Предельная и неизменная агрессивность сталинской империи находила свое выражение и подтверждение не в параграфах Полевого устава (эти параграфы были просто разумны, и не более того) и даже не в огромной численности Красной Армии (фашистская Италия совершала многочисленные акты агрессии, имея вооруженные силы смехотворно малые в сравнении с численностью советской армии), а совсем в других событиях и фактах. Например, в Государственном гербе СССР, на котором серп с молотом накрывали весь земной шар, на каковом шаре границы «пролетарского государства» не были обозначены даже тончайшей линией. Тех, кто считает этот факт малозначимой деталью, я попрошу назвать мне хотя бы еще одно государство с подобными претензиями в официальной символике. Я другой такой страны незнаю.
Агрессивность созданного Лениным — Сталиным государства вырастала из откровенного, демонстративного произвола и беззакония во внутренней политике («диктатура пролетариата есть власть, завоеванная и поддерживаемая насилием пролетариата над буржуазией, власть, не связанная никакими законами» — В.И. Ленин), из неприкрытых мессианских амбиций коммунистических лидеров: вооруженный переворот, приведший их к власти, объявлялся «величайшим событием мировой истории», созданный на развалинах России тоталитарный монстр был назван «осуществленной мечтой человечества». Агрессивность сталинской империи формировалась всепроникающей официальной пропагандой, которая денно и нощно внушала населению (и прежде всего — бойцам и командирам Красной Армии) тезис о том, что они не только имеют право, но даже обязаны («наш интернациональный долг») вооруженным путем «помочь» установить советские порядки в любой стране, на которую им укажет начальство. Впрочем, с началом мировой войны лицемерные разглагольствования об «интернациональном долге» начали сменяться откровенно имперскими призывами. «Наша партия и Советское правительство борются не за мир ради мира, а связывают лозунг мира с интересами социализма, с задачей обеспечения государственных интересов СССР… Где и при каких бы условиях Красная Армия ни вела войну, она будет исходить из интересов своей Родины, из задач укрепления силы и могущества Советского Союза. И только в меру решения этой основной задачи Красная Армия выполнит свои интернациональные обязанности». (4, стр. 578) К началу лета 1941 г. советская военная пропаганда практически сбросила всякий камуфляж и начала прямую подготовку армии и народа к широкомасштабной захватнической войне. Подготовленная в начале июня 1941 г. лично секретарем ЦК ВКП(б) A.C. Щербаковым Директива «О состоянии военно-политической пропаганды» была уже составлена в таких выражениях:
«…Внешняя политика Советского Союза ничего общего не имеете пацифизмом, со стремлением к достижению мира во что бы то ни стало… Ленинизм учит, что страна социализма, используя благоприятно сложившуюся международную обстановку, должна и обязана будет взять на себя инициативу наступательных военных действий (подчеркнуто мной. — М.С.) против капиталистического окружения с целью расширения фронта социализма. До поры до времени СССР не мог приступить к таким действиям ввиду военной слабости: Но теперь эта военная слабость отошла в прошлое… В этих условиях ленинский лозунг «на чужой земле защищать свою землю» может влюбоймомент обратиться в практические действия…» (6, стр. 302)
Агрессивность сталинской империи находила свое ежедневное подтверждение в деятельности глобальной подрывной организации, которая, игнорируя государственные границы и элементарные нормы международного права, непосредственно из Москвы пыталась (к счастью — безуспешно) организовать насильственное свержение власти и насадить контролируемую Сталиным диктатуру в любой стране мира. Причем еще до достижения каких-либо успехов контроль НКВД над деятельностью Коминтерна был уже настолько полным, что любой нерадивый, неисполнительный, непослушный функционер этой организации мог быть физически уничтожен.
Наконец, в 1939—1940 годах агрессивная внешняя политика сталинской империи нашла свое прямое выражение в захвате и аннексии территорий, свержении конституционной власти, осуществленных вооруженным насилием (или угрозой его применения) по отношению к Финляндии, Эстонии, Латвии, Литве, Польше и Румынии. После этих событий фиговый листочек вступительной фразы 2-го параграфа Полевого устава («Если враг навяжет нам войну») мог ввести в заблуждение только тех, кто упорно не желает знать и видеть реальные факты. Кремлевские правители откровенно показали, что толковать эту фразу они будут безгранично широко.
17 сентября 1939 г. Польша «навязала войну» и «вынудила» Советский Союз в одностороннем порядке разорвать Договор о ненападении (заключен 25 июля 1932 г., затем в 1937 г. пролонгирован до 1945 г.) тем, что превратилась — по официальному заявлению главы правительства Молотова — в «удобное поле для всяких случайностей и неожиданностей, могущих создать угрозу для СССР».
В конце сентября 1939 г. Эстония и Латвия «вынудили» Советский Союз прибегнуть к угрозе вооруженного вторжения тем, что на их суверенной территории, границы которой были определены в 1920 г. мирными договорами с советской Россией, находились морские порты, которые Сталину и Молотову очень понравились. 24 сентября 1939 г. Молотов так прямо и говорил министру иностранных дел Эстонии К.Сельтеру: «Советскому Союзу необходим выход к Балтийскому морю (Ленинград таковым «выходом» уже не считался? — М.С.). Если вы не пожелаете заключить с нами пакт о взаимопомощи, то нам придется искать для гарантирования нашей безопасности другие пути… Советую вам пойти навстречу пожеланиям Советского Союза, чтобы избежать худшего…». (1, стр. 179) Обещанное «худшее» было близко и возможно. Директива наркома обороны СССР № 043/оп от 26 сентября 1939 г. требовала «немедленно приступить к сосредоточению сил на эстоно-латвийской границе и закончить таковое к 29 сентября». Войскам была поставлена задача «нанести мощный и решительный удар по эстонским войскам… разбить войска противника и наступать на Юрьев и в дальнейшем — на Таллин и Пярну… быстрым и решительным ударом по обеим берегам реки Двина наступать в общем направлении на Ригу…». 28 сентября 1939 г. командование Краснознаменного Балтфлота получило приказ привести флот в полную боевую готовность к утру 29 сентября. Перед флотом была поставлена задача «захватить флот Эстонии, не допустив его ухода в нейтральные воды, поддержать артогнем сухопутные войска на побережье Финского залива, быть готовым к высадке десанта…». (1, стр.180) Лишь «добровольное» согласие правительств Эстонии и Латвии на заключение договоров с СССР сделало запланированную военную акцию излишней.
Финляндия «навязала войну» Советскому Союзу и «вынудила» его неизменно миролюбивое правительство нарушить Договор о мире, подписанный в 1920 г., и Договор о ненападении, заключенный между Финляндией и СССР в 1932 г. и пролонгированный в 1936 году, «возмутительными провокациями финляндской военщины, вплоть до артиллерийского обстрела наших воинских частей под Ленинградом, приведшего к тяжелым жертвам в красноармейских частях» (речь Молотова от 29 ноября 1939 г.). Как теперь известно, использование Молотовым множественного числа было чистым (т.е. грязным) враньем: имела место только одна провокация и один обстрел одной красноармейской части (68-го стрелкового полка 70-й стрелковой дивизии у деревни Майнила), в каковой части, однако, никаких жертв (судя по подлинным документам полка и дивизии, введенным в научный оборот П. Аптекарем) вообще не было. Дискуссионным остается лишь вопрос о том, был ли в реальности этот «обстрел» (т.е. провокация, организованная сталинскими спецслужбами) или же весь «майнильский инцидент» вымышлен от начала и до конца.
Еще более зверскими были «провокации литовской военщины», которая «похищала и пытала» с целью получения военных тайн рядовых красноармейцев из состава расквартированных в Литве с осени 1939 г. советских воинских гарнизонов. 30 мая 1940 г. в газете «Известия» было опубликовано официальное сообщение Наркомата иностранных дел СССР об этих возмутительных преступлениях. Правда, фамилии «похищенных красноармейцев» советская сторона все время путала. (1, стр. 195) Предложение литовской стороны о проведении совместного расследования было с гневом отклонено («литовские власти под видом расследования и принятия мер по отношению к виновным расправляются с друзьями СССР» — директива Политуправления РККА № 5258 от 13 июня 1940 г.). 15—17 июня 1941 г. все три прибалтийских государства (Литва, Латвия и Эстония) были полностью оккупированы Красной Армией, а спустя месяц — аннексированы. Самое же удивительное заключается в том, что судьба «похищенных красноармейцев» так никогда и не была выяснена! О них просто забыли — причем именно тогда, когда установление полного военного контроля над Прибалтикой открыло неограниченные возможности для «поиска похищенных», для предания виновных суду, а тел «замученных литовской военщиной красноармейцев» — земле. Ни советская пресса, ни секретные приказы советского военного командования так ничего и не сообщили бойцам и командирам РККА о судьбе их «пропавших» товарищей…
