Мы наконец-то имели возможность передвигаться на лошадях, коими нас щедро снабдил староста, не без влияния невестки — матери моего названного братца.
Засмотревшись на курлыкающую неподалёку птичку, я не сразу поняла, что со мной уже некоторое время пытаются заговорить. Всё тем же непривычным для вашей скромной слуги способом — мысленно то есть.
— Дитя. Деточка, ты слышишь меня? Да во имя всех Наполнявших Круг!
— …аа…мгм… Что? Кто здесь опять?!
— Дитя, ты меня не узнала?
— Дух леса?
— Я. Как же долго пришлось до тебя докрикиваться.
— Ну звиняйтэ. У нас на Родине всё больше орально общаются, без применения спецтехнологий… Рада Вас слышать, Дух!
— Я тебя тоже, дитя. Спасибо тебе.
— За что?
— За спасение деревни. Но главное — за внука.
— Э-э… Это за какого?
— За того, что связан с тобой теперь прочней любой связи.
— Так Вы — бабушка Веррена, мило навязанного мне местными доброжелателями??
— Да. И ты добровольно согласилась на обряд.
— Добровольно — громко сказано. Просто я понятия не имела, на что подписываюсь.
— Как бы то ни было, теперь я за внука спокойна. Уверена — ты его в обиду не дашь.
— Конечно. Пользуетесь моей добротой, — обиженно засопела я.
— Не злись. Сама не понимаешь, какие возможности открываются перед тобой после этого обряда.
— И какие же?
— Будучи связанной кровным родством с Духом леса, ты сможешь беспрепятственно проходить сквозь любые лесные угодья вместе со своими спутниками.
— Даже так? Как интересно.
— Более того — любая лесная нечисть, почуяв в тебе древнюю кровь, не тронет родню Лесных Духов.
— Ну вот это вообще замечательно. А что, правда так чувствуется моё с Вами родство?
— Да, дитя. Ты теперь — наша кровь и плоть, и этого уже не изменить.
— Ну спасибо!
Замок Селот на поверку оказался просто огромным. Нет, конечно же, читая исторические романы, я представляла себе нечто подобное. Но не могла и подумать, что сама окажусь когда-нибудь внутри эдакой бандурины. Всё как в книгах — куча башен, высоченные каменные стены, тьма тьмущая охраны.
Сам нол встречал маленький отряд в воротах замка. Что, несомненно, являлось великой честью для нас, недостойных.
Приняли нас в замке хорошо. Спутники тут же разбрелись кто куда, споро кинувшись исполнять свои, изрядно запущенные в период их отсутствия, обязанности, челядь разбежалась. В итоге в один прекрасный момент мы с Морри оказались посреди громадного замкового двора совершенно одни. Но нам не привыкать. Быстро сориентировавшись, выспросили у первого же отловленного слуги местонахождение кухни и, наскоро там поужинав, синхронно увалились спать.
Жизнь замка текла по-деревенски размеренно. Мы с Морри довольно быстро адаптировались, и теперь старались принять посильное участие в этой самой жизни, помогая то тут, то там. Ну, по крайней мере, стараясь не особо мешать. Спутников мы практичеки не видели — кто-то удалился по делам в дальние владения, кто-то был слишком занят, чтобы общаться с двумя юными тунеядками. Дни пролетали незаметно, в душе царило непривычное после полного приключений путешествия умиротворение.
В один из таких вот дней я, наскоро позавтракав, привычно направилась в сторону конюшен, вполголоса костеря Морку, как всегда проспавшую все утренние обязанности, и сетуя, что теперь вместо одной лошади придётся убирать за двумя. У нас вошло в привычку самим ухаживать за своими коняшками, а отговариваться перед хозяевами подругиной сонливостью было неудобно — и так мы у них на шее прочно засели. Потому, не обращая внимания на царящее во дворе необычное для столь раннего часа оживление, я морально готовилась к очередному удвоению физических нагрузок, пока ноги сами несли меня в нужном направлении.
Оказавшись, наконец, в освежающей прохладе громадного продолговатого строения, не останавливаясь прошествовала к пятому по счёту стойлу, со дня прибытия закреплённому за моей серой в яблоках кобылой, стремясь поскорее покончить с этим грязным делом и заняться чем-нибудь более приятным. Нет, я, несомненно, люблю лошадей, но вот как-то не очень тепло отношусь к продуктам полураспада, выделяемым оными в просто невероятных количествах.
Остановившись напротив искомой калитки, я пару минут тупо пялилась в сумрак, пытаясь решить в уме непростую задачу — как за ночь моя миниатюрная и почти кроткая кобылка могла превратиться в здоровенного огненно-гнедого жеребца, в данный момент увлечённо грызущего запертую на засов дверцу и косящего на Эльку недобрым взором?
Придя, наконец, к выводу, что вероятность подобной метаморфозы без магического вмешательства — а его здесь в упор не ощущалось — практически равна нулю, осторожно приблизилась к уже изрядно пожёванной калитке и застыла в нерешительности. Потом ещё раз внимательно пересчитала стойла. Всё верно, это как раз пятое. Где же моя лошадь? И, главное, что это за зверюга вольготно расположилась на её месте?
Размышления мои были грубо прерваны повелительным окриком:
— Девочка, я бы на твоём месте не подходил так близко к Граду — он чужих, конечно, любит, но в чисто гастрономическом плане.
Обернувшись на голос, я с удивлением встретилась взглядом с бездонно-пасмурными — и до боли знакомыми — глазами.
На несколько долгих мгновений в помещении воцарилось молчание. Я переводила дух, стараясь унять, как мне казалось, невероятно громкий стук сердца. Ну как же, вот он, повелитель грёз, рыцарь без страха и упрёка, прынц на неважнокакоймасти коне! Стоит передо мной, удивлённо вглядываясь в лицо вашей покорной слуги и, видимо, старательно пытается припомнить, где же он раньше мог видеть эту наглую физиономию. Резонно предположив, что воспоминания вряд ли окажутся приятными, я поспешила отвлечь молодца, склонившись в глубоком поклоне, который неоднократно наблюдала у служащих в замке крестьян, и промямлила нечто вроде «здравияжелаювашество». Маневр имел успех — из глаз блондинчика исчезла пелена задумчивости, и я даже удостоилась небрежного кивка:
— Так что ты делаешь возле стойла моего коня, милая? — милая… Приятно, блин!
Так, отставить лирику. Лицо попроще — местные крестьяне интеллектом блистают редко, надо соответствовать выбранному образу, коль скоро меня приняли за одну из них. Что, в общем-то, неудивительно: как и обычно перед грязной работой, я напялила на себя непритязательную рабоче-крестьянскую одёжку из грубого некрашеного льна, волосы заплела в косу, пришпандёрив в финале кокетливый ярко-оранжевый бантик. Завершали образ увесистые башмаки приятного грязно-коричневого колера. Гламурненько, в общем. Конечно же, это была не единственная одежда, находящаяся в моём распоряжении. Сразу по прибытии нам с Морри выделили несколько вполне приличествующих статусу заморских гостий нарядов, но заниматься в них работой было до ужаса неудобно, и я выпросила у служанки парочку простых одеяний.
