ПОХИТИТЕЛИ
Бессилие окраин. Скользких тропСкрещение на пустыре. Крапива.Заводской вышки облысевший лобС громоотводом топким, как рапира.
Корчма. Ступени. Нависает свод.Слоистый дым. Колючих взоров наглость.Письмо, печать… И на печати — подЛобастым черепом — две кости накрест.
Безжалостность окраин. ГлаваряРычащий шепот… Дотлевает запад.Показывает ночь у фонаряДвоих бродяг в широкополых шляпах.
И — «ах!» (как в пропасть). Хладная грозаПричмокиванья, смакованья сдула.Как шпага, устремляется в глазаГипнотизирующий палец дула.
По пустырям. Из бесфонарной мглыНавстречу мчат строенья и ограды,И двое в масках, опустив стволы,Над жалкой жертвой скрещивают взгляды.
ХУНХУЗ
О жене и матери забыл,Маузер прикладистый добылИ, тугие плечи оголя,Вышел за околицу в поля.
Те же джунгли этот гаолян,Только без озер и без полян.Здесь на свист хунхуза — за верстуСвистом отзывается хунхуз.
Было много пищи и добра,Были добрые маузера,Но под осень, кочки оголя,Сняли косы пышный гаолян.
Далеко до сопок и тайгиНаседали сильные враги,И горнист с серебряной трубойПравильно развертывает бой.
И хунхуза, сдавшегося в плен,Чьи-то руки подняли с колен,Связанного бросили в тюрьму,Отрубили голову ему.
И на длинной жерди головаНе жива была и не мертва,И над ней кружилось воронье:Птицы ссорились из-за нее.
ОКОЛО ЦИЦИКАРА
По дороге, с ее горба,Ковыляя, скрипит арба.Под ярмом опустил кадыкДо земли белолобый бык.
А за ним ускоряет шагИ погонщик, по пояс наг.От загара его плечоТак коричнево горячо.
Степь закатом озарена.Облака — как янтарь зерна,Как зерна золотистый град,Что струился в арбу с лопат.
Торопливо погружено,Ляжет в красный вагон оно,И закружит железный вихрь,Закачает до стран чужих.
До чудесных далеких стран,Где и угольщик — капитан,Где не знают, как черный быкОпускает к земле кадык,
Как со склона, с его горба,Подгоняет быка арба.
Так и тысячи лет назадШли они, опустив глаза,Наклонив над дорогой лбы,Человек и тяжелый бык.
ПЕСНИ ОБ УЛЕНСПИГЕЛЕ
В.К. Обухову
1
По затихшим фландрским селам,Полон юношеских сил,Пересмешником веселымУленспигель проходил.
А в стране веселья мало,Слышен только лязг оков, —Инквизиция сжигалаНа кострах еретиков.
И, склонясь на подоконник, —Есть и трапезам предел, —Подозрительно каноникНа прохожего глядел:
«Почему ты, парень, весел,Если всюду только плач?Как бы парня не повесилНа столбах своих палач…»
Пышет. Смотрит исподлобья.Пальцем строго покачал.«Полно, ваше преподобье! —Уленспигель отвечал. —
Простачок я, щебет птичий,Песня сёл и деревень:Для такой ничтожной дичиНе тревожьте вашу лень».
2
С толстым другом, другом верным,Полон юношеских сил,По гулянкам и тавернамУленспигель колесил.
Громче дудка, резче пищик, —Чем не ярмарочный шут?Вопрошал испанский сыщик:«Почему они поют?
Что-то слишком весел малый.Где почтительность и страх?Инквизиция сжигалаНе таких ли на кострах?»
И при всем честном народе(Мало лиц и много рыл) —«Полно, ваше благородье! —Уленспигель говорил. —
Не глядите столь ощерясь,Велика ль моя вина?Злая Лютерова ересьНе в бутылке же вина?»
Но когда, забывшись с милкой,Ник шпион к ее ушку,Звонко падала бутылкаНа проклятую башку.
3
С дудкой, с бубном, с арбалетом,Полон юношеских сил,То солдатом, то поэтомУленспигель колесил.
Он шагал землею фландрскойБез герольда и пажа,Но ему Вильгельм ОранскийРуку грубую пожал.
Скупо молвил Молчаливый,Ус косматый теребя:«Бог, к поэтам справедливый,Ставит рыцарем тебя!»
Шляпу огненного фетраСкинул парень не спеша:«Я — не рыцарь, ваша светлость,Я — народная душа!
Буря злится, буря длится,Потопляет берега, —Правь победу, честный рыцарь,Опрокидывай врага.
Нету жребия чудесней,И сиять обоим нам,Если ж требуются песни,Прикажи — я песни дам».
4
Гей, палач, не жди, не мешкай,Завивай покрепче жгут:С истребляющей усмешкойУленспигели идут.
Кровь на дыбе — ей точило,На кострах — ее закал,Бочке с порохом вручилаОгневой она запал:
— На! Довольно прятать силу,Львистым пламенем взыграй:Верных чествуй, слабых милуй,Угнетающих карай.
Пусть рычат — не верьте в гибель:Не на вас — на них гроза…И хохочет УленспигельВ узколобые глаза:
«Поединка просит сердце,Маски кротости — долой…Герцог Альба, черный герцог,Ты со шпагой, я — с метлой!»
Пил и пел. Рубил. Обедал.Громоздился на осла.И веселая победаУленспигеля несла.
5
Уленспигель, Уленспигель,Не всегда ли с той порыТы спешишь туда, где гибель,Палачи и топоры?
И от песен на пирушке,От гулянок, ассамблейС фитилем подходишь к пушкеНа восставшем корабле.
Меткой шуткой ободряешь,Покачаешь головой —И, как искра, вдруг взрываешьВесь запас пороховой.
Так. Живая сила ищетБега. Уровни растут.У плотины встанет сыщикИ каноник встанет тут.
Но, как знамя, светит гезамПламенеющий берет:— Никаким не верь угрозам,Для бессмертных смерти — нет!
Где ты нынче? В песнях, в книге льТолько твой победный знак?Где ты, тощий Уленспигель,Толстый Ламе Гоодзак?
В СОЧЕЛЬНИК
Нынче ветер с востока на запад,И по мерзлой маньчжурской землеНачинает поземка царапатьИ бежит, исчезая во мгле.
С этим ветром холодным и колким,Что в окно начинает стучать,К зауральским серебряным елкамХорошо бы сегодня умчать.
Над российским простором промчаться,Рассекая метельную высь,Над какой-нибудь Вяткой иль Гжатском,Над родною Москвой пронестись.
И в рождественский вечер послушатьТрепетание сердца страны,Заглянуть в непокорную душу,В роковые ее глубины.
Родников ее недруг не выскреб:Не в глуши ли болот и лесовЗагораются первые искрыЗатаенных до срока скитов.
Как в татарщину, в годы глухие,Как в те темные годы, когдаВ дыме битв зачиналась Россия,Собирала свои города.
Нелюдима она, невидима,Темный бор замыкает кольцо.Закрывает бесстрастная схимаМолодое худое лицо.
Но и ныне, как прежде когда-то,Не осилить Россию беде,И запавшие очи поднятыК золотой Вифлеемской звезде.
КАСЬЯН И МИКОЛА
