– О! – Пэм с одобрением осмотрела его и поцокала языком. – Это даже лучше, чем я ожидала. Теперь иди к декорации и двигайся. А я примерюсь и пощёлкаю для разминки.
Пепел подошёл к идиотской куче, потрогал пальцами босой ноги железяки, похрустел пакетами на полу… Он совершенно не представлял себе, как ведут себя настоящие модели.
– Фигасе! И как я должен здесь двигаться?
– Ну, поимпровизируй… Попринимай всякие позы, походи, повыгибайся… В общем, веди себя естественно.
Пепел слабо представлял, как можно выгибаться, принимать всякие позы и выглядеть при этом естественно. Тем не менее, он стал старательно выгибаться, поглядывать в камеру загадочными, как ему казалось взглядами, и вести себя так, как в его представлении, ведут себя модели на съёмках.
– Стоп! Лёшка, ты меня извини, я ни разу не хочу тебя обидеть, но зачем ты стараешься изображать из себя малолетнюю блядь, которая перед работой просмотрела фильм "Дикая орхидея"?
– Сама сказала – повыгибайся, позы попринимай, – оскорбился Пепел.
– Как-то не особо получается, – честно призналась Пэм. – Давай, знаешь, что сделаем… Давай пока статику поснимаем.
– Это как?
– Я тебя пощёлкаю неподвижным. Есть идея привязать тебя к этой вот штуковине – что-то вроде современного варианта распятия. Давай, становись сюда.
– Хм… Ну, давай…
Обескураженный провалом своего дебюта Пепел подошёл к конструкции. Пэм попросила его поднять руки и накрепко привязала их к стальным петлям.
– Окей. Так и стой. Ты просто посматривай по сторонам, а я поснимаю. Только естественно, без наигранности.
– Ага… Постараюсь…
Пепел стал посматривать по сторонам, стараясь выглядеть как можно естественней. Временами наигранность всё же прорывалась – тогда нижняя челюсть сама собой выпячивалась, что предполагало некую мужественность в выражении лица. Правда, вместо желаемой мужественности почему-то появлялось точнейшее сходство с олигофреном из справочника по психопатологии.
Пэм отнеслась к нему со снисхождением – критиковать не стала.
После серии снимков она извлекла чёрную косынку.
– Вот этим я завяжу тебе глаза. Сфоткаем тебя ещё и таким макаром
– в этом есть своеобразная эстетика.
И она старательно лишила его последней степени свободы – зрения.
Пепел остался в кромешной тьме, ощущая некоторую беспомощность.
Чувствовал он себя на редкость глупо – хотелось скорейшего окончания этой растреклятой фотосессии. Мысленно он успел пожалеть всех фотомоделей мира, которым приходится терпеть подобные унижения и издевательства.
Лёгкие шаги, щелчки фотоаппарата…
– Поверни голову чуть вправо, плиз… Ага, так хорошо… А теперь чуть вниз и вперёд…
Пепел послушно выполнял пожелания.
– Чёрт, флэшка уже забита. Сейчас поменяю – потерпи ещё парочку минуток.
Скрип двери – и Пепел остался в одиночестве. Вздохнул и философски решил смириться – кто идёт против желаний женщины, тот сокращает своё долголетие…
Шаги со стороны двери.
– Я вернулась. Погоди, поправлю твои одёжки.
Она подходит, что-то поправляет, одёргивает… Рука её на мгновение задержалась у Пепла на плече… И явно ласкающим движением мягко легла на грудь… Едва ощутимое прикосновение к шее… И ладонь медленно скользит по груди вниз к животу… Обе её руки легли ему на шею… Пальцы цепко взялись за воротник "формы настоящего
Мессии"… Лёгкий треск – и Пепел почувствовал, что рубахи на нём больше нет… Вернее, того, что могло называться рубахой… Он совершенно растерялся, не зная как реагировать на неожиданный поворот событий… И попробовал превратить всё в шутку.
– Эй, гражданочка! Что за вольности? А ну отставить грязные домогательства! Иначе задницу надеру!
Тихий смешок… Шепоток прямо в ухо:
– Попробуй… Если сумеешь освободиться…
Пепел попробовал – и не сумел… Неожиданно он замер, удивлённый неким загадочным явлением – рук на его теле явно стало больше…
Четыре, а не две… Шутка начинала выходить за рамки шутки…
– Что за фигня! – он снова дёрнулся, пытаясь освободиться. И снова не удалось – он был крепко привязан к этой чёртовой декорации.
Снова смешок. И шёпот Дашиным голосом:
– Если вас насилуют, мистер, и вы понимаете, что этого не избежать – расслабьтесь и получите удовольствие. Более от вас в данный момент ничего не требуется.
И гадкие девчонки откровенно расхохотались в два голоса, уже совершенно не пытаясь маскироваться. Пепел пытался, было, протестовать, но рот ему залепили влажным поцелуем. И тогда он понял, что бывают ситуации, с которыми при всём желании ничего не поделаешь. Остаётся покориться.
А дальше случился совершеннейший позор и непоправимый урон мущщинскому самолюбию Пепла – развратные дамочки совлекли одежды с его белого тела и принялись пользовать беднягу по полной программе.
Приходится употреблять столь нелицеприятное выражение, ибо Пепла именно пользовали. Со смехом, с солёными шутками-прибаутками и неистощимой фантазией девушки изощрялись в разнообразных комбинациях и способах добычи удовольствия. В смысле удовольствий кое-что перепало, разумеется, и Пеплу, но он был настолько ошарашен происходящим, что "расслабиться и насладиться" просто не получалось.
Зато подруги оторвались по полной. Пепел ощутил себя невинной девицей, попавшей лапы похотливых маньяков. Он и представления не имел, сколько всего интересного могут придумать две затейницы с парнем, привязанным к куче стального барахла…
– Ну что ж… Теперь, пожалуй, можно тебя и отпустить, – с этими словами с Пепла сняли повязку и он, щурясь и моргая, уставился на довольные физиономии Пэм и Дашки.
– Что вы тут за аттракцион устроили? Совсем с катушек посъезжали?
– Видишь ли, сладенький, ты в последнее время совершенно забурел.
Не замечаешь никого, кроме своей Татьяны, строишь из себя верного рыцаря… Совсем нас, бедненьких, забыл. Нельзя так – нехорошо…
Налицо жуткое попрание всех моральных законов. Вот мы и решили восстановить справедливость, чтоб ты не слишком задирал нос и хоть изредка вспоминал о старых друзьях… То бишь, о подругах, – ласково мурлыкала Даша, отвязывая Пепла.
Пэм курила, довольно щурясь, и кивала головой в знак согласия с каждым Дашиным словом.
– А поскольку мадама твоя укатила в очередной деловой вояж, то ущерба ей от нашей маленькой вечеринки никакого. На её долю хватит, когда вернётся, – добавила она. – А теперь хватит дуться и ныть о попранной мужской гордости. Иди в душ, надевай портки и давай поужинаем. Мне вчера х-а-а-а-ароший коньяк презентовали – мы его специально на сейчас оставили.
Пепел, разминая кисти, слушал и диву давался. Он совершенно не узнавал тихую скромную Дашу, которую хорошо, как ему казалось, знал с детства. Но высказываться по этому вопросу не стал – как, впрочем, и по остальным. Лучше не вдаваться в выяснения отношений и делать хорошую мину при плохой игре.
– Хотя игру назвать плохой язык не повернётся… Совсем, даже, наоборот, – пришло ему в голову.
Пепел смущённо хрюкнул, прогоняя крамольную мыслишку, и глянул исподтишка на девчонок – как будто те могли подслушать. Вздохнул и послушно поплёлся в душ. Да и от ужина отказываться он не собирался
– жрать хотелось неимоверно.
ГЛАВА 11
_Current music: DOORS "_ _Light My Fire_ "
Как-то незаметно ушли сумерки и в комнате стало темно. Он подумал, что хорошо бы включить свет. Размышлять о своей глупой природе можно, конечно, и в потёмках, но ведь в такие моменты бывает совершенно необходимо рассматривать треснувший ноготь или заусенец на мизинце, рисовать машинально чёртиков на обрывке тетрадного листа или водить указательным пальцем по своему отражению на полированной поверхности журнального столика, а как можно водить пальцем по тому, чего не видишь…
Жёлтое пятно торшера разогнало тьму по углам и в комнате сделалось теплее. Психологические филдраки, скорее всего. Вставать было лень, но он собирался поужинать. Да и выпить в честь завершения записи пластинки не помешает…
Пепел спустил ноги с дивана на пол, вставил их в полуразрушенные тапки и лениво прошаркал в кухню. В холодильнике, судя по запаху, кто-то умер – вечно не получается вовремя выбросить испортившиеся продукты, да и размораживается он раз в пятилетку. Раньше за этим следили частые гостьи этой квартиры, а теперь некому – в Татьяне инстинкты домохозяйки отсутствуют начисто.
Он вскрыл упаковку селёдки под майонезом, накромсал тупым ножом батон и отнёс всё это в комнату. Разместил на журнальном столике, а рядом водрузил бутылку "Хеннесси" – праздничную сервировку можно считать законченной. Пепел вскрыл коньяк и набулькал в бокал до краёв – к ебеням великосветскости, наедине с собой можно и попуститься.
Ирокезы предлагали отметить завершение записи в "Кубике" с размахом, звоном битой посуды и танцами на столах в голом виде в обнимку с околомузыкальными девицами, которые чтоб непременно трясли обнажёнными грудями и вертели над головами снятыми с себя же трусиками. Гурген, гедонист чёртов, очень подробно расписал Пеплу все атрибуты, долженствующие присутствовать для того, чтобы можно было считать праздник удавшимся.
