— Понятие «роскошно» совсем не смотрится рядом со словом «результативно».
— Ну да, ну да…
— Ваша идея, Лир… — начал было Глостер, но старик досадливо поморщился:
— Только не пой мне дифирамбы. А идея… идея Квентина Тарантино. Помнишь, пилотный выпуск? «Force-Fox-Five»?
— Смутно.
— Ну и ляд с ним. А еще… Я как-то смотрел документальный фильм о наших, еще советских гимнастках-чемпионках. Задумался, почему именно двенадцати-тринадца-тилетние пацанки выигрывают все медали, и все стало ясно.
— Да их натаскивали на эти самые медали, как доберманов!
— Не все так просто, Глостер. Вернее, все не так просто. Эти девочки поступали в школу гимнастики в пять-шесть лет. К одиннадцати годам для них это больше чем вся жизнь! И жизнь сия должна свершиться, состояться, и она может состояться только тогда, когда шея украсится красивой лентой, на которой будет болтаться та самая побрякушка из бутафорского золота… Но и это еще не все: подростки, а девочки-подростки в особенности, еще не способны спланировать свою будущую жизнь, как не способны оценить реальность смерти! Своей и чужой! Ты вспомни, Глостер, какой-нибудь чемпионат по спортивной гимнастике. Ведь ни одна из этих рекордсменок, выполняя жуткие упражнения, к примеру на брусьях, не представляет себе реальные последствия неудачи: как можно сорваться, поломать позвоночник и стать калекой-бревном на всю жизнь! Погибнуть! Ну, оценивать летальность последствий для «жертв» и «целей» при стрельбе очередями или одиночными выстрелами наших куколок-крошек обучили довольно быстро, а вот что до их собственной смертности… Знаешь, в чем главный парадокс человека как вида и человечества в целом, как популяции?
— Прожорливость?
— Нет. Исступленная, самоуверенная вера в собственное бессмертие! Есть ли еще на земле вид животных, который истреблял бы себе подобных миллионами и при этом выдумал идею, согласно которой каждый волен жить вечно?! И назвал следование этой глупой надуманной идее — верой, и выдумал Единого Сущего, и ничтоже сумняшеся присовокопил себя, червя, к этому Сущему… И это притом, что каждый ежедневно наблюдает, с каким сладострастным остервенением сжирают людишки себе подобных! — Лир на секунду прикрыл глаза, помассировал сомкнутые веки подушечками пальцев. — О чем я, Глостер?
— О девочках.
— В смысле?.. Ах да! — Лир хохотнул, стараясь изобразить из себя дедка-склеротика, желающего выглядеть бодрячком. Но… этому представлению Глостер не верил. Совсем. Как не верил никакой из постановок Лира: финал их был всегда фатален.
— О девочках… — повторил Лир, закатил глазки, теперь как неагрессивный старец-сластолюбец, на последние пенсионные копейки покупающий глянцевые журналы и. мечтающий устроиться истопником-банщиком в девичий интернат. — Наши очень похожи на спортсменок, так? Ведь они действительно не боятся смерти! В отличие и от тебя, и от меня, и даже от Маэстро. Потому что они не, способны в нее поверить. Возраст не позволяет. Наша с, тобой задача, Глостер, поддерживать в них эту иллюзию как можно дольше. Иначе они станут опасны настолько, что лучше… Ну да ты и сам знаешь.
— Хороший пионер — это мертвый пионер, — осклабился Глостер.
Лир его реплику, казалось, даже не заметил. Некоторое время он сидел неподвижно, потом произнес медленно, как бы размышляя вслух:
— Вот что, Глостер. Какой бы ты ни был человечек, но профессионал ты неплохой. Тебя ничто не смущает во всей случившейся, заварухе?
— С устранением Ландерса и Батеякова?
— Естественно.
— Теперь ничего.
— А раньше?
Глостер задумался было, по-видимому стараясь сформулировать собственные ощущения, но Лир уже продолжил:
— С появлением нововоскресшего Маэстро уж очень славненько все вписывается в. схему. Просто очень душевненько и хорошо: появился барин, грозный и авторитетный, всех рассудил, роздал всем сестрам по, серьгам и всем боевичкам по пуле — и исчез. А операция оказалась под угрозой, полного, срыва.
— Я думал над этим но когда поступили данные от моих оперативников…
— Мой ми-и-илый Глостер… — тихо, почти ласково произнес Лир, и в этой. приторной патоке слов чувствовалась, неотвратимая угроза… — Ты не представляешь себе масштаба задуманной операций! И тем самим меры своей ответственности за ее провал!
— Лир, я…
— Молчи. И слушай. Учись слушать старших не перебивая. Ты можешь догадываться, но знать наверняка… Так вот: я тебе скажу. Потому что ты в этой лодчонке человечек не последний, и сойти с нее тебе можно только в небытие. И ты себе это представляешь оч-ч-чень хорошо. Какая была основная цель задуманного дуплета Батенков-Ландерс?
— Устранить авторитетов, развязать разборки на их территориях, поставить территории под контроль своих людей.
— Правильно. Зачем? Глостер пожал плечами:
— Деньги.
— Мы что, жадные, Тлостер? У нас нехватка денег? Мы спускаем в казино такие немереные суммы, что решили подзанять их с территорий?
— Нет…
— Во-о-от. Нам нужны не деньги, Глостер, нам нужны оперативные финансовые средства. Ты представляешь себе, о каких суммах идет речь?
— Смутно.
— И это правильно. Не твоя это прерогатива и не твой приоритет. Но сейчас я решил: пришло время тебе быть посвященным в масштаб игры. Хм… А все же любопытно… О чем ты догадался сам?
— Наркотики. Транзит и производство.
— Ты умнеешь, Глостер, и это радует. Помнишь, как мы похерили возможность завладеть мешком наркоты стоимостью около сорока миллионов зелени?
— Естественно.
— Не-е-ет, Глостер, выбросить в мусор сорок миллионов долларов — это совсем не естественно! Совсем! Это хорошие деньги! Сказать, почему я и не шибко горевал о потере?
— Вы были заняты обеспечением покупки контрольных пакетов акций оборонных предприятий Княжинска и Днепровска.
— Как ты все красиво научился излагать! — Лир обнажил безукоризненный ряд неестественно белых зубов, имитируя улыбку. — Так вот, мил человек, все эти акции, предприятия, колхозы-совхозы и прочие трудовые коооперативы в нашей кастрированной на три буквы Сээнговии могут дать прибыль только при наличии власти. А власть, как и войну, будущими деньгами не купишь! Ты понял, Глостер?
Эти потаскушки продаются только за наличные! За красивые такие зеленые купюры!
Глостер снова поразился перемене, происшедшей с Лиром в одно мгновение: глаза старика заблестели, щеки налились румянцем, как у азартного игрока, замершего перед зеленым полем рулетки.
— Так вот, Глостер! Тогда мешок наркотиков неизбежно потряс бы складывавшийся рынок юга России и Украины, вызвал неизбежные и, главное, несвоевременные разборки между всеми сторонами! А мне нужно было, чтобы отладили тропы, отработали рынки сбыта и пути транзита на Запад; сейчас все это есть и контролировалось частично людьми Батенкова, частично — Ландерса и, процентов на семь-десять, авторитетами пожиже. Ну а чтобы тебе лучше представить картину нынешней битвы за «великое испанское наследство», так речь идет о годовом доходе в три-три с половиной миллиарда долларов! Миллиарда! Уразумел, помощничек?
Миллиард — это тысяча миллионов! А миллион — это дипломат, доверху набитый пачками сотенных зеленых купюр! Представил? Вот такие пироги с начинкою! Ради таковой суммы всякие вице-дрице-премьеры и прочие засланцы летают в МВФ на придверный коврик да ласково там сопят в две дырочки: дайте, за Христа ради, на пропитание живота!
Лир перевел дух, быстренько нарисовал на бумажке мешочек, похожий на кисет, перевязал его ленточкой и рядом изобразил толстого Дядю Сэма в цилиндре, полосатых брюках и звездном пиджачке — каким его изображали крокодильские карикатуристы лет тридцать-сорок назад.
— Власть стоит нынче так дешево? — позволил себе иронию Глостер.
— Милок, эта профурсетка порой отдается за гроши! — принужденно рассмеялся Лир, но глаза его остались зоркими и злыми. — Но нужно разделять саму власть и людей, пользующихся ею, словно дешевой шлюшкой! У этих сутенеров воображения хватает лишь на то, чтобы выбить из грозной барышни, превращенной в публичную девку, денежки на молочишко! — Лир не сдержался, выругался, вздохнул:
— Порой, когда смотришь на эту мелкотравчатую свору, на эту падаль, на эту камарилью придворной челяди, зудливых насекомых — тошно становится: ужель это происходит в великой непостижимой России? Жулики и авантюристы, косноязычные и велеречивые правят бал и расправу! Ум меркнет и отказывается понимать!
Глава 27
Лир перевел дух и продолжил, причем совершенно спокойно, равнодушно и выверенно, словно это не он только что произнес гневные слова «мошенникам в белых воротничках»:
— А на самом деле мы с тобой не только поприсутствуем, но и, как писали некогда в прессе, примем непосредственное участие… В подъедании разлагающегося трупа мертвого колосса. — Лир вздохнул, подошел к шкафу, взял коньяк, налил себе рюмку, сделал глоток:
