаешь, кто ты есть», — отдалось эхом в ушах. Я зябко прильнула к Альбине.
— Аль, — прошептала я. — Этот твой доктор Якушев — Мефистофель какой-то. Я его боюсь.
— Якушев — Мефистофель? — засмеялась она. — С какой стати?
— Самый настоящий, — сказала я. — Это он только с виду добрый. У него взгляд — мороз по коже! По-моему, он умеет подчинять людей своей воле.
— Да что ты говоришь, солнышко! — с непритворным недоумением проговорила Альбина. — С чего ты это взяла, глупенькая?
— Пойдём на кухню, расскажу, — сказала я.
Альбина сидела у стола, а я резала картошку и лук, тёрла морковь и рассказывала, подробно останавливаясь на своих странных ощущениях. Альбина молча слушала, поблёскивая голенищем лакированного сапога, а потом поймала моё запястье, сжала его и сказала ласково:
— Настёнок, Андрея Фёдоровича не нужно бояться. Вполне возможно, что он обладает необычными способностями, но он направляет их в доброе русло. Он помогает людям.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
