были не только пионерами межрелигиозного диалога, но и имели тесную связь с развитием всемирной католической теологии). Интересно, что в ходе подготовки некоторых соборных документов принимал участие и будущий Папа Иоанн Павел II, Кароль Войтыла, который завязал тесную дружбу с отцом де Любаком. В своих воспоминаниях Иоанн Павел II пишет:
«Особенно я обязан отцу Ивару Конгару и отцу Анри де Любаку. Помню и сегодня, как отец де Любак поощрял меня не отступаться от той линии, которая обозначилась благодаря моему участию в дискуссии. Это было уже во время собрания в Ватикане. С тех пор я особенно подружился с отцом де Любаком»[83].
II Ватиканский Собор не провозгласил ни одной анафемы и не сделал ни одного догматического постановления. Многие консерваторы, не принявшие решений Собора, используют этот факт, чтобы доказать их недействительность. Следует, однако, обратить внимание на тот факт, что для большинства католиков неординарность события стала очевидной: «На Соборе Святой Дух говорил Церкви во всей ее целостности, в ее всеобщности»[84]. Главным практическим последствием Собора стало открытие дверей Церкви для новых идей, для «нового видения Реальности», о котором говорил отец Беда Гриффитс, уже находившийся ко времени проведения Собора в индийском монастыре Курисумала в штате Керала. Поскольку мы говорим об опыте христианских монахов в Индии, мы должны упомянуть о том, что индийское христианство всегда было довольно открытым и гибким, и не случайно, что опыт инкультурации и диалога уже принес богатые плоды. Слова отцов Собора о том, что «в индуизме люди исследуют Божественную Тайну и выражают ее неисчерпаемым богатством мифов и прозрениями философии, они ищут освобождения от тревог нашего существования либо в формах аскетической жизни, либо через глубокое размышление, либо прибегая к Богу с любовью и упованием»[85] лишь придали этому опыту официальный статус и значительно упростили жизнь христианских ашрамов, в том числе и «Сатчитананда ашрама», что создало благодатную почву для деятельности Беды Гриффитса, ставшего третьим выдающимся отцом Шантиванама.
2. Путь отца Беды
Будущий Ачарья «Сатчитананда ашрама» появился на свет в Англии в 1906 г. В отличие от своих французских предшественников, Свами Абхишиктананды и Свами Парам Аруби Ананды, его семья, хоть и принадлежала к среднему классу, жила довольно бедно, и маленький Алан (именно так звали Гриффитса в миру) с детства познал горести бедных и радости простых людей, что во многом определило его будущую жизнь и направление духовного поиска. Ко всем бедам семьи
Гриффитсов добавлялось то, что отец Алана рано обанкротился и оставил семью на попечение матери, которой пришлось устроиться на работу, чтобы прокормить троих детей — двух мальчиков и девочку Гриффитсы не могли позволить себе дать детям приличное образование, и в возрасте 12 лет Алану пришлось поступить в школу для детей бедноты, принадлежащую Церкви и располагавшую также благотворительной больницей. Школа называлась «Christ Hospital» и в ней обучались исключительно мальчики. Как правило, такие школы для мальчиков не дают ни хороших знаний, ни должного воспитания: среда совершенно не располагала к образованию, и все-таки Алан Ричард Гриффитс извлек наибольшую выгоду из своего пребывания в этом учебном заведении: он достиг успехов во многих науках и завоевал уважение учителей и товарищей. По окончании школы Гриффитсу удалось получить оксфордскую стипендию и отправиться в один из лучших университетов мира для продолжения образования. В качестве основных учебных дисциплин Алан избрал английскую литературу и философию: его склонность к гуманитарным наукам и размышлениям над смыслом бытия нашла здесь максимальное приложение. Оксфордское образование в будущем сыграет важную роль в распространении наследия отца Беды: сегодня изучение некоторых его работ входит в учебную программу университета, который, несомненно, гордится своим великим выпускником. По работам Гриффитса нетрудно понять, что он прекрасно владел классическим английским языком, его так называемым «оксфордским вариантом», с особым грамматическим строем и использованием соответствующей лексики. Во время обучения в Оксфорде Алан Гриффитс много размышлял о том, как современное общество в условиях научно-технической революции влияет на сознание человека. В те времена в кругах христианской молодежи были весьма популярны работы французского иезуита отца Пьера-Тейара де Шардена, который развивал адвайтические идеи независимо от восточной мысли (что само по себе удивительно: несмотря на свое многолетнее изгнание в Монголию и Китай, он так и не позаимствовал никаких элементов местной культуры и религии). Первое, что очень четко осознал Тейар еще в юности, было ощущение сакральности природы: природа — не только мертвая материя, но и некий живой организм, наша Мать, проявление Божественной Энергии. Эта идея оказалась близка и Алану Гриффитсу, который впоследствии развил ее во многих своих работах. Все священно и все есть проявление Божественного — эта мысль красной нитью проходит через всю жизнь обоих философов. Второе важное прозрение Тейара заключается в том, что в основе процесса развития Вселенной, в основе эволюции лежит некая Сила, исходящая из Высшего Источника и ведущая единый космический организм от неживого к живому и от живого к разумному. Эта Сила получила название «радиальной энергии», а сам организм Тейар описывал так: «взятое в целом живое вещество, расползающееся по Земле, с первых же стадий своей эволюции вырисовывает контуры одного гигантского организма»[86]. Тейар де Шарден по праву считается основателем христианского эволюционизма, но самое интересное в его теологической парадигме — это эсхатология, учение о финале материального бытия нашего мира. Он считал, что живое на нашей планете развивается от разрозненного в сторону единения, то есть атомы образуют молекулы, молекулы клетки, клетки организмы, а организмы, в свою очередь, должны организовать единый общепланетарный организм, который, достигнув вершины своего эволюционного развития, обретет недвойственное единство с Космическим Христом: этот момент и станет вторым пришествием и «точкой омега». Тейар оптимистично смотрел на научно-технический прогресс человечества: по его мнению, стремление цивилизации к информационному единству есть важный шаг к Высшему Единству. И именно в этом вопросе их пути с Аланом Гриффитсом разошлись: в очень раннем возрасте Алан ощутил острую недостаточность сакральности и искренности в так называемом цивилизованном обществе. Да, научно-технический прогресс принес много важных открытий и достижений — но вместе с тем он разорвал связь с природой, связь с истинным «Я» человека.
«Конечно, все эти тенденции имеют и положительную ценность, но они спровоцировали насильственный разрыв с санатана-дхармой, Божественным Порядком, которым должен руководствоваться человек в своей жизни»[87].
Многие молодые люди поколения Гриффитса задумывались об этих недостатках, а в 1960-е гг. кризис мировоззрения техногенного общества и вовсе привел ко всемирному бунту
