Лоример машинально протянул руку, которую та, после удивленной паузы, все-таки слегка пожала.
— Лоример Блэк, — произнес он. — Привет.
— А я Поттс, — ответила она. — Ты не любишь крокет? От Оливера никакого толка, совсем играть не умеет.
— А вот этот неуклюжий кретин — Оливер Ролло, — сказал Торквил, когда молодой человек в розовых штанах вернулся с найденным мячиком. — Лоример Блэк. Лоример учился в Гленалмонде вместе с Хью Абердином.
— Как там старина Хью? — спросил Оливер Ролло. Это был высокий, длиннорукий и довольно упитанный мужчина с румянцем на щеках, раскрасневшийся от короткой пробежки с нижней террасы. У него была крупная подвижная челюсть, густые и жесткие темные волосы; ширинка на розовых вельветовых штанах была расстегнута.
— Понятия не имею, — ответил Лоример. — Торквил с чего-то взял, что я с ним знаком.
— Ладно, мудозвон, твоя взяла! — сказал Оливер, и Лоример сразу сообразил, что тот обращается к Торквилу. Оливер бросил мяч на землю и замахнулся молотком.
— Раз уж ты решил помочиться у меня в саду, то сделай милость, по крайней мере, не выставляйся тут перед всеми! — попросил Торквил, указывая на ширинку Оливера. — Извращенец несчастный. Как ты только его терпишь, Поттс?
— Потому что он славный мальчуган, — проговорила Поттс голосом старой карги-кокни.
— Потому что у меня член — десять дюймов, — добавил Оливер.
— Размечтался, дорогуша, — презрительно отрезала Поттс, и они обменялись враждебными взглядами.
Из высокого «французского» двустворчатого окна, выходившего на лужайку для крокета, выскочила веселая женщина не первой молодости. Под ярким балахонистым свитером, украшенным синими звездами, угадывалась большая бесформенная грудь; сухие светлые волосы были перехвачены лентой. Щеки у нее шелушились и были покрыты чем-то вроде легкой экземы, а в уголке рта подсыхала язвочка от лихорадки. Зато улыбка у нее была теплая и искренняя.
— Вы, наверное, Лоример Блэк, — сказала она, крепко пожимая ему руку. — Я — Дженнифер… Бинни.
Сзади раздались вопли разочарования: Торквил упустил легкий удар.
— Твою-мать-твою-мать-твою-мать!
— Мальчики, — призвала к порядку Дженнифер-Бинни. — Не забывайте про соседей, ладно? А то распустили языки. — Она снова повернулась к Лоримеру. — Только что звонила ваша девушка со станции. Хотите, я за ней заеду?
— Простите… Кто звонил?
Прежде чем Лоример успел еще что-нибудь спросить, Торквил подлетел к нему и вцепился в плечо.
— Мы ее заберем, — быстро сказал он. — Пошли, Лоример.
Они сели в машину Торквила и поехали к Хай-Барнету. Торквил начал извиняться. Какой-то он возбужденный, отметил Лоример, суетливый и взвинченный, весь на взводе.
— Наверно, мне надо было раньше тебя предупредить, — неубедительно оправдывался тот. — Я просто не успел тебе ничего сказать. Подумал, мы как-нибудь всё уладим. Я сказал Бинни, что вы совсем недавно вместе. — Тут он сально ухмыльнулся. — Не беспокойся, вам не придется спать вместе.
— А можно узнать — кто же эта «моя» девушка сегодня?
— Ирина. Та русская. Помнишь?
— А, грустная. — Лоример нахмурился.
— Я же не мог ее одну пригласить, правда? Что бы Бинни подумала? — Он похлопал Лоримера по коленке. — Не расстраивайся. Мне лишь вчера эта идея в голову пришла. Только не подумай, что я тебя специально «для прикрытия» позвал.
— Да нет. — Лоример как раз ни в чем не был уверен. Зато теперь ему стала понятна причина неестественного веселья Торквила.
— Понимаешь, она мне показалась немножко одинокой. Друзей у нее здесь нет. Я и подумал — может, это ее развеселит. Но для Бинни мне, конечно же, пришлось подыскать более убедительную причину.
— Конечно.
— Да, и мне нужно еще извиниться за этот черный галстук к обеду. Одна из заморочек Бинни.
— Да ничего страшного.
— И за дом тоже прошу прощения — раз уж я настроен каяться.
— А что с домом?
— Понимаешь, его оставил Бинни один из ее дядюшек — какой-то дальний, не родной дядя. — Он вдруг замолчал и поглядел на Лоримера с выражением, близким к оторопи. — Ты что, в самом деле решил, что я нарочно поселился в Барнете? Как только рынок придет в себя, я немедленно избавлюсь от этого дома.
Он притормозил у станции метро «Хай-Барнет», и они увидели Ирину, в одиночестве ожидавшую их на автобусной остановке. На ней было шерстяное пальто, а за спиной — красный нейлоновый рюкзачок. Лоример, оставшись в машине, наблюдал, как Торквил пошел к ней навстречу, поцеловал в обе щеки, а потом несколько минут что-то ей втолковывал. Ирина слушала его инструкции и молча кивала, потом он повел ее к машине.
— Ты ведь помнишь Лоримера? — спросил Торквил, довольно улыбаясь.
Ирина забралась на заднее сиденье и встревоженно проговорила:
— Кажется, вы были в ресторане.
— Да, — ответил Лоример, — это я. Приятно снова увидеться.
* * *
Лоример пристегнул кожаную сумочку-спорран, поместив ее у себя над пахом, и посмотрелся в большое зеркало. Он порадовался, что спустя столько лет снова надел килт, и, как всегда, удивился, как его переменил этот наряд: он сам себя едва узнавал. Распрямил плечи, рассматривая собственное отражение: короткая черная куртка с серебряными пуговицами, темно-зеленая клетка тартана («охотник Стюарт» — в пункте проката одежды не оказалось шотландки в черную клетку), белые носки до колен с перекрестной шнуровкой подвязок над лодыжками. В его глазах, этот образ был максимально близок к платоновской идее «Лоримера Блэка»; именно такой совершенной метаморфозы он в глубине души всегда желал. Удовольствие от созерцания своей внешности вмиг рассеяло угнетенное состояние духа, в которое его повергало ожидание предстоящего вечера.
Ему отвели для ночлега комнату в конце длинного Г-образного коридора на третьем этаже дома, под карнизом крыши, — большую мансардную комнату с двумя слуховыми окнами и явно бутафорскими балочными перекрытиями, которые несли потолок, но предназначались в первую очередь для того, чтобы производить впечатление старины. Торквил, когда показывал Лоримеру эту комнату, уже извинялся и за эти балки, и за имитацию фахверка снаружи, и за медные канделябры в коридорах, и за ванную цвета сливы, и за биде в ванной. Он продолжал во всем винить отвратительный вкус дальнего родственника Бинни («Нувориш — полжизни в Родезии прожил»), слагая с себя всякую ответственность за облик своего же дома. Лоример отступил от зеркала и резко повернулся на каблуках, с восхищением глядя, как разлетаются и кружатся при движении складки килта.
Он вышел в коридор и увидел в дальнем конце Торквила; тот был без пиджака и держал за руку одетого в пижаму маленького светловолосого мальчугана лет семи.
— Это Лоример, — сказал Торквил. — Поздоровайся с Лоримером, он будет спать в соседней комнате.
Мальчик во все глаза смотрел на каледонское великолепие Лоримера.
— Здравствуй, — сказал Лоример. — А я знаю, кто ты: ты — Шолто.
— Шолто знаменит тем, что писает в постель, — добавил его отец, после чего Шолто немедленно расплакался.
— Так нечестно, папа, — донеслось до Лоримера, пока Торквил заталкивал сына в спальню. — Я же не нарочно, папочка.
— Ну хватит, не хнычь. Шуток не понимаешь! Господи боже мой.
Внизу, в гостиной, были опущены шторы, зажжены свечи и горел огонь в камине — настоящий огонь, отметил Лоример. Вокруг очага собрались Бинни, Поттс, Оливер и еще одна пара, которую ему сразу же представили: Нейл и Лайза Посон — директор местной школы и его жена. Курили все, кроме Нейла Посона.
— Мне нравится, когда мужчина носит килт, — произнесла с напускным куражом Лайза Посон, как только Лоример вошел. Это была худощавая женщина в очках, с длинной, странно вытянутой шеей; она заметно волновалась, — на виске часто пульсировала голубая жилка. На ней было платье с изящным цветочным узором, а ворот и края рукавов украшали ручной работы нарядные кружева.
— Чтобы носить килт, нужно иметь правильную жопу, — заметил Оливер Ролло, бросая окурок в очаг. — Это очень важно.
Лоример готов был поклясться, что при слове «жопа» почувствовал, как по ягодицам у него пробежал внезапный холодок.
— Глядите-ка, да он настоящий шотландец, — сказала Поттс, подойдя к нему сзади и высоко задрав складчатый подол его килта. — На нем же нет трусов!
Улыбка так и замерла на лице Лоримера, будто приклеенная; его мучительное смущение потонуло в последовавшем взрыве общего нервного смеха и шумных веселых упреков в адрес неугомонной Поттс и ее знаменитых хулиганских выходок. Рука Лоримера еще слегка дрожала, когда он наливал себе огромную порцию водки у столика с выпивкой, наполовину скрытый детским роялем, уставленным фотографиями в рамках.
