Зоя Андреевна смущенно прокашлялась: и приятно, и больно ей было это слышать.
— Еще бы не потухнешь! — сказала Алена. — За тыщи верст на могилу ездит, цветы мертвому возит — неужто не укор.
— Кстати, куда ты цветы-то засунула? — спросила Зоя Андреевна.
— Я в воду их поставила, в воду.
— Если бы не ты, я ей не только председателя, я ей и бригадиров бы нарожала, и механизаторов, и каких хошь специалистов. Выгоду упустила, председательница!
— А кормил бы кто? Ты рожаешь, а колхоз корми. Пока вырастут…
— А ты как хотела — родился и сразу в дело сгодился?
— Ну, ладно, ладно.
— Ла-адно! Строгие больно. А только я все равно воровала. Редко, а прихватывала.
— Знаю, — сказала Евдокия Михайловна. — С уполномоченным тогда связалась. Его ведь сняли за это.
— Хороший был, — вздохнула Алена.
— Хороший. И умел много. Пахать, косить, сеялку наладить, в кузнице ли чего — умные руки.
За столом они выпили по рюмочке за встречу, потом еще по одной за новую жизнь — для Зои Андреевны и Евдокии Михайловны это была жизнь пенсионерок, Алена через год-другой, глядишь, станет бабушкой. А в сорок третьем ей было всего девятнадцать лет.
— А ты уж, наверно, привыкла? — спросила Евдокия Михайловна.
— Привыкаю, — сказала Зоя Андреевна. — Первого сентября не утерпела, ходила на занятия.
— А соседка твоя, тетя Клава, жива еще?
— Жива. Поклон тебе прислала.
У дома прошумела машина, Евдокия Михайловна метнулась к окну.
— Каштанов, — сказала она. — А я боялась — не приедет, инструктор у них из обкома.
Каштанов работал здесь четвертый год, и в последний свой приезд Зоя Андреевна его видела. Он тоже изменился за это время, пополнел и возмужал, а тогда совсем мальчишкой выглядел — из комсомола прислали, на омоложение партийных кадров. Евдокия Михайловна писала, что хозяйственный оказался, агроном по специальности, крестьянское дело любит.
— Очень рад вас видеть, — сказал он после общего поклона Зое Андреевне. — Весь хутор говорит о вашем приезде. Оставайтесь здесь, а?
Вошедший за ним Венька поддержал его:
— Оставайтесь, Зоя Андреевна, мы вас почетной гражданкой выберем.
— За стол, за стол! — выскочила Алена. — Стоят столбами, а тут гуляй в одиночестве.
— Успеем, мама, — сказал Венька, — праздник впереди. Мы по делу сейчас заскочили.
— Вечное у тебя дело, будто мы бездельники.
— Серьезное дело, — сказал Каштанов. — Мы должны торжественно передать ваш колхоз новому председателю.
— По рюмочке, — попросила Евдокия Михайловна. — Со встречей.
— Ну если со встречей…
Мужчины выпили и вышли во двор покурить, в ожидании, пока соберутся женщины.
На улице падал снег.
V
Прошел всего час времени, может, немного больше часа, а хутор совсем обновился, посветлел, будто принарядился к празднику. Улицы, крыши домов, сады, большое зеркало застывшего пруда у животноводческой фермы — все стало белым, а снег падал и падал густыми пушистыми хлопьями и уже заметно хрустел, уплотняясь под ногой, и пахло по-зимнему, и по-зимнему четко отпечатывались следы людей, идущих в зимней обуви.
— Будто специально к вашему приезду, — сказал Каштанов.
Он шел под руку с Зоей Андреевной, а по бокам их сопровождали хозяева — Евдокия Михайловна и Венька. Впрочем, Вениамин Петрович, его все так называли.
— Теперь зима не страшит, — сказала Евдокия Михайловна. — А вот первые-то годы, помнишь, Зоя, одна солома. На корм — солома, на крышу — солома, спать — на соломе, топить — соломой, строить — опять солома. Вон сколько понаставили, больше двухсот домов. Солому с глиной перемесим, саман сделаем и строим дома.
— Весь хутор заново, — сказала Зоя Андреевна. — Тут одни печные трубы стояли.
— А с лесом ты помогла, без тебя мы ни за что бы не построили.
— Ну зачем так, другие строились же.
— А что другие-то! И другие так — разве мало могил на нашей земле.
Зоя Андреевна вспомнила, как доставала лес, обивая пороги столичных учреждений, и промолчала. Не совсем так, разумеется, было, как считает Евдокия Михайловна, но среди просителей она не встречала тогда ни одного человека, кто хлопотал бы лично для себя: колхоз, совхоз, шахта, фабрика. Правда, использовали просители и личные связи, знакомства, может, «подмазывали», но не для своей выгоды. И когда в приемной Верховного Совета ее спросили, почему она хлопочет о далеком хуторе, она просто ответила, что там погиб ее муж. Он освободил хутор, а хутора, по существу, нет, дети умирают в землянках от голода и холода.
— А первую уборку после войны помнишь, Зоя Андреевна?
— Еще бы, меня тогда чуть с работы не выгнали.
Под предлогом экскурсии она увезла тогда весь девятый «А», где была классным руководителем, и полтора месяца они работали от зари до зари — сначала на сенокосе, потом на уборке хлеба. Родители готовы были ее растерзать, когда она возвратилась с ребятами в Люберцы. Правда, потом многие смирились, потому что Зоя Андреевна устояла и на следующее лето уже открыто уехала с классом в свой хутор. Лет семь или восемь подряд она ездила.
— И косилки она нам доставала, и сеялки, и грузовики, ремонтировались без очереди. Да еще как — уйдут с лысой резиной, а приходят с рубчиками! Не бесплатно, конечно, да не в оплате дело.
Ну, это было позже и легче. В Люберцах есть завод сельхозмашин и авторемонтный завод, а ее тогда уже выбрали депутатом. Поглядели на ее многолетние хлопоты и выдвинули: все равно ведь бегает, пусть уж законно, как депутат, может, от ее активности и люберецким жителям будет теплей.
— Да, не везде у нас пока гладко, — сказал Каштанов. — И доставать приходится, и проталкивать. — И засмеялся: — Вы, Зоя Андреевна, от колхоза пенсию требуйте, заслужили.
— А что, — сказала она, — и потребую. Почетным гражданством не отделаются.
Осмотрев мастерские и похваставшись порядком, в какой приведена техника после недавно законченных полевых работ, хозяева повели гостей на ферму. Зоя Андреевна не могла не удивляться, как растет хозяйство и каким оно стало большим, — ведь почти с нуля начинали бабы, почти с нуля.
— Мы как куры: гребли, гребли под себя и вот нагребли колхоз, — польщенная похвалой, отвечала Евдокия Михайловна.
Каштанов поддакивал и кидал многозначительные взгляды на молодого председателя: гляди, мол, Вениамин Петрович, от тебя зависит теперь, каким станет колхоз в будущем, — приумножишь ты коллективное богатство или растеряешь.
На ферме главной достопримечательностью была кормокухня. Варочный агрегат для приготовления комбикормов сделали механизаторы по самодельным чертежам, которые привез Венька. В пригородном совхозе он увидел отличный кормоцех и с помощью механика сделал чертежи. После поездки в хутор выяснилось, что для постройки подобной кормокухни нужны варочные котлы. Промышленность таких не выпускала, в совхозе тоже использовали емкости с других производств. Венька съездил на силикатный завод и выпросил там отслуживший срок автоклав — им сейчас и гордилась Евдокия Михайловна.
— А подвесные дороги я огоревала сама, — говорила Евдокия Михайловна. — В других колхозах они лет десять как появились, а у нас давно, с сорок восьмого года.
Она хотела показать еще силосную башню и овощехранилище, но Зоя Андреевна озябла и запросилась домой.
— Не домой, а в клуб, — сказал Каштанов. — Посмотрим, как отблагодарит новый председатель за такое хозяйство.
Уже смеркалось, на столбах хуторских улиц и в домах вспыхнули разом яркие огни — заработала электростанция.
— Ну что ж, пошли. И они пошли в клуб.
VI
Ночь была светлой, лунной, но луна вдруг сорвалась с неба, покатилась и пропала, а небо стало пустым и серым.
Зоя Андреевна проснулась, чувствуя головную боль, за окном чуть брезжил рассвет, и спала она… сколько же она спала?
«Бабы! — звенел в голове хмельной голос Евдокии Михайловны. — Она зонтик мне подарила, зонтик! Теперь вы меня не удержите!» А прямо в глазах плясала румяная и нарядная Алена:
Я иду, они пасутся,Лейтенанты на лугу,Тут уж я уж растерялась,Я уж, я уж не могу!
Вероятно, это конец праздника, а начало было несколько чопорным, официальным и хорошо запомнилось. Каштанов сказал короткую праздничную речь, потом выступила Евдокия Михайловна и все время говорила, обращаясь к ней, а колхозники, особенно пожилые женщины, часто прерывали речь аплодисментами. Венька, то есть Вениамин Петрович, выступил вслед за Евдокией Михайловной и от имени колхозников заверил, что они постараются работать так, чтобы прийти к коммунизму досрочно. Он провозгласил первый тост, и ему весело захлопали, а потом все встали, и над столами вспыхнул искристый хрустальный звон рюмок и бокалов.
