Превозмогая расходящуюся по всему телу ломоту, я распахнул двери запрятанной в самой глубине души темницы, выхватил из свившихся в клубок порождений Бездны первую попавшуюся бесовскую сущность и заставил ее перетечь в руку. Скрипнул зубами из-за разъедавшей сознание боли, но все же собрался с силами и будто веригами обвил нечистого жгутами скверны. А затем глубоко вдохнул и метнул исчадие Пустоты вдогонку лжесвященнику.
Будто гарпун.
Да так оно в итоге и вышло — наполненная злобой и отчаянием тварь в один миг пронзила саму суть перепуганного человека, и обратный рывок вместе с бесом выдрал и душу беглеца, просто сочившуюся потусторонней силой отправленных экзекутором на костер одержимых.
А вот тело продолжило свой бег — тело не осознало, что оно уже мертво. Никаких ран, никаких увечий — и все же в нем не осталось ни капли жизни. Шагов через двадцать ноги мертвеца подкосились, он рухнул на мостовую и судорожно задергался в изначально обреченной на неудачу попытке спастись.
Не без труда скрутив трофейную силу в безумно-колючий клубок, я запрятал скверну под сердце и без всякой спешки направился к подергивавшему ногами экзекутору. Когда подошел, по серой рясе уже растеклось резко вонявшее мочой пятно, но сердце до сих пор колотилось, разгоняя по телу кровь. Осуждающе покачав головой, я ногой спихнул экзекутора в канаву с нечистотами — вот вам и еще одна жертва заразы, — и поспешил прочь.
Табор циркачей, комедиантов и прочих зарабатывавших на жизнь уличными представлениями фигляров облюбовал для своей стоянки небольшой пустырь на окраине Лема. Столь глухое место было выбрано вовсе неспроста: одной стороной пустошь примыкала к крепостной стене, другой — терялась в заросшем густым бурьяном овраге, а обитатели соседствовавших с пристанищем бродячих артистов трущоб не торопились кликать стражников, заслышав ругань, крики и шум нередких в творческой среде потасовок.
Не обращая внимания на удивленные взгляды, я спокойно прошествовал мимо группы апатично-похмельных трюкачей, подошел к расписанному всякими таинственными знаками фургону и прищелкнул пальцами, подзывая сидевшего на чурбаке широкоплечего коротышку.
— Альб!
— Ну? — Широко известный в цирковых кругах как гениальный метатель ножей и талантливый жонглер парень прекратил доводить до совершенства зажатый в руке клинок, завернул его в кожаный обрезок и уставился на меня. — Чего?
— Зови Гуго и Берту, — распорядился я и, с трудом задрав обтянутую узкой штаниной ногу, влез в фургон.
Одернул за собой полог, запалил масляный фонарь и с неописуемым облегчением скинул на пыльный пол опостылевший за последние дни сюртук. Следом отправились брюки, туфли и сорочка, так что, когда внутрь проскользнула Берта, на мне оставалось лишь исподнее.
— Хотел меня видеть? — с непонятной улыбкой поинтересовалась высокая черноволосая девушка с резкими, но ужасно привлекательными чертами лица. В провокационных разрезах ее длинной юбки бесстыдно мелькали стройные ноги, а завязанная спереди на узел мужская рубаха не столько скрывала, сколько подчеркивала великолепную грудь.
— Ты мне нужна. — Отперев сундук, я взял замотанное в тряпку зеркало, повесил его на специальный крюк и придержал, когда тяжелая рама закачалась, слегка продавив обтягивавший фургон тент.
— Ну наконец-то, Себастьян, ты признал это!
Качнув бедрами, Берта подступила вплотную, прижалась грудью, и я почувствовал, как в меня уперлись ее напрягшиеся… напрягшиеся, хм-мм…
— Хватит! — потребовал я и отвернулся к зеркалу.
Отвечать на заигрывания циркачки было себе дороже.
Если прозванные «черными вдовами» пахартские паучихи пожирали самцов исключительно после спаривания, то Берте даже не требовалось доводить дело до физиологической близости. Попавшие в любовные силки мужики совершенно сходили с ума от одного взгляда ее зеленых глазищ.
Ну и к чему мне такие проблемы?
— Но почему? — продолжая свою игру, потребовала ответа Берта. — Не отрицай, я ведь тебе нравлюсь!
— Не имею обыкновения спать с тем, с кем работаю.
— Ну и продолжай не спать с Гуго и Альбом, а для меня сделай исключение.
— Довольно! Живо тащи расческу и ножницы! — Морщась, я вытащил из ноздрей менявшие форму носа распорки, потом языком вытолкнул изо рта на ладонь придававшие лицу одутловатый вид кожаные подушечки и поторопил циркачку: — Быстрее, женщина!
— Как скажешь, о деспотичный ты наш, — вздохнула Берта и наконец оставила меня в покое.
Стиснув зубы, я оторвал приклеенные под глаза мешочки из воска и какой-то вязкой дряни, затем пришла очередь язвочек и гнойничков, а для избавления кожи от нездорового оттенка пришлось воспользоваться смоченной в полынной настойке тряпицей.
— Таким ты мне нравишься гораздо больше, — ехидно улыбнулась Берта и спросила: — Как стричь?
— Покороче, — попросил я и опустился на пододвинутый к зеркалу табурет.
— Твои желания — закон, о повелитель девичьих грез, — проворковала девушка, зашла мне за спину и, не преминув на миг прижаться упругой грудью, занялась стрижкой.
А вскоре пожаловали и остальные циркачи. Альб молча уселся на сундук и обхватил колени своими несуразно длинными руками; Гуго — изящный седовласый франт в отлично скроенном, но уже изрядно поношенном костюме — неодобрительно поцокал языком и прошелся вокруг меня.
— Так понимаю, у нас действительно проблемы… — раздраженно пробормотал подвизавшийся на ниве балаганных фокусов щеголь, давно уже лелеявший несбыточную мечту получить перевод с оперативной работы на какую-нибудь синекуру в столицу.
— Не все так плохо, — морщась из-за щекотавших шею обрезков волос, ответил я.
— Правда?
— Да. Все много-много хуже.
— Мор? — сразу догадался Гуго. — Думаешь, это настолько серьезно?
— Именно, — вздохнул я.
— И что в нем такого? Подумаешь, заболел кто-то! — фыркнул Альб, который отвечал в труппе за силовое решение проблем.
Наши проблемы имели обыкновение ходить вооруженными до зубов, но коротышка по праву считался мастером поножовщины, и проколов у него на сегодняшний день не случалось ни разу. А вот шевелить мозгами он по обыкновению не любил.
— Слишком быстро зараза распространяется, — передернул плечами Гуго.
— Мор не простая зараза. — Я поднялся с табурета, стоило Берте закончить стрижку и худо-бедно стряхнуть обрезки волос с моих плеч и спины. — Мор вызван чернокнижником. В мертвых телах присутствовали отголоски скверны.
— Бесов праздник! — охнул седой фокусник. — Сами розысками займемся или в надзорную коллегию сообщим?
— Кто — мне и без надзорной коллегии известно. Неизвестно лишь, как им это удалось провернуть, — ответил я и зажмурился, смачивая короткий ежик черных волос остро пахнущей хвоей жидкостью. — В Леме орудуют братья-экзекуторы.
— Чушь! — вскинулся Альб. — Не может такого быть!
— Не буду спорить — чушь, — согласился я. — Но по дороге сюда мне пришлось одного из них упокоить.
— Не верю! — продолжил упорствовать жонглер. Оно и понятно: крайне неразумно обвинять в распространении болезни едва ли не самый могущественный монашеский орден, долгие века сжигавший бесноватых по всей полуночи Святых Земель. И не только там…
— Как будто твое мнение имеет какое-то значение! — презрительно скривилась Берта, принесшая мне таз с чуть теплой водой.
— Но зачем экзекуторам понадобилось насылать на город мор? — задумчиво потер гладковыбритый подбородок Гуго. — Неужели Норвейм желает сорвать мирные переговоры Драгарна и Стильга? Какой им в этом резон?
— Не знаю, да и неважно это пока, — отмахнулся я, вытирая голову почерневшим из-за остававшейся на нем краски для волос полотенцем. — Берта, попробуй поспрашивать людей о высоких светловолосых монахах или священниках с полуночным акцентом. Альб, поговори с местными, не шлялся ли поблизости кто-нибудь подозрительный. Идите!
— Так понимаю, для меня ты приберег самое неприятное задание? — вздохнул Гуго.
— В гостиницу мне возвращаться нельзя. Возьми одежду, подбери подходящий труп с изуродованным лицом и организуй опознание. Серж Маагларь должен умереть. И забери зеркало из номера — на нем благословение братьев-экзорцистов.
Неблагословленное зеркало — врата в Пустоту. Ты смотришь на свое отражение, а оттуда на тебя смотрит Бездна. Для обычного человека пустяк, для меня — хуже не придумаешь. «Зеркала как греховные очи Бездны».
— А переговоры?
— Его сиятельство уже заглотал наживку, с остальным справится мастер Нарль.
Кавалер Альгре сам накинул петлю себе на шею, и, когда со временем из Марны по армейским закупкам начнутся поставки некачественных товаров, отказаться от якобы столь выгодного сотрудничества он уже не сможет. А значит, будет на коротком поводке.
