Но «пособие для следователей» требует иного подхода к столь важному документу:
Запрашивая характеристики, следователю надлежит предупредить соответствующие организации о необходимости объективно подходить к составлению характеристики… Он должен ставить вопрос об ответственности руководителей предприятий и учреждений, работников общественных организаций, формально отнесшихся к составлению характеристик в отношении лиц, привлеченных к уголовной ответственности.
Это в действительности означает, что арестованный уже не имеет шансов получить положительную служебную характеристику, да и как можно положительно аттестовать сотрудника, если характеристика на него затребована из органов внутренних дел, которые обвиняют его в совершении уголовного преступления. И руководство Мухинского училища нисколько не подвело следователя Каменко – выдало Азадовскому совершенно особую характеристику.
Здесь нужно сказать, что оформление характеристики в те годы, да и вообще в советскую эпоху, было облачено в определенные процедурные рамки: текст ее составлялся, как правило, коллегиально, обсуждался и формально утверждался профсоюзом и/или парторганизацией. То есть сам факт выдачи характеристики подразумевал, что документ этот выдан коллективом и протокольно согласован на заседании парткома или профкома; именно поэтому в личном деле всегда сохранялась копия этого документа.
И вот Азадовский, знакомясь с материалами дела, изумленно читал характеристику, подписанную «треугольником», то есть директором, парторгом и профоргом Мухинского училища. В его случае это были: и.о. ректора В.И. Шистко, секретарь партбюро В.Я. Бобов, председатель профкома Л.Н. Бабушкина.
ХАРАКТЕРИСТИКА
Азадовский К.М. работает в ЛВХПУ им. В.И. Мухиной в должности заведующего кафедрой иностранных языков с октября 1975 г. За прошедший период Азадовский К.М. много времени уделял решению творческих и научных задач, имеющих непосредственное отношение к его докторской диссертации. В работе по руководству кафедрой у Азадовского не отмечалось особой инициативы и глубины. Успеваемость студентов по кафедре иностранных языков за этот период не выросла. Идейно-воспитательная работа на кафедре не ведется на должном уровне. При попустительстве Азадовского среди сотрудников кафедры имеются случаи нарушения трудовой дисциплины и пьянства…
Рассматривая кандидатуру Азадовского К.М. для участия в конкурсе на замещение вакантной должности заведующего кафедрой иностранных языков, ректорат не имел возможности оперировать документами и фактами, которые более глубоко характеризовали личность Азадовского К.М. Однако материалы, которыми располагает в настоящее время администрация вуза… свидетельствуют о низком моральном облике Азадовского, для которого характерны факты завязывания случайных знакомств с иностранцами, пьянства и дебоша. Поведение Азадовского разбиралось ректоратом и партийной организацией, однако воспитательная работа с ним не дала желаемых результатов.
Администрация вуза, понимая, что личность Азадовского выпадает из ряда «штатных» случаев нарушения общественного порядка, внимательно следила за «вторым лицом» Азадовского К.М., стараясь ограничить возможность его нежелательного влияния на коллектив вуза, ставя Азадовского в условия, не позволяющие ему пропагандировать свои взгляды. Несмотря на удовлетворительно подготовленный отчет на Ученом совете вуза в 1980 г., кандидатура Азадовского К.М. не была вынесена на участие в конкурсе на переизбрание на новый срок.
Все это была самая откровенная ложь от начала и до конца (что через несколько лет будет доказано Азадовским в судебном порядке). Ведь годом ранее ему выдали характеристику, хотя и менее подробную, однако прямо противоположного содержания:
Зарекомендовал себя как способный молодой руководитель, добросовестно относящийся к своим служебным обязанностям. К.М. Азадовский ведет большую научно-методическую работу, часто выступает в печати по вопросам филологии и истории литературы. Пользуется уважением товарищей в коллективе. Принципиален и морально устойчив. Политически грамотен.
Кроме того, уже было согласовано переизбрание Азадовского в должности завкафедрой на очередной пятилетний срок, 4 сентября 1980 года кафедра утвердила его отчет, и в конце сентября должны были состояться формальные перевыборы. Однако готовилась смена ректора, график переизбрания никак не утверждался – говорили, что «ждут решения министерства»… Вплоть до конца 1980 года вопрос о переизбрании Азадовского так и не был вынесен на Ученый совет.
В общем, несмотря на внушительный объем уголовного дела, Азадовский не нашел в нем ни единого документа, который характеризовал бы его положительно.
Зато как минимум три представленных в уголовном деле документа серьезным образом доказывали вину Азадовского. Нет, не как подсудимого по 224-й статье – в этом случае кроме «обнаруженных» среди книг пакетика, «крупиц» в карманах дубленки, а также результатов экспертизы вещества никаких прямых улик следствие так и не нашло. Вина его была куда более тяжкой, и народный суд не имел внутреннего права вынести ему иной приговор, кроме обвинительного. Перед судом, как свидетельствовали документы уголовного дела, должен был предстать прежде всего человек аморальный, которому нет места в социалистическом обществе.
И само уголовное дело, возбужденное по чисто уголовной статье, было настолько насыщено материалами в духе 70-й или 190-1 статей УК РСФСР, что оно уже естественным образом смещалось в область морали и даже идеологии. И в результате дело Азадовского оказалось типичным образцом уголовного дела с «политическим» уклоном, подтверждая характеристику, данную В. Буковским:
Ведь политическое следствие не преступление распутывает, а прежде всего собирает компрометирующий материал. Оно обязано выяснить, почему гражданин Н, внешне вполне советский, выросший в советской семье, воспитанный советской школой, вдруг оказался таким несоветским.
Предварительное следствие по делу Азадовского с такой задачей успешно справилось, и уже не было важно, сколь незыблемы доказательства непосредственного обвинения, потому как следствие доказало более существенные факты – моральную ущербность, червоточину самой личности обвиняемого, его чуждость нашему образу жизни, его неприемлемость для советского общества. И не имело особенного значения, какое ему предъявлено конкретное обвинение – хранение ли наркотиков, спекуляция или тунеядство…
Приговор за само уголовное преступление всегда оказывался в такого рода делах чистой формальностью. Ознакомившись с характеристикой и иными документами, характеризующими «личность», суд всегда вынужден был принять единственно правильное решение, дабы оградить советское общество от влияния «отщепенца».
Глава 5
По когтям узнаю льва
Азадовский и сразу после обыска, и в процессе ознакомления с делом все больше убеждался в том, что следствие по делу ведет не милиция. То есть формально оно велось в Куйбышевском районном УВД, да и находился обвиняемый не на Шпалерной, а в Крестах; но то, что за него серьезнейшим образом взялась более могущественная инстанция, – это он сознавал все более определенно.
Присутствие КГБ в общественной жизни страны было в те годы настолько всепроникающим, а его действия настолько устрашающими, что, даже если бы КГБ никакого отношения к делу не имел, все равно окружающие усматривали бы во всем именно КГБ – таково было реноме этой структуры, умышленно создаваемое в ее недрах и помноженное на психологию советского человека. Ситуация с Азадовским – не исключение. И довольно важно понять, имел ли Азадовский основания предполагать, что решающую роль в его судьбе взяли на себя в конце 1980 года именно карательные органы. Ведь, в конце концов, это дело могло восприниматься как обычная мелкая уголовщина вкупе с распространенной в интеллигентской среде манией преследования.
Следы в уголовном деле
Безусловно, в тех случаях, когда КГБ имел скрытое отношение к тому или иному уголовному делу, его присутствие, как правило, оставалось под спудом. Безусловно и то, что эта спецслужба, самая могущественная в стране, нет-нет да влезала в дела других силовых ведомств, в том числе и в процессы следствия МВД. Доказать такие факты впоследствии было невозможно ввиду полного отсутствия в уголовном деле каких бы то ни было следов КГБ.
Причем даже в те дела, которые велись по статьям, подведомственным КГБ СССР, и расследовались самим Комитетом, а не милицией или прокуратурой, оперативные материалы КГБ никогда не попадали. В секретной многостраничной «Инструкции по учету в органах КГБ при СМ СССР уголовных дел и лиц, привлеченных по ним к уголовной ответственности», утвержденной Ю. Андроповым 9 августа 1977 года, есть единственный пункт, который во всем тексте выделен жирным шрифтом:
