Раковский не обманывал: в архиве сохранилась его телеграмма от 2 октября заместителю председателя ВЧК Я. Х. Петерсу, который был известен как один из самых кровавых палачей периода непосредственно после большевистского переворота. «До Короленко дошло, – говорилось в документе, – что Мельгунов арестован, между прочим, за личные столкновения, которые будто бы имел с Бонч-Бруевичем, что бросает в глазах общественности совершенно особое освещение на этот арест. Сообщаю вам об этом, не допуская, конечно, что аресту Мельгунова причиной являются какие бы то ни было личные расчеты. Имея в виду, однако, что Короленко – один из редких писателей, который нашел мужество поднять голос против травли большевиков в июльские дни, и что он один на всей Украине после ее занятия немцами и гайдамаками протестовал с негодованием в печати против пыток, которым [подвергались][265] наши товарищи, заключенные в Виленской гимназии (это название гимназии в Полтаве. – Авт.), считаю необходимым дать ему исчерпывающие объяснения по поводу ареста Мельгунова и что мы не прибегаем ни к каким жестокостям и бесполезным арестам, и прошу сообщить мне срочно, имеются ли виды на освобождение Мельгунова».[266] 5 октября телеграммой в Москву Раковский настаивал на ответе по поводу судьбы Мельгунова.[267] Одновременно он телеграфировал Короленко: «Прошу верить, что с моей стороны все будет сделано для облегчения его участи».
Более того, находясь в Москве, Раковский посетил Мельгунова в застенке ВЧК.[268] В результате всех этих демаршей видный русский историк был освобожден.
Сохранилась любопытная телеграмма Радека Мануильскому и Раковскому, в скупых официальных строках которой явно звучит недовольство «либерализмом» сотоварища по партии: «В комиссариат иностранных дел обратился дипломатический курьер украинского правительства со списком лиц, о выезде которых в Киев хлопочет украинское правительство. На списке заметка Раковского, что он просит оказать содействие. Спрашиваю, означало ли это, что Раковский обязался требовать от нас выпуска этих лиц без проверки их происхождения из украинских губерний. Мы до этого времени не давали разрешения. Отступлю от принятых решений только в случае, если Раковский определенно обязался. Прошу немедленного ответа».[269]
26 сентября, 3 и 7 октября состоялись новые пленарные заседания делегаций, участвовавших в переговорах. Проходили они в крайне сложной обстановке. Обе стороны фактически отказались от взаимных уступок, которые были сделаны ранее. Шелухин выступал с острыми заявлениями о нарушениях Россией условий соглашения от 12 июня, главным образом в связи со статусом украинцев в России, выдвинул требование ввести особый режим для тех районов РСФСР, по поводу которых выдвигала претензии Украина. Был заявлен протест против антиукраинской кампании в советской прессе.
Раковский выступал с обширными речами, опровергая все обвинения. Он вынужден был лицемерить, считая безосновательным протест против «сочувственных статей» рабочему и крестьянскому движению Украины в центральных газетах РСФСР. Он заявил: «У нас арестовывают не за взгляды, а только за контрреволюционную деятельность».[270] Эти слова были с негодованием встречены присутствовавшими журналистами. С их скамей послышались выкрики: «Ложь!», «Ложь!».[271]
На заседании 7 октября Раковскому было предъявлено обвинение, что делегация проводит в Украине вербовку в Красную армию, и он по существу дела согласился с этим.[272] Более того, в архиве обнаружен документ – телеграмма, направленная 14 сентября Раковским С. И. Аралову, заведующему оперативным отделом Наркомвоенмора: «Не встречаются ли препятствия для временной задержки (здесь, видимо, какая-то телеграфная путаница. – Авт.) по приему записывающихся у нас инструкторов и унтер-офицеров Красной армии?»[273]
Если раньше Раковский выражал оптимизм и даже некоторую эйфорию по поводу перспектив замирения с Украиной, то теперь он, а с его подачи и на основе его информации Ленин и другие советские руководители стали выражать все больший скептицизм. Забастовки в промышленности, крестьянские выступления в Украине, которые всячески разжигались советской агентурой при немалом участии миссии Раковского, становившаяся все более очевидной неизбежность поражения центральных держав в мировой войне и в результате этого неизбежность потери правительством гетмана могущественного покровителя вызывали предположение, что само существование гетманской державы идет к концу. Раковский информировал Москву, что украинская делегация не предпринимает ни одного шага без консультации с германским послом и военным командованием.[274]
В результате Раковский пришел к выводу, что продолжать переговоры с «марионеточным» правительством (как будто именно за последние месяцы его статус изменился от самостоятельного к марионеточному!) нецелесообразно. По согласованию с Лениным было решено перенести переговоры в Берлин. При этом, разумеется, в глубине души предполагалось, что в условиях, когда Германия терпит поражение, никакие переговоры не будут вестись и в германской столице, что на смену дипломатии скоро придет оружие.
На заседании 3 октября советская делегация выступила с заявлением по поводу различий в толковании Брестского мирного договора обеими сторонами. Было предложено обратиться к «контрагентам России» по Брестскому миру с просьбой о разъяснении по поводу того, обязательны ли его статьи для Украины. Иначе говоря, Раковский, предлагая теперь то, что он совсем недавно отвергал, начинал «толочь воду в ступе», понимая, что Германии и ее союзникам теперь не до разъяснений. Встреча проходила в нервной и напряженной обстановке. Следующее заседание назначено не было.[275] Правда, 7 октября состоялось еще одно пленарное заседание, на котором были вновь в общей форме высказаны взаимные претензии.[276] Но после него мирные переговоры были фактически прерваны. В этот же день Раковский покинул украинскую столицу.[277]
Там, правда, остался Мануильский и было объявлено лишь о «временном перерыве».[278] Но через несколько дней в помещении миссии был произведен обыск, изъята часть архива, несколько человек (видимо, использовавших дипломатическое представительство для антиправительственной агитации) были арестованы.[279] Мануильский по этому поводу выступил с протестом. Но еще до этого российско-украинские отношения обострились до крайности в связи с попыткой задержания Х. Г. Раковского, возвращавшегося в Москву.
Трудно судить о всех перипетиях этого инцидента. Архивные документы и свидетельства другой стороны, по всей видимости, не сохранились, и мы располагаем только высказываниями самого Раковского по возвращении в Москву. Можно предполагать, что инцидент был связан с данными о «революционной пропаганде» и других акциях вмешательства во внутренние дела Украины, которые были получены гетманскими властями.
Отряд гетманской полиции («варты»), по словам Раковского, ворвался в его дипломатический вагон по дороге в Харьков на станции Нежин. Обыск продолжался более пяти часов. Под угрозой расстрела Раковского заставили поднять руки вверх и подвергли личному обыску. Были вскрыты дипломатические пакеты, личный багаж, часть бумаг отобрали. В Бахмаче вагон отцепили от состава. Обратившись с протестом против этих действий к германским властям, Раковский получил немецкую охрану.
Почти через сутки вагон включили в другой состав, который благополучно прибыл в Харьков, затем был присоединен к поезду, направлявшемуся в Москву. Но когда этот состав находился уже «под парами», злосчастный вагон вновь был задержан, причем один из офицеров заявил Раковскому, что его не следовало бы выпускать живым из Украины. Лишь с огромным трудом дипломат добился отмены распоряжения и смог продолжать путь на Москву. Раковский считал, что это было преднамеренной акцией, совершенной по распоряжению украинского правительства.[280]
Что же касается правительства Скоропадского, то оно осудило действия своих подчиненных. Министр иностранных дел Дорошенко телеграфировал украинскому консулу в Москве: «Прошу передать народному комиссару Советской республики нижеследующее: Министерство внутренних дел заявило мне, что задержание и обыск г. Раковского были сделаны без ведома министерства. Виновные уволены и привлечены к ответственности. К розыску документов приступлено, и по нахождении таковые будут немедленно возвращены».[281]
В украинской печати были опубликованы данные германской полиции о том, что советская делегация и лично Раковский занимались подрывной работой в Украине.[282] Видимо, здесь были некоторые преувеличения, но в основе лежали подлинные факты содействия забастовочному движению, другим антиправительственным выступлениям.
