Возможно, я стал свидетелем самой длинной речи, на какую способен Фил. И прозвучала она как-то слишком отрешенно, чтобы ее можно было назвать гневной тирадой. Я посмотрел Филу в глаза:
— Ну и когда же, по их словам, теперь запись?
— Обещали, что завтра, — усмехнулся тот.
— Да пошли они!
— Знаешь, — произнес Фил, тоже откидываясь на спинку, потягиваясь и зевая, — виной всему, оказывается, нынешний неудачный год, если верить словам Мозеле, моего нового закадычного дружка из «Уинсом продакшнз». Они, видишь ли, меняют сейчас весь формат вещания после событий одиннадцатого сентября, — Тут мой режиссер почесал в затылке. — Повезло, ничего не скажешь. Прекрасное появилось объяснение, подходит для всего, что угодно.
— Да уж, — согласился я; затем поиграл с тостиком и еще раз помешал в чашке давно растворившийся сахар.
С одной стороны, я испытывал глубокое облегчение. Потрясающая идея — что я сотворю, если они сведут меня в телестудии с парнем, отрицающим холокост, — одновременно и увлекала и пугала меня, причем одинаково сильно. Во всяком случае, теперь передо мной не стояла дилемма: либо ввязаться во все это, а там будь что будет, либо как-нибудь увильнуть и не ввязываться, а затем всю жизнь клясть себя за то, что оказался дешевым краснобаем и лицемерным дельцом, у которого в ответственный момент жила оказалась тонка.
Как раз тем самым дешевым краснобаем (и т. д. и т. п.), который ошутил бы именно такое облегчение, какое, по правде сказать, почувствовал теперь я, когда понял, что выбора мне делать уже не придется, во всяком случае не в ближайшее время, а поскольку я знал кое-что о телевизионной кухне, то мог предположить, что для ожидания мне может не хватить всей моей жизни.
Я отшвырнул чайную ложечку и встал из-за стола.
— Ладно, пошли займемся нашей гребаной передачей.
Фил взглянул на часы:
— Не выйдет. До половины студию занимает Джуди.
Я тяжело опустился на стул.
— Бля! — произнес я как можно более выразительно, сложил на столе руки и опустил на них голову, — Бля-бля-бля-бля-бля…
Глава 5
Наш девиз
— А кстати, может, для этих «евроскептиков» лучше подходит слово «еврофобы»?
Мы с Филом закатили глаза. Я наклонился поближе к микрофону. Когда кто-то хочет сказать что-нибудь в микрофон тихим голосом, у него это движение получается машинально, и я тут не являюсь исключением. А сейчас мне требовалось создать впечатление доверительной, интимной беседы, словно я говорю только с моим собеседником и больше ни с кем.
— Вообще-то, Стив, мы уже обсуждали данную тему два года назад в одной нашей вечерней передаче, а потом, если ты помнишь, мы стали выходить в эфир днем и целую неделю повторяли те вечерние выпуски, которые получились у нас особенно удачными, а поскольку она вошла в их число, то ее можно было прослушать даже несколько раз. Так что, мне сдается, ты новичок на нашей волне, Стив.
— Ахда. Конечно. Извиняюсь. Я это… — Его заело, — Вот и прекрасно, — Ему наконец удалось закончить, — Продолжайте в том же духе.
— Собственно, таков мой личный девиз, Стив, — проговорил я с улыбкой и опять откинулся на спинку кресла, — Спасибо за звонок.
Теперь следовало предоставить слою другому позвонившему, о котором на моем мониторе сообщалось, что его зовут мистер Уиллис и что он из Барнета. Тема звонка: «Ерпа & фу-ты» (Кайла, может, и не ас по ассистентским меркам, но ее опечатки смахивают скорее на результаты ковровой бомбардировки, чем прицельного бомбометания).
Мистер Уиллис… Имя не указано… Опытному ведущему это многое может сказать еще до того, как он поздоровается с позвонившим.
— Мистер Уиллис, — начал я ледяным тоном, — мистер Нотт на проводе. Каковы, сэр, ваши соображения?
— Ну, просто хотелось узнать, отчего такой, казалось бы, умный человек, как вы, спешит расстаться с английскими фунтами и связать нашу судьбу с валютой, которая столь сильно упала в цене с тех пор, как ее ввели?
— Я отнюдь не спешу, мистер Уиллис. Просто, как и большинство британцев, я полагаю, что рано или поздно с фунтами все равно придется расстаться, так что вопрос лишь в том, как и когда это лучше всего сделать, но сам я вовсе не претендую на знание ответа. Моя позиция состоит в том, что данная проблема относится к сфере экономики и политики, а не возвышенных чувств, потому что фунт стерлингов — это не больше чем деньги, точно так же, как любая другая валюта. Если в Германии сочли возможным отказаться от немецкой марки, то и нам по силам отказаться от пользования клочками бумаги с монаршей головой на них.
— Но следует ли так поступать, мистер Нотт? Большинство из нас верит в значимость фунта. Мы любим наш фунт.
— Послушайте, мистер Уиллис, фунта, о котором вы говорите, давно уже нет… Наш фунт покинул нас тридцать лет назад. Я даже могу припомнить те времена: в ту пору фунт — настоящий фунт! — состоял из двухсот сорока пенсов; треть фунта составляли шесть шиллингов, восемь пенсов…
— Да, но…
—.. а кроме того, имелись шестипенсовики, монеты достоинством в один шиллинг, флорины, полукроны, полупенсы, десятки, а…
— Да, знаю…
— …а для любителей скачек еще и гинеи. И все вышеперечисленное исчезло в шестидесятые годы; ют тогда-то и наступил конец фунту стерлингов. А та валюта, которая у нас есть сейчас, скорее напоминает британский доллар, так что зачем теперь-то такой надрыв?
— Нельзя называть надрывом желание сохранить важную часть нашей британской культуры, нашу гордость. Состоя членом организации…
Я бросил выразительный взгляд на Фила, сидящего по другую сторону стола, и развел руками. Тот ответил мне знаком «секир-башка». Я кивнул.
— Мистер Уиллис, — произнес я, временно убрав голос позвонившего, — могу подсказать вам, как действовать: атакуйте евро посредством процентной ставки. Правда, единая процентная ставка даже в Британии выглядит странно, не говоря уж о всех двадцати пяти странах нового, расширенного ЕЭС, — если не обеспечить абсурдного уровня мобильности рабочей силы или не создать непомерно раздутый централизованный региональный компенсационный фонд.
— …послушайте, мы не за тем воевали во Вторую мировую и победили, чтобы…
— Было очень интересно беседовать с вами, мистер Уиллис, всего вам доброго, — Я снова взглянул на Фила и совсем отключил мистера Уиллиса. — К нам что, попадают звонки, адресованные в раздел «Письма читателей» газеты «Дейли мейл»?
— Думаю, Кен, можно только приветствовать, что нам звонят люди разных возрастов и взглядов, представляющие самые различные культуры, — проговорил Фил, наклоняясь к своему микрофону.
— Дорогие радиослушатели, это Фил Эшби, Голос Разума, поющий всегда в унисон с заповедями Нашего Девиза.
— Собственной персоной. Всем привет, — откликнулся Фил, говоря прямо в микрофон, — От кого поступил следующий звонок?
— От еще одного Стива, на сей раз из Стретама.
Мой монитор показывал, что новый гость хочет поговорить на тему «Шотландц && Евпа & С».
— Стиву из Стретама привет!
— Как делишки, Кен, браток?! — проревел чей-то хриплый голос на «блэк-инглиш».
Я посмотрел на Фила и, наморщив нос, сдвинул брови.
— Стив, не нужно так мучить микрофон на мобильнике. Уверен, если ты его незамедлительно вернешь законному владельцу, может, тебя и не упрячут в каталажку.
— Че?.. А!!! Ха-ха-ха! Нет, братишка, он мой!
— Браво! Молодец! А теперь раскалывайся, в чем соль.
— Че?
— Ну, что ты нам хочешь сказать, Стив.
— Ага, я не хочу быть европейцем!
— Да ну? Ладно! Тогда скажи, к берегам какого континента прикажешь отбуксировать Британские острова?
— Не, ты знаешь, о чем я.
— Действительно знаю. Ну так голосуй против этого всякий раз, когда подвернется возможность.
— Так оно ить так и так будет, да?
— Боюсь, так и есть. Это называется демократией, — Я нажал соответствующую кнопку на клавиатуре, и раздался гулкий смех.
— Так ить во всем виноваты шотландцы, ясно?
— Ах, вот оно как, — протянул я. — А что, Стив, у тебя есть какие-то конкретные доводы или так, вообще, просто некое предубеждение относительно сынов древней Каледонии?
— Ну да, в правительстве же одни шотландцы, так ить? Лейбористская партия? И тут сплошь каледонцы. Скажешь, нет?
— Да, Стив, их действительно много на ключевых постах. Даже сам дорогой председатель, осторожный, предусмотрительный канцлер казначейства, и тот родом из Шотландии[63].
— И даже хуже того: он из графства Файф, — встрял в нашу беседу Фил.
— Нет, Фил, ты уж меня прости, — возразил я.
— За что? — поинтересовался тот.
— Да, — подхватил Стив, — Как раз это…
— Постой, Стивви, дружок, — перебил я его, — погоди пару секунд, не отключайся, мне надо уладить кое-что с моим режиссером Филом. О’кей?
