беспокойными и напрягали глаза на заре красных.
Прежде чем обсуждать синдикализм, обратимся к изучению другого революционного движения, анархизма, который, как мы уже видели, возник одновременно с марксистским социализмом в середине девятнадцатого века. Идея анархистов не была новой. Анархистские представления появились заметно во время Французской революции, то дикие якобинские демагоги, как Эбер и Клотц проповедовали учения, которые были анархистскими во всём, кроме названия. Запуск анархизма как самосознания движения датируется серединой девятнадцатого века, его основателем был француз Прудон. Прудон взял название «анархия» (которое ранее было ранее осуждено даже в революционных кругах) и принял его в исповедании веры, чтобы отделить себя от верующих в государственный коммунизм, который он ненавидел и презирал. Прудон был откровенно апостолом хаоса. «Я буду вооружаться до зубов против цивилизации! — воскликнул он. — Начну войну, которая закончится только с моей жизнью». Учреждения и идеалы были заброшены с непримиримой яростью. Возрождая изречение Бриссо, в «Собственности воровства», Прудон продолжал нападать религию в следующих фразах: «Бог это глупость и трусость; Бог — тирания и нищета; Бог есть зло для меня, то Люцифер, сатана, может быть, демон, как вера моих отцов против Бога и Церкви!».
Когда Прудон основал анархизм, он не имел ни организационного мастерства, ни проповеднических способностей для выполнения важных результатов. Его ученики были немногочисленными, но среди них был тот, кто обладал талантами преуспеть там, где его учителю не удалось. Это был знаменитый Михаил Бакунин. Бакунин — ещё один пример «испорченного гения». Выйдя из русской дворянской семьи, Бакунин рано обнаружил огромный интеллектуальный блеск, но его таланты были извращены его ожиданиями и турбулентными распоряжениями; так он в скором времени безнадёжно покинул общество и погрузился в поток революции, родившейся в настоящее время в благоприятном товариществе Прудона. Как указано в предыдущей главе, Бакунин был действительно дома только в сопровождении социальных повстанцев, особенно среди преступников и бродяг, его любимый тост был: «За уничтожение всего правопорядка и спущенных с цепей злых страстей».
В период после шторма 1848 года Бакунин был занят формированием своей партии. О его программе действий можно судить по следующим выдержкам из его революционного катехизиса, составленного для руководства его последователями. «Революционер, — говорил Бакунин, — должен позволить ничему не стоять между ним и работой разрушения. Для него существует только одно единственное удовольствие, одно утешение, одно вознаграждение…одно удовлетворение — успех революции. День и ночь он должен есть, но одна мысль, но одна цель — непримиримое разрушение… Если он продолжает жить в этом мире, это только, чтобы уничтожить его тем вернее». По этой причине никакие реформы не должны быть поддержаны; напротив, «делается все возможное для усиления и увеличения зла и горя, которые будут на расстоянии протяженного времени изнашивать терпение народа и поощрять восстание в массовом порядке».
Легко увидеть, как анархизм, с его безмерным насилием и ненавистью к какому-либо организованному социальному контролю, должен столкнуться яростно с марксистским социализмом, став устойчивым, с более реформистским и эволюционистским характером. На самом деле вся вторая половина девятнадцатого века наполнена борьбой между двумя соперничающими движениями. В этой борьбе социализм был более успешным. Анархисты сделали безумную ставку на победу в Парижской коммуне 1871 года, но кровавый провал коммуны дискредитировал анархизм и затянул в социалистическое объединение большую часть Европы. Только в Италии, Испании и России (где анархия процветала как «нигилизм») анархизм не получил никакого подобного перевеса в революционных кругах.
Тем не менее, анархизм жил как движение силового меньшинства, показывая свою деятельность главным образом бомбовыми метаниями и убийствами коронованных особ или других выдающихся персонажей. Эти безобразия были названы у анархистов «пропагандой действием» и были предназначены терроризировать организованное общество и пробудить пролетариат в режим эмуляции в одно и то же время. Конечная цель анархистов была всеобщая резня «имущих классов». Как анархист Иоганн Мост заявил в своем органе, Freiheit, в 1880: «Это уже не аристократия и царственная власть, что люди намерены уничтожить. Вот, пожалуй, но смертельный удар или два ещё нужны. Нет, в наступающем натиске объекта для поражения всего среднего класса с уничтожением». Чуть позже тот же автор призвал: «Уничтожить весь презренный выводок! Наука сейчас вкладывает средства в наши руки, которые позволяют организовать массовое уничтожение зверей совершенно тихо и деловито!». В 1881 году Международный конгресс анархистов состоялся в Лондоне, приняли участие все сияющие огни анархии, в том числе «философские» анархисты, как князь Кропоткин, и резолюция затем совершила броском несколько зловещее сомнение в «ненасилии» утверждений «философской» фракции. Решение Конгресса заявило, что социальная революция должна была бы способствовать тесной международной акции. «Комитеты каждой страны должны не отставлять регулярную переписку между собой и с главным комитетом ради дачи непрерывной информации, и их обязанность собирать деньги на покупку яда и оружия, а также открыть для себя места, пригодные для строительства шахт и т. д. Для достижения предлагаемой цели, уничтожения всех правителей, министров государства, дворянства, духовенства, наиболее известных капиталистов и других эксплуататоров, любые средства допустимы, и поэтому большое внимание, следует уделять особое внимание изучению химии и подготовке взрывчатых веществ как главному оружию».
Некоторые особенности анархиста «пропагандой действием» следует особо отметить, так как они хорошо иллюстрируют фундаментальную природу анархистской мысли. Бакунин учил, что каждый акт разрушения или насилия — добро, либо непосредственно уничтожение человека или мысли, которая возражает, или косвенно, сделав и без того невыносимый мир хуже раньше и, таким образом, ускоряя социальную революцию. Но в деле убийства часто лучше убить хороших лиц и избавиться от злых, потому что, как Бакунин выразился в его революционном катехизисе, злые угнетатели — «люди, которым мы уступаем жизнь на временной основе, в порядке, что серией чудовищных актов они могут довести народ до неизбежного восстания». Убийство злых людей не подразумевает действительно ценную критику существующего социального порядка. «Если вы убиваете неправедного судью, вы можете понимать только то, что вы думаете, судьи должны быть справедливыми; но если вы отказываетесь от этого способа и убиваете справедливого судью, то ясно, что вы не согласны с судьями вообще. Если сын убивает плохого отца, то это — акт, хотя достойный в своей скромности, кстати, но он не выводит нас много дальше. Но если он убьёт хорошего отца, он режет в корне всю эту вредоносную систему семейного уюта и любящей доброты и благодарности, на которой данная система в значительной степени основана».
Такой дух анархизма. Теперь анархизм примечателен не только сам по себе, но и как одна из главных движущих сил в том, что много важнее движения «синдикалистов», которое мы сейчас рассматриваем.
