— Пойдем отсюда, укроемся в храме Асторет, она защитит нас, — предложил я. — Туда господин чумы не сунется.
Мы поспешили под защиту Асторет и ждали событий чуть ли не до полудня, пока жрецы не спросили нас, чего мы тут торчим, не принося жертв. Мы рассказали им про руку.
— А не надо покупать для изваяний сомнительный камень, — смеясь, ответили жрецы. — Их предупреждали, что камень, выбранный для большого изваяния, может быть с трещиной, и хитрые камнерезы, обнаружив ее, постараются скрыть это дело. Так что убирайтесь отсюда и перестаньте нести чушь про бога чумы. Чего доброго, накликаете…
Мы вернулись в храм Мардука, но Бель-Иллиля там уже не было, и куда он подевался никто не знал.
— Если не отдадим таблички, то лучше не возвращаться, — напомнил Абдад. И мы стали слоняться вокруг храма славного Мардука, время от времени останавливая служителей и младших жрецов, пока нам не пригрозили, что позовут стражу.
Скажу сразу — этого вихлявого Бель-Иллиля мы изловили только на следующий день. И тогда же выяснилось, что мы помяли табличку. Он с большим трудом разобрал знаки и велел нам приходить вечером. Мы пришли, но его опять не было в храме. И вторую ночь мы провели на улице, точнее — на рынке, где ночуют деревенские жители, что привезли на продажу свой товар.
Там зашел разговор о наказаниях, которые бывают за разные проступки. Мы узнали, что если муж, имея больную бездетную жену, купит для рождения наследника рабыню, а та родит дитя, то продавать ее уже нельзя, и она почти равна свободной. Но если она станет превозноситься перед госпожой, то закон велит заклеймить ее и снова обратить в рабство. И возник спор — как быть, если больная бездетная жена умрет, получается ли, что наглая рабыня вновь обретает свободу как родившая наследников хозяину, и как с ней быть, если он уже успел ее продать. И другие запутанные случаи обсуждали мы, сидя у маленького костра, пока я не спросил, что будет простому парню за убийство жреца, если жрец сам в этом виноват. Тут беседа как-то быстро кончилась.
Утром мы подстерегли Бель-Иллиля у храма, и он стал кричать:
— Нет, нет, нет! Скажите ему одно слово — нет! Я ничего делать не стану! Он выжил из ума на старости лет. Запомните это слово — нет!
Прибежали другие жрецы и какие-то люди с палками. За нами погнались, но мы убежали и спрятались в храме Асторет — том самом, где Гамид повстречал Таш.
— Как бы хозяин за такой ответ не уложил нас на пол и не позвал человека с бичом, — сказал Абдад. — Хотел бы я знать, что он выдавил на той табличке. Вдруг там написано о деньгах, и он обвинит нас в том, что мы присвоили деньги?
Я перепугался — ведь если такой господин, как наш хозяин, толкует о деньгах со жрецом храма Мардука, то речь там не о «кувшинах»! И страх мне кое-что подсказал.
— А почему бы нам это не узнать? — спросил я.
— А как?
— Я сохранил табличку на всякий случай и поместил ее знаками к дощечке, которую подобрал на рынке. Мы можем дать «кувшин» кому-то из жрецов Асторет, и нам прочитают табличку. Может быть, тогда мы сообразим, что сказать хозяину, и он не будет нас ругать.
Абдад, как старший, взял из моих рук табличку и пошел по храму, высматривая жреца помоложе и с не слишком сытым лицом. Наконец такой нашелся — стройный и красивый, как девица.
— Господин, наше спасение в твоих руках, — сказал Абдад, щегольнув вежливостью на городской лад. — Наш господин прислал нам табличку с приказанием, которое нужно исполнить срочно, — видишь, он даже не успел ее обжечь. Но человек, который обычно читает нам его таблички, ушел из дома, и мы не знаем, где он. Мы заплатим тебе, только помоги нам.
Я порадовался тому, какое складное вранье получилось у Абдада.
— Хорошо, — сказал жрец и прочитал вслух: — «К стопам припадаю…»
Я почувствовал, что краснею. Жрец посмотрел на меня, на Абдада и дочитал до конца:
— «Предоставь жилище в отдаленных храмовых домах троим людям. Пусть это останется тайной. Я тебе заплачу».
— Это неправильная табличка, — догадался сказать Абдад. — Наверно, господин одновременно посылал две, и слуги их перепутали.
— Что же у вас за господин такой, посылающий сразу две необожженные таблички? — спросил жрец и очень внимательно оглядел нас.
— Он живет в поместье за рекой, — быстро ответил Абдад, потянул меня за руку, мы отступили на три шага, потом разом повернулись и побежали. Табличка же осталась у жреца.
— Не вышло бы беды, — сказал я, когда мы остановились.
— Там не сказано, к чьим стопам припадает хозяин. И его имени тоже нет.
— Почему же мы убежали?
— Дурень ты деревенский! Ты разве не заметил, как он глядел на наши пропуска? Мы же не догадались спрятать их под туники. Он мог сообразить, что мы из башни — из Нашей Башни, из Другой Башни или из какой-нибудь еще! Говорят, на том берегу видели Двойную Башню.
— Как это — двойная?
— Понятия не имею!
Мы еще раз обсудили это дело и решили, что раз речь не о деньгах — нам ничто не угрожает. Весь день мы развлекались в городе, даже купили подарки Арбуку, Бубуку и женщине Фош, перед наступлением темноты вышли из ворот и довольно скоро оказались в Другой Башне.
Выслушав наш отчет, хозяин помрачнел.
— Что же делать? — спросил он. — Я, умный человек, не знаю что делать, так, может, вы, простофили, знаете?
Потом он закричал на нас — мы провели в городе лишний день, и он не мог подняться на верхние ярусы, чтобы следить за строительством, там были его ученики и помощники, но они все лентяи и дармоеды! Наутро мы впряглись в носилки и взялись за работу.
А вечером меня отыскал Гугуд.
— Меня послали к тебе за деньгами, — сказал он. — Дай сколько можешь.
— А что стряслось?
Он промолчал.
— Говори уж! — прикрикнул я, потому что он был моим младшим.
— У тебя поесть ничего не найдется? — спросил он.
Женщина Фош была довольна — мы принесли ей благовония в маленьком пузырьке, и я выпросил у нее сухих лепешек. Гугуд съел их, даже не запивая водой.
— У нас совсем плохо, — признался он. — Нам нечего есть.
— Как? — спросил я. — Как это может быть? Кто виноват?
— Не знаю. Как-то само получилось.
Я тащил из него каждое слово, как сорняк с длинным корнем из грядки, и понял наконец глубину нашего несчастья.
Гамид пошел к Зубастому и сказал, что с утренней и вечерней кашей — сплошной обман, так пусть Зубастый дает ее цену деньгами, а мы будем варить сами. К его удивлению, Зубастый не спорил, согласился сразу и даже обещал с завтрашнего дня прибавлять цену каши к дневному заработку. Гамид прибежал к нашим довольный, и все хвалили его за то, что он сумел настоять на своем. Он чувствовал, что в этом деле есть какой-то подвох, но еще не сознавал всего коварства Зубастого.
Весь вечер парни праздновали победу над обманом. А наутро они пошли в харчевню, и им там сказали, что кормить не велено. Обижаться на Зубастого они не могли — он всё сделал по уговору. Поэтому они побежали искать разносчика лепешек. А что такое лепешки по сравнению с жирной кашей? И сколько их нужно съесть, чтобы набить живот? Много!
Нужно было за день что-то придумать насчет каши. Они решили, что варить будут по очереди, и тут поняли, что варить-то не в чем. Нужен большой котел, а где его взять? И нужен мешок ячменной крупы, который тоже денег стоит.
Они бы нашли и котел, и мешок, и соль, и приправы, и горшок с гусиным жиром, но в то время, когда открыты лавки, им нужно гонять тачки, а когда хозяин отпускает, уже ни одного торговца не найдешь.
К счастью, они догадались добежать до Реш, и она поздно вечером тайно вынесла им остатки каши — полторы миски на пятерых. И сказала, что они могут прийти к ней на пятый ярус ранним утром — там кормят парней, гоняющих тачки с третьего на шестой ярус, но только каша будет стоить дороже, чем в харчевне Зубастого. Кроме того, она объяснила, где купить котел и дала на время три миски.
Днем Гамид с Гугудом побежали за котлом. Торговец сказал, что у него на продажу либо маленькие котелки, либо двухведерный. Пришлось брать двухведерный за немыслимую цену в три «раба». Два «раба» стоил большой мешок крупы. А еще нужно было устроить место для очага, раздобыть дрова, купить горшки с жиром и уговориться, в каком порядке поочередно варить кашу.
Тут лишь парни узнали, сколько времени эта самая каша в большом котле варится…
Не сумев наладить хозяйство, они опять пошли утром к Реш. Она им всё растолковала, и до них дошло, что сделана большая глупость. Но признаться в том, что это их собственная глупость, они не хотели, и поэтому решили, что их опять обманул Зубастый: он не должен был соглашаться!
— А с чего всё началось, ты не знаешь? — спросил Гугуд.
Я знал. Началось с того подлеца, которого мы поймали в будке. Это он наплел про кашу! Это он сбил всех с толку!
