— Извини. Шутка не удалась, — она может говорить все, что угодно, но вот глаза ее выдают всю сущность.
Слегка потянул ее за запястье вниз, приглашая присесть. Да, черт возьми! Присесть на мою кровать! Надо же с ней доверительный контакт вырабатывать!
Ой, Серега. Не доверие ты с ней выстраиваешь… Далеко не доверие…
Очаровашка, видимо, была настолько напугана, что без возражений села.
Вот оно. То самое оцепенение жертвы перед маньяком. Когда чувствуешь угрозу жизни, не в силах пошевелиться, не в силах заорать. А я и был сейчас этим маньяком.
Ее страх в глазах меня заводит. Хочется прижать к себе и не отпускать. Дарить тепло и ласку. Целовать милое личико. Быть рядом. Защищать.
Любая бы другая уже была распластана здесь подо мной и пищала бы от восторга. А потом? А потом я бы ее выпроводил, сразу забыв имя.
С Машенькой хотелось другого… Эмоциональной близости.
— Не бойся меня, — прошептал я ей почти на ухо, когда она выпрямила спину и перестала дышать.
Это она так отреагировала на мое приближение к ней. Почему она меня так боится?
Я все так же держал ее за запястье, боясь отпустить. Убежит.
И что-то большее боялся сделать. Тоже убежит.
А так хотелось…
Я поднял свободную руку и легонько дотронулся до ее спины в области лопаток. Машенька подала лопатки назад. Напряжена. Боится. Натянулась, словно струна. Взгляд в стену. Не дышит.
Хотел уже было отпустить ее, как она вдруг закусила нижнюю губу. Это у нее нервное. Но на меня сработало призывом. Звериным вожделением.
Легкое прикосновение спины стало более уверенным. Я прижал ладонь. Чувствую ее позвонки. Какая же худенькая. Спускаюсь вниз. Приближаюсь к ней. Дотрагиваюсь губами до ее уха…
А дальше…
Дальше самобичевание на весь день!
От моего прикосновения Машенька вскочила с криком:
— Мне пора!
Молниеносно выбежала из спальни и … Черт! Слышу грохот и звон битого стекла. Вскакиваю с кровати, бегу за ней.
Лежит моя очаровашка на животе на полу среди разбитых осколков от журнального столика. Как умудрилась, не понимаю…
— Маша, ты в порядке?! — кидаюсь к ней.
Но девушка чуть ли не в истерике бьется:
— Отойдите! Не подходите ко мне! Не надо! Не трогайте! — кричит, оглушая.
Испугался за нее еще больше, потому как она перевернулась и старается отползти от меня, опираясь руками в пол. Попадает ладонями на стекла, но боли не чувствует.
— Тихо, Машенька! Я тебе ничего не сделаю! — кричу, злясь на себя.
Напугал. Дурак я! Нельзя так с ней.
Подбегаю к ней, сам не замечая стекол под босыми ногами. Присел рядом, чем напугал еще больше.
Девушка закрыла лицо руками и сжалась, буквально втянула голову в плечи. Что это? Она боится, что я ее ударю?!
Хотел дотронуться до нее, но вовремя спохватился. Вместо этого, наоборот, поднял руки, словно преступник:
— Маш, я тебя не трогаю!
На этих словах Машенька начала приходить в себя. Открыла лицо.
В глазах ужас. Бешеный. Смертный. Смотрит на меня. Не верит. От ее взгляда внутри все перевернулось. Злость на самого себя только увеличилась. Как же я так неаккуратно!
Но ведь дело не только в моей неаккуратности. Ее что-то напугало. Мои прикосновения напугали?
Спохватился сразу, как она отстранила руки от лица еще дальше. Посмотрел на ладони. Порезов нет. Тут же вспомнил, что столик этот сделан из специального стекла, который в случае образования сколов или вот таких эксцессов не порежет срезом. Прислушался к себе и не почувствовал боли в области ступней, хотя я сидел перед ней на корточках в тех же осколках, что и она.
— Осколки не режут. Это специальное стекло, — произнес первое, что пришло на ум. Главное, чтобы ее успокоить.
Посмотрел ей в глаза еще раз. Пристально. Страх начинает проходить, но прибавляется отчаяние. Что же с тобой приключилось, девочка моя? Что было с тобой?
— Давай помогу встать, — заговорил я вновь после непродолжительной паузы, боясь прикасаться к ней.
Я еще к ней не притронулся, а она уже отстранилась от меня.
— Штаны сначала наденьте, — выдавила из себя девушка.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Тут только до меня дошло, что я в боксерах. И в таком виде я хотел к ней еще раз притронуться?! Помочь подняться?! Ну ты и придурок, Дрозд!
Вскочил и широкими шагами прошел в спальню. Пока я натягивал штаны, Машенька начала вставать, делая это аккуратно, будто боясь порезаться. А может и действительно боялась. Инстинкты и подсознание никто не отменял.
Подошел к ней еще раз и уже без опаски подхватил за локоть. Я не сделаю ей ничего плохого! И она должна это понять!
На мое счастье девушка не стала отпрыгивать. Встала в полный рост. Я молча потянул ее легонько в сторону дивана. Ей нужно сесть и успокоиться.
— Ай, блин! — воскликнула Маша, стоило ей сделать шаг.
— Что такое?!
— Нога… — сдавлено и морщась, ответила очаровашка.
Усадив ее на диван, сел рядом и бесцеремонно закинул ее ногу к себе на колени. «Я сама» Машеньки не заставило себя ждать.
— Не надо, — неуверенно, но все же возразила, пытаясь опустить ногу.
— Хотя бы сейчас сиди смирно, — сказал строго, но без злости.
Не спрашивая разрешения и, вообще, не интересуясь мнением девушки, снял с нее кроссовок и начал ощупывать щиколотку. Когда надавил на участок чуть выше костяшки, она инстинктивно дернулась. Значит, больно.
— Перелома нет, но растяжение присутствует, — сказал я сухо и без эмоций.
Я вообще боялся проявлять сейчас эмоции. Они были неуместными сейчас. Уже нагрешил сегодня. Сидит сейчас передо мной. Встать на свои двои не может.
— Нужно будет наложить тугую повязку и не нагружать ногу. Если будет совсем больно, примешь обезболивающее.
— Хорошо, спасибо, — выпалила быстро Маша, не глядя мне в глаза и тут же забирая ногу.
— Тише, — я ухватил ее в области коленки, не давая осуществить задуманное. — Куда ты собралась уже бежать. Хватит. Набегалась.
Старался говорить спокойнее и менее строго. Не хотелось давить на нее, пугать еще больше.
— Сейчас все принесу, — аккуратно переложил ее ногу на диван.
Девушка сидела смирно. Наконец-то!
Я достал из шкафа на кухне эластичный бинт, обезболивающую мазь и широкий пластырь. Весь мой джентельменский набор, который часто используется после очередного задержания. Сегодня ночью в отношении меня все обошлось. Но вот пострадала Машенька. Очаровашка моя.
Увидев у меня в руках весь набор, девушка дернулась:
— Не надо, что вы. Я сама все сделаю.
— Мне связать тебя? — опять приходится говорить строго.
Она как послушная ученица. Строго скажешь — послушается. Начнешь заискивать, начинает «я самакать».
Принял прежнее положение. Опять положил перед собой ногу Машеньки и стянул носок. Старался делать движения машинально и без всякого дурного подтекста. Получалось, хотя и давалось с трудом.
Кожа мягкая, бархатная. Пяточки нежные и ухоженные, как у младенца. Пальчики длинные, разделенные друг от друга. Такие ножки целовать надо, а не перебинтовывать.
Забинтовав ногу, посмотрел ей в глаза. Я не отпускал ее. Наоборот, легонько поглаживал больное место. Хотелось понять, о чем она думает сейчас.
— Вас этому на войне научили? — задала неожиданный вопрос очаровашка.
Несмотря на то, что ногу она не дергала, все ее тело было в напряжении. Сидя со мной рядом на диване, она никак не могла успокоиться. А я не могу ее отпустить.
— Да. Оказание первой медицинской помощи. Только там было не до эластичных бинтов, — посмотрел еще раз на ногу, с которой так и не убирал руки. — Ногу нужно держать в горизонтальном положении в первые пару дней. Пробежки наши накрылись.
Машенька тяжело вздохнула. Изредка она кидала на меня взгляд. Боялась посмотреть или стеснялась. Даже не знаю.
— Кофе будешь? — спросил я с улыбкой. — Я хочу за тобой поухаживать, раз уж такое натворил.
— Буду, — голос ее так и оставался неуверенным.
