Когда Эйзенхауэр и Даллес пришли к власти в начале 1953-го, основной проблемой мировой политики было распространение коммунизма. Советский Союз захватил большую часть Восточной Европы, провел удачные испытания атомной бомбы и устроил шестнадцатимесячную блокаду Западного Берлина, чтобы взять его измором. Армия коммунистов захватила власть в Китае, их соратники пытались проделать то же самое в Греции. Коммунистические партии Франции и Италии разрастались и набирали силу. Тысячи американцев погибли, сражаясь с коммунистами в Корее. Сенатор от Висконсина, Джозеф Маккарти, поразил многих американцев обвинениями, что коммунисты проникли даже в армию и Госдепартамент США. Штаты охватил страх окружения, жуткое чувство, что они проигрывают послевоенную схватку идеологий.
Во время президентской кампании 1952 года Даллес произнес несколько речей, обвиняя администрацию Трумэна в слабости перед лицом надвигающегося коммунизма. Даллес пообещал, что республиканский Белый дом «откатит» коммунизм, «освободив» страны, павшие жертвами его «деспотии и безбожного терроризма». Как только Эйзенхауэр стал президентом, Даллес принялся искать точку, где США смогут нанести удар. Прежде чем Даллес оказался на посту Госсекретаря, как ангел с небес, в Вашингтон явился старший офицер британской разведки с идеальным для нужд Даллеса предложением.
Британии на тот момент грозили страшные трудности. Ее способность перебрасывать войска, поставлять топливо для промышленности и обеспечивать высокий уровень жизни по большей части зависела от нефти, добываемой в Иране. С 1901 года единственная корпорация, «Англо-иранская нефтяная компания», которая преимущественно принадлежала британскому правительству, обладала монополией на добычу, очистку и продажу иранской нефти. Крайне несправедливый договор, подписанный продажным монархом, предписывал британской стороне выплачивать Ирану лишь шестнадцать процентов полученных за продажу местной нефти денег. Вероятно, в действительности выходило и того меньше, однако правды никто не знал, так как иностранцев не допускали к бухгалтерии компании. Лишь за 1950 год компания заработала столько, сколько Иран получил за полвека.
В годы после Второй мировой волны по Азии, Африке и Латинской Америке пронеслись волны движений за независимость и против колонизации. В результате весной 1951 года к власти в Иране пришел крайне идеалистически настроенный Мохаммед Мосаддык. Став премьер-министром, Мосаддык воплотил в себе цель, на которой помешалась вся страна. Он намеревался изгнать «Англо-иранскую компанию», национализировать нефтедобывающую промышленность и использовать прибыль для развития Ирана.
Мосаддыку, аристократу, получившему образование в Европе, на тот момент было шестьдесят девять лет. Он свято верил в две вещи: патриотизм и демократию. Для Ирана патриотизм означал возвращение контроля над запасами нефти. Демократия – сосредоточение политической власти в руках избираемого парламента и премьер-министра, а не у монарха, Мохаммеда Реза Пехлеви. Первым делом Мосаддык превратил во врага Британию, вторым – отстранил шаха.
Весной 1951-го обе палаты иранского парламента единогласно проголосовали за национализацию нефтедобывающей промышленности. Этот исторический момент праздновала вся страна. «Все страдания Ирака, все несчастья, беззаконие и коррупцию за последние пятьдесят лет вызвала нефть и грабительский контракт с этой компанией», – заявили по радио.
Приняв закон о национализации, Иран согласился компенсировать Британии сумму, потраченную на бурение скважин и нефтеперегонные заводы, однако любой беспристрастный арбитр наверняка заключил бы, учитывая прибыль Британии за все эти годы, что долг Ирана равняется нулю. Мосаддык любил отмечать, что британцы и сами не так давно национализировали угольную и сталелитейную промышленности. Он настаивал, что всего лишь последовал их примеру: использовал богатство страны на ее же благо и проводил реформы, чтобы народ не поднимал восстания. Британским дипломатам на Ближнем Востоке этот аргумент показался, конечно же, неубедительным.
«У нас, англичан, за плечами сотни лет опыта в том, как обращаться с местным населением, – иронизировал один из них. – Социализм – это хорошо, но дома. А здесь мы должны быть хозяевами».
Приход к власти Мосаддыка и голосование парламента в пользу национализации нефтедобывающей индустрии обрадовало иранцев, но разгневало британскую правящую верхушку. Мысль, что настолько отсталая страна, как Иран, может восстать и нанести подобный удар, ошеломила их. Британцы с презрением отвергли предложение разделить прибыль пополам, как поступали в соседних странах американские компании. И пообещали ответить ударом на удар.
«Персидская нефть существенно важна для нашей экономики, – заявил министр иностранных дел Герберт Моррисон. – Мы считаем необходимым сделать все возможное, чтобы персы не сумели избежать наказания за нарушение контрактных обязательств».
В течение года британцы так и поступали. Они рассматривали варианты подкупить Мосаддыка, убить его или выслать в Иран войска. Последнее британцы, вероятно, сделали бы, однако президента Трумэна и Госсекретаря Дина Ачесона чуть не хватил удар, когда они об этом узнали. Британцы устраивали диверсии на своих же объектах в Абадане, надеясь убедить Мосаддыка, что без них он не сможет управлять промышленностью; блокировали порты, не впуская и не выпуская танкеры; безуспешно обращались в Совет Безопасности и Международный суд ООН. Наконец, британцы пришли к выводу, что остался лишь один способ. Они решились на организацию переворота.
Британия целыми поколениями господствовала над Ираном и за это время подкупила множество военных офицеров, журналистов, религиозных лидеров и других, кто принял бы участие в свержении правительства в случае необходимости. Лондонские чиновники приказали своим агентам в Тегеране приступать к выполнению плана. Однако Мосаддык обо всем узнал прежде, чем они успели нанести удар, и сделал единственное, что смогло защитить его и правительство. Шестнадцатого октября 1952 года он приказал закрыть британское посольство и выслать всех его сотрудников из страны. Среди них были разведчики, организаторы переворота.
Таким образом Британия осталась безоружной. Агентов под прикрытием депортировали из Ирана, Трумэн выступал против военного вторжения, а международные организации отказывались вмешиваться. Британскому правительству грозила печальная участь: потерять самые ценные зарубежные активы в борьбе с отстающим государством, во главе которого стоит человек, согласно дипломатическим телеграммам, «дикий, фанатичный, нелепый, преступный, крайне беспринципный и явно неуравновешенный».
Современный Иран не может похвастаться многими личностями, подобными Мосаддыку. По материнской линии он происходил из персидской королевской семьи. Его отец был родом из особого клана и провел на посту министра финансов Ирана более двадцати лет. Мосаддык обучался во Франции и Швейцарии и стал первым иранцем, защитившим докторскую диссертацию по праву в европейском университете. К тому времени, как Мосаддыка избрали премьер-министром, за его плечами уже была целая политическая карьера.
Мосаддык был также и крайне эмоциональным человеком. По его щекам катились слезы, когда он произносил речи о нищете и страданиях Ирана. Он несколько раз терял сознание, выступая в парламенте, отчего в газете «Newsweek» его прозвали «обморочным фанатиком». Мосаддык страдал от многих болезней и имел обезоруживающую привычку принимать гостей, будучи в постели. Безупречная честность и тщательная бережливость – Мосаддык разрывал пополам двухслойную салфетку перед использованием – выделили его на политической арене Ближнего Востока и сделали кумиром среди населения Ирана. В январе 1952-го журнал «Time» выбрал его человеком года. В номинации он обошел Уинстона Черчилля, Дугласа Макартура, Гарри Трумэна и Дуайта Эйзенхауэра. В журнале Мосаддыка назвали «упрямым оппортунистом», а также «иранским Джорджем Вашингтоном» и «самым знаменитым человеком из тех, кого его древняя раса произвела на свет за многие столетия».
Через две недели после того, как Мосаддык закрыл британское посольство в Тегеране, американцы избрали Эйзенхауэра президентом. Вскоре он назначил Даллеса Госсекретарем. Уныние, охватившее правительство Британии, вдруг ослабло.
Глава отдела ЦРУ по операциям на Ближнем Востоке Кермит Рузвельт как раз остановился в Лондоне по пути домой из Ирана. Он встретился с британскими коллегами, и те сделали ему необычное предложение. Они хотели, чтобы ЦРУ совершило в Иране переворот, на который сами британцы теперь оказались неспособны, и уже составили то, что Рузвельт назвал «планом боя».
