Богдан повертел в руках трубку, но раскуривать ее еще раз не стал:
– Не знаю, не знаю… можно так себе на голову большие беды накликать. С другой стороны, чем больше среди поляков усобиц, тем лучше нам.
– Может, еще среди обозников пустить слухи, что отринувшие святую католическую мать-церковь кальвинисты и ариане предают Польшу в своих интересах? А схизматики, мол, пришли в королевскую армию, чтоб вредить ей? Там ведь немало некатоликов. Если привести в пример Луцк, мол, крепость из крепостей, а без боя сдана схизматикам.
– Жидов обвинить не удобнее будет?
– А смысл? Их в войске немного. Да и после двух-трех показательных вырезаний упрямых города нам будут сдаваться без боя. А жиды нам в другом месте пригодиться могут…
Накануне (совсем не по Тургеневу)Люблинское воеводство Речи Посполитой, июль 1639 года от Р. Х.
Место будущего сражения выбрали поляки. Широкий, гладкий, без ям и рытвин луг на левом берегу Вислы. При этом учитывалось множество факторов. Поле было ровным, ведь кавалерии, главной ударной силе армии Речи Посполитой, колдобины и буераки противопоказаны. Оно было достаточно, но не излишне широким. Приходилось считаться с тем, что собственное войско очень велико, для разворачивания его необходимо пространство, но у противника-то воинов еще больше. Возможность охвата врагом ограничивали с одной стороны густой лес, а с другой – ручей, бежавший по неглубокому, однако непроходимому для конников оврагу. В тылу построенного поляками укрепленного лагеря несла свои воды Висла, снабжая водой и обеспечивая безопасность от глубокого обхода. А вот огромному, с сотнями тысяч коней вражескому войску воды ручья не могло хватить никак. Его даже не стали заваливать трупами скотины.
Выбор получился символическим. В прошлом году кварцяное войско Речи Посполитой потерпело сокрушительное поражение от восставших против своего государя казаков на берегу русской реки – Днепра. В этом поляки собирались взять не менее убедительный реванш на берегах великой польской реки – Вислы.
Правда, символизм получился, откровенно говоря, натужный. Широко известные первоначальные планы предусматривали разгром врага на его территории, в степи. Но шляхетские вольности… благородные люди считали, что имеют право явиться на войну тогда, когда сами захотят. А что король вопиет и призывает, так он всего лишь первый среди равных.
Владиславу оставалось про себя радоваться тому, что враги не воспользовались неготовностью поляков и не явились под стены Варшавы еще в апреле. Пусть задержку оплачивали свободой, имуществом, а то и жизнями сторонники законной власти в русских воеводствах, зато польская шляхта получила дополнительный шанс исполнить свой долг.
«Пся крев! Не очень-то они спешат на защиту Ойчизны. У меня уже с закупкой продовольствия для коронного войска трудности возникли, уж очень вздорожало оно. Если бы не срочные займы у жидов Варшавы и Кракова, уже две недели кормить наемников нечем было бы. Правда, проценты заломили за кредиты немилосердные, жиды, они и есть – жиды. Проклятое племя. Но полезное, ободрали как липку, однако выручили. Дева Мария, почему же цвет этой земли, благородное сословие, относится к Польше хуже, чем инородцы-ростовщики?!»
Осознав, что дальнейшая затяжка с походом ему не по карману, король посоветовался с гетманами, и они решили, что больше ждать не стоит. Войско медленно потащилось навстречу своей судьбе. Потащилось потому, что передвижение воловьих упряжек, в обозе многочисленных, назвать по-иному сложно. К тому же возы и телеги регулярно ломались, стопоря при этом движение большого числа других транспортных средств. С каким бы удовольствием Владислав сократил обоз раз в пять! Или даже в десять… но об этом оставалось только мечтать. Причем не вслух, а про себя. Шляхтичи, не говоря уже о магнатах, подобные мечты вполне могли встретить в сабли. И не иносказательные, а самые что ни на есть натуральные, многие из них – король об этом знал – уже искали повод для рокоша. То, что на Ойчизну надвигалась огромная вражеская армия, их не смущало ни в малейшей степени.
– Казаки? Дикари? Ну и что ж? Они никак не могут отменить моих неотъемлемых прав на рокош! – так или похоже ответили бы паны, как отвечали они в нашей истории, поднимая бунты во время вражеских вторжений в страну.
Владислав имел сведения о настроениях немалой части благородного сословия и прилагал титанические усилия по предотвращению рокоша. Пока только благодаря поддержке клира католической церкви ему это удавалось.
Срочно переиграв планы, решили строить укрепленный лагерь южнее Люблина. После неожиданного падения Луцка вторжение в русские земли до разгрома казацко-дикарской орды выглядело слишком рискованным. Оставлять за спиной такую крепость уж очень неразумно. А рисковать король не любил.
Конечно, орда, именно так было принято называть нынешнего противника в Польше, могла двинуться куда-то в другое место, но тогда она подставилась бы под удары с тыла прекрасной кавалерии, ни о каком свободном грабеже при этом и речи быть не могло. После короткого обсуждения в штабе Владислава решили, что враги не посмеют игнорировать польскую армию. И оказались правы.
После получения известия о пересечении войском Хмельницкого границы Люблинского воеводства пришлось снова созывать расширенный военный совет. Единолично приказать двинуть армию на врага или спокойно продолжить достройку лагеря Владислав не решился. Предпочел поделиться ответственностью с другими командирами.
Хотя и польская армия сосредоточилась еще не полностью, основная ее часть уже была в лагере, шанс если не разбить, то потрепать часть казацкого войска, нанести ему серьезный урон у поляков был, причем немалый. Разведка донесла, что казаки с союзниками движутся по нескольким дорогам, убыстряя таким образом продвижение, но давая возможность разбить их по частям.
Владислав посомневался, вспомнил о множестве безуспешных штурмов казацких таборов, многочисленности конницы у врагов и предложил остаться в лагере, дожидаясь их подхода. Вполне возможно, упуская единственный свой шанс на победу. Для полководца воля и решительность зачастую важнее ума, а их-то королю и недоставало.
Оглядел набившихся в огромный шатер магнатов. Большая часть из которых разоделась по моде тех лет в шелка и бархат всех цветов, разве что кальвинисты останавливали свой выбор на одежде неброских расцветок, отдавая предпочтение черной.
– Считаю разумным остаться здесь. Festina lente (спеши медленно) – это сказано как раз о ситуациях, подобных нашей. Враги не посмеют пройти мимо нашего лагеря, осаждать его не смогут из-за разорения окрестных земель, сами их в прошлом году опустошили, а во время штурма понесут огромные потери.
Гетманы его в нежелании выходить из укреплений поддержали. Польный, Тышкевич, не мог забыть страшные погромы в Киеве, откуда ему чудом удалось сбежать, коронный, Казановский, вообще в лихие атаки не рвался.
– Cursus (разумеется), для чего мы его строили?
– Dimidium facti, qui coepit, habet (начало – половина дела)! А после такого начала мы их в пыль вобьем!
Может, просто назло королю, а возможно, и действительно считая атаку нужной, за нее выступал лидер малопольской шляхты Станислав Любомирский, поддержанный частью сторонников:
– Hic et nunc (без всякого промедления) необходимо ударить по врагу и покончить с ним раз и навсегда!
– Gaudet patientia duris (долготерпение торжествует), – также оперся на древний авторитет Адам Казановский, возражая.
– Veni, vidi, vici (пришел, увидел, победил) – так поступал великий Цезарь! А что будем видеть мы, спрятавшись за частоколом?
– Обреченного на поражение врага! – продолжал отстаивать выжидательную позицию коронный гетман.
– Врага рыцарь должен встречать лицом к лицу! Если он рыцарь.
На совете явственно нарастало напряжение, загорелись у многих глаза, руки начали сами тянуться к рукоятям сабель. Всплывали вдруг у некоторых воспоминания о нанесенных им ранее обидах и оскорблениях… Не молчали и другие магнаты, допущенные на совет. Особенно за решительные действия ратовали представители русской шляхты, оставшиеся без поместий.
– Statim atque instanter (тотчас и немедленно) надо идти на Русь! Пока держатся в своих замках и крепостях наши сторонники.
– Люди добрые, там ведь наших родственников режут! Как можно ждать?!
– Nunquam petrorsum, semper ingrediendum (ни шагу назад, всегда вперед)! Кровь благородных людей, ежеминутно там проливаемая, вопиет об отмщении и спасении еще живых!
Именно эти выступления и реплики звучали особенно эмоционально и убедительно, но сторонников осторожности оказалось больше. Владиславу удалось не допустить обострения ситуации. Великопольская шляхта успела отвыкнуть от ратного дела, король получил поддержку большинства.