Но она просто человек, слишком любящий удовольствия. И в ней совершенно нет огня, ненависти и фанатизма родной сестры. Софи действительно принцесса. ''Ледяная принцесса'' и этим всё сказано. Правда, у неё есть и другое прозвище, тоже весьма и весьма подходящее — ''Леди-скандал''.
Но к Марине в душе она относится с большим уважением. Сама-то она в авиацию пошла в основном за сильными ощущениями, которых ей явно не хватало. И как это не банально, за романтикой. Всё оказалось не столь романтично, но и не сильно грязно. А сестра-то по-другому устроена. И жизнь у неё тоже… довольно неоднозначная. И она заслуживает, по крайней мере уважения. В той среде, где Софи чаще всего вращалась, если бы человеку сказали, что тебя Софи уважает, это было бы высшей похвалой (другое дело, что таких людей ещё не было). Но Марине на чьё-либо уважение, а равно как и любое другое чувство по отношению к ней, попросту плевать. Она предпочитает быть самой собой. До безобразия взбалмошной Мариной Саргон.
Только вот об истинных чувствах Софи к кому бы то ни было, кроме неё самой, никто не знает. Впрочем, на одном из светских раутов ей как-то раз попытались рассказать довольно скабрезный анекдот о фронтовой жизни Марины. А Софи в ответ отпустила в адрес рассказчика одну из своих шуточек. Её остроты очень остроумны и злы. И их интересно слушать. Если только сам не стал объектом. Ведь все вокруг станут повторять, что про тебя Софи сказала. А характеристики зачастую просто убойные. Так что тот человек к Софи и её знакомым больше на пушечный выстрел не подходил. И ни о ней, ни о Марине больше ничего плохого не говорил. Остальные сделали выводы.
— Тебе не кажется, что для официальных визитов несколько поздновато? — наконец решила осведомиться Софи, посчитав, что сестра из состояния белого каления перешла в состояние — плюнь — зашипит, что значительно безопаснее для окружающих.
Та промолчала в ответ.
— Задам иной вопрос: что тебе от меня нужно?
''Ледяная принцесса'' прекрасно понимает, что почти в четыре часа ночи, Марина к ней может явиться только с очень серьёзной проблемой. А возможно, и бедой. Хотя беда-то как раз она сама по себе.
— У тебя деньги есть? — вот так вместо приветствия. Сразу с места в карьер. Ну, да она всегда такой была. Совершенно спокойно Софи ответила.
— Естественно.
— Дашь?
— Дам.
— Мне много надо.
— Это сколько?
— Двести пятьдесят тысяч.
Сумма очень значительная. Для человека, занимавшего должность Марины. Для Софи же… У неё есть ожерелья, стоящие много дороже. Да и за одну картину не так давно заплатили триста тысяч. Но ведь у сестрёнки тоже было состояние. И немаленькое. Вот только зачем она от него отказалась? Ну, это в любом случае её дело.
— Может, поднимешься сюда, тут и обсудим?
Войдя в спальню сестры, Марина сразу же плюхнулась в кресло чуть ли не времен Первых Еггтов. Обивку явно придётся чистить. А что-либо грязное ''Леди-скандал'' органически терпеть не может. А вот сестра, похоже, думает иначе. Софи успела заметить взгляд, брошенный в сторону огромной двуспальной кровати под балдахином. И кривую ухмылку при этом. То, что в кровати недавно спали двое, слишком заметно.
Софи села в другое такое же кресло. Взяла из лежавшей на столике пачки длинную и тонкую сигарету, вставила в янтарный мундштук, и закурив, наконец, сказала Марине.
— Так, на что тебе деньги?
— На адвокатов. — говорит отрывисто, практически выплёвывая каждое слово — Эти суки, бля, не то что твой кобель, бля, меня сразу узнали, бля. И заломили за свои услуги чёрт знает сколько. Они ведь не понимают, что у меня, действительно, денег нет. А мне железные бумаги нужны. Понимаешь, железные! Такие, чтобы даже отец подкопаться не мог.
— А по какому поводу? Я что-то не поняла. Вроде бы он в твою жизнь больше не лезет…
— Да месяца полтора назад снова начал…
Софи пристально посмотрела на сестру. Ведь у неё в девятнадцать лет уже есть ребёнок. А ''Ледяная принцесса'' о детях пока не думает. И даже не знает, как зовут племянника или племянницу. Именно об этом и спросила.
— Как зовут твоего ребёнка? Ведь проблема именно в нём.
— Да. У неё моё имя.
— Марина дочь Марины, звучит почти как Дина дочь Дины.
— Не язви. У неё два имени. И второе такое же как второе имя и у тебя, Лиза.
Что-то дрогнуло в ледяном взгляде.
— Я не язвлю, и не собираюсь. Но ты так и не объяснила суть проблемы.
— Отец. Он хочет отобрать её у меня. Я ведь, как ты наверное и сама догадываешься, образ жизни менять не собираюсь. А я не хочу, чтобы она росла у него. А расценки столичных адвокатов тебе известны.
Софи встаёт.
— Насколько я понимаю, речь идёт о документах, касающихся передачи прав опеки?
— Да.
— Я тебе дам денег, и не попрошу возвращать. Но одно условие всё-таки поставлю: Не вздумай отдавать девочку мне. Это будет вовсе не смешная шутка.
— Да тебе вообще детей иметь нельзя!
Это вместо спасибо. Марина есть Марина. Софи отдала всё, что лежало в сейфе, находящемся в спальне. Там оказалось около трёхсот тысяч. Не попрощавшись, Марина укатила.
Через несколько дней Софи доставили пакет, в котором оказалось шестьдесят тысяч. Своеобразная принципиальность Марины.
С избитым сестрой субъектом Софи порвала всяческие отношения. Не с ним первым, не с ним последним. А он подал на Марину в суд за нанесение тяжких телесных повреждений. Но Марины уже давно нетв столице…
А на вопрос где она, один из многочисленных императорских юристов любезно предложил поинтересоваться у Бестии.
Чего делать, разумеется, ни один нормальный человек не стал бы. Но нормальность этого типа вызывает большие сомнения…
— Вот доступные назначения. Выбирайте.
— Это же не по уставу…
— Ошибаетесь. — сухо сказал генерал- инспектор. По лицу видно-меньше всего охота возится с высокородной выскочкой изощренным способом мающейся дурью. И почтение к Их Величеству только с трудом пересиливает презрение к чокнутой аристократке, к тому же отрывающей от важного дела, — Одна из привилегий лиц, имеющих две золотых звезды — возможность выбора места службы.
— Ну, если так…
Пробегает глазами список.
— Где сорок шестая дивизия воюет? А то не пойму, с чего это к ней усиленный танковый батальон с бронепоездом присобачили.
— Сорок шестая? — генерал на мгновение задумывается, — Так она, можно сказать, и не воюет вовсе.
— Учебка что-ль.?
— Нет. Это те, которых здесь так любят называть карателями.
— Так они в самой большой помойке нашей страны? В среднем течении Церента?
— Именно так.
— Именно туда и поедем! Подписывайте!
Генерал давным-давно научился прятать любые эмоции. Столь же давно его никто ничем не мог удивить. А вот у отчаянной чудачки (теперь вспомнил, что слышал о ней и раньше) удивить получилось. Добровольно, и при таких заслугах вызваться ехать в место, куда обычно ссылают. Место, о котором воет вся столичная пресса, как о территории, где кровавая солдатня творит массовый геноцид над беззащитным малочисленным народом с древней культурой. Проболтайся солдат в столице, что в Церенте служил- в лучшем случае в лицо плюнут.
— Майор, вам известно, что это считается самым злачным местом в армии, и отправляют туда самых худших. Любой офицер руками и ногами отбивается от назначения туда. Перевести туда могут только в наказание.
— Потому мне надо туда, куда никто ехать не желает. Раз кругом дерьмо, то значит, там наибольшее. Работа грязная, но делать-то надо. Вот и займемся.
— Если это не пустые слова.
— Еггты словами не бросаются.
— Смотря какие.
— Тоже верно.
''Побольше бы аристократов сходили с ума подобным образом — поменьше бы было бардака''.
Вошёл один из офицеров-порученцев.
— Его величество приглашает вас, господин генерал-лейтенант.
Бестия ни сколько не удивилась: в последнее время такие приглашения в порядке вещей. Слишком уж многое от неё зависит. А что почти поздняя ночь — надо, значит надо. У государственного деятеля нет такого понятия — рабочий день. Есть понятие рабочее время суток, иногда достигающее двадцати четырёх часов. И последнее время довольно частенько. Поэтому она спросила только одно.
— Требуется доклад? По какому поводу?
— Нет, вы приглашаетесь для неофициальной беседы.
Не хочется ехать, а надо. Приглашение от императора равно приказу. Впрочем, она-то как раз из тех немногих, кто может себе позволить отказ. И ещё интересно, почему не звонил, это при наличии-то правительственной связи. Лишний раз видеть императора вовсе не хотелось.
Мало кто знает о её трениях с ним. Равно как и о том, что Бестия считает, что кризис зашёл уже слишком далеко. А откровенное потакание оппозиции только усугубляет его. А Саргон словно утратил возможность принимать волевые решения.
