— Вы хотите, чтобы я исключил из программы треть всего персонала и даже не поставил руководство в известность?
— Именно.
— Не могу. Правда, Вебстер, я не могу, — доктор Менотти печально покачал головой, — ведь наш институт всего лишь выполняет пожелания заказчика. Мы всего лишь группа обслуживания. Что нам говорят, то мы и делаем. Боюсь, вам придется просить самого министра Бэллока.
В комнате повисло тяжелое молчание. Как и предсказывал Гэбриел Марков, все оказалось не так-то просто. Впрочем, просить Бэллока было абсолютно безнадежным делом. Оставалась всего одна карта, и мистер Томпкинс должен был поставить на нее все.
— Просперо, я знаю, это звучит ужасно нелепо, и тем не менее. Можно ли вас как-нибудь обойти? Решить этот вопрос, минуя вас? Я имею в виду, есть здесь кто-нибудь, кому вы подчиняетесь?
Доктор Менотти в удивлении воззрился на собеседника.
— А с чего это вы решили, что у меня есть начальник?
Мистер Томпкинс ткнул пальцем вверх.
— Тут есть еще и пятый этаж. А высшее руководство всегда занимает верхние этажи.
Доктор Менотти в задумчивости смотрел на мистера Томпкинса.
— Ну, допустим. Допустим, я расскажу вам, как связаться с моим начальником. Допустим даже, что он выполнит вашу просьбу. Готовы ли вы отплатить мне добром за добро? Я говорю уже не о предмете нашей беседы, а кое о чем другом.
— Называйте свои условия.
— Монтифьоре. Мы с самого начала следим за археологическим проектом, который он возглавил. Ничего подобного у нас нет, а очень хочется. Отдайте нам Вальдо. Я сведу вас с начальником, а вы официально переведете Вальдо и его группу в наш институт. Идет?
Мистер Томпкинс радостно засмеялся.
— Конечно. С удовольствием.
— Испытываете удовольствие оттого, что теряете ценного сотрудника? — поразился директор института.
— Да нет же, я о другом. Конечно, нам его будет недоставать, но посмотрите на ситуацию глазами этого парня. Какой триумф, какая замечательная карьера. Я просто рад за него.
— Да, конечно, — кивнул с улыбкой доктор Менотти. — Я очень рад, что вы так смотрите на вещи. Рад и восхищен. Конечно же, Вальдо будет продолжать работать над теми задачами, которые вы перед ним поставили.
Мистер Томпкинс выдержал многозначительную паузу.
— Так что, Просперо? Есть там кто-нибудь, на пятом этаже?
— О, да. Президент. Он практически не участвует в делах. Если честно, он почти никогда здесь не появляется. А когда приходит, то ложится вздремнуть у себя в кабинете. Сейчас он как раз там.
— Так я его разбужу. А зовут его?…
— Аристотель Кенорос.
Как сказал доктор Менотти, к Президенту можно было входить без доклада. Никаких секретарей или телефонных звонков. У Кенороса нет ни того, ни другого.
Выслушав эти нехитрые инструкции, мистер Томпкинс пошел вверх по лестнице на пятый этаж.
Наверху он обнаружил, что находится в огромном темном помещении. Окна были закрыты шторами, ни одного светильника или лампы. Тихое гудение увлажнителя воздуха не нарушал ни один посторонний звук. Тишина. Воздух в комнате был свежим и прохладным, пахло сырой землей. Через несколько секунд, когда глаза привыкли к темноте, мистер Томпкинс разглядел цветы — десятки, если не сотни, горшков стояли практически повсюду в этом странном кабинете. В дальнем углу, у стены, расположился узенький диванчик. На диванчике под одеялом лежал человек. Мистер Томпкинс уловил слабое движение, светловолосая всклокоченная голова повернулась в его сторону.
— Мистер Кенорос? — позвал мистер Томпкинс. — Мистер Кенорос, меня зовут Вебстер Томпкинс.
— Ну наконец-то. Я уже было подумал, что вы никогда сюда не придете.
— Я…
Человек на другом конце комнаты поднялся с кровати и потянулся.
— Так, а что это у нас все шторы закрыты? У нас ведь дел невпроворот! — Кенорос отдернул шторы, и мягкий вечерний свет залил все помещение. — Итак, мистер Томпкинс, руководитель всей здешней шарашки. Кажется, ему нужна помощь? И к кому же он идет? Разумеется, к Кеноросу. К кому же еще? Вот только где же он был всю прошлую неделю и весь прошлый месяц? Тогда, наверное, помощь была ему не нужна… Я сижу здесь, умирая от скуки, и жду, когда же он придет и о чем-нибудь меня попросит. И вот — свершилось. Говорите же, мистер Томпкинс: что я могу для вас сделать?
— О… э… позвольте мне для начала изложить суть дела…
— Никаких изложений. Просто скажите, что мне сделать.
Мистер Томпкинс сделал глубокий вдох.
— Ну что ж. Напишите письмо министру Бэллоку о том, что вы берете программу по улучшению процесса разработки людей из Айдриволи-1 и Айдриволи-7 под свою личную ответственность. Скажите ему, что сотрудники в этих зданиях уже находятся на третьем уровне СММ и скоро перейдут на четвертый. Поэтому вас должны оставить в покое и не вмешиваться в то, что вы делаете.
Кенорос внимательно выслушал, а потом кивнул.
— Имейте в виду, вам это будет дорого стоить, — наконец сказал он.
— Все, что хотите.
— Работу.
— Работу?!
— Да. Я могу программировать, проектировать, отлаживать, анализировать, писать спецификации и документацию, планировать, рассчитывать время работ. Я занимаюсь всем этим с 1955 года, и все это я делаю очень, очень хорошо. Настолько хорошо, что они зачем-то сделали меня президентом этого вот института. Но тут же от скуки помереть можно! Дайте мне работу.
— Пишите письмо, и я дам вам работу.
— По рукам.
— Сдается мне, мистер Кенорос, мы с вами быстро подружимся, — улыбнулся мистер Томпкинс.
— У нас тут восемнадцать команд, которые разрабатывают шесть разных продуктов. Над каждым продуктом трудятся три соревнующиеся между собой команды, причем каждая из них старается выпустить продукт лучшего качества и справиться быстрее остальных. Так вот, Аристотель, я хочу, чтобы вы глаз не спускали с этих восемнадцати проектов, чтобы вы были там моими ушами и глазами. Я хочу, чтобы вы помогали всем этим командам, чтобы учили их всему, что может помочь им в работе, даст им шанс на успех. Думаю, у вас найдется что-то для каждой команды, возможно, для всех разное — главное, чтобы это помогло им справиться с поставленной задачей.
— Проще не бывает.
— Что?
— Я говорю, это совсем не сложно.
— Ну, я в этом не уверен…
— Да, я буду работать со всеми восемнадцатью командами, но учить их буду одному и тому же.
— Вы уже даже знаете, чему?
— Конечно!
— Но каким образом?!
— Смотрите, вы же сами мне только что сказали, что перед всеми проектными группами поставлены невозможные или почти невозможные сроки.
— Именно так.
— А это значит, что мы должны экономить время. Однако невозможно экономить время, пытаясь делать все больше и больше. Правда, многие этого не понимают.
— Что-что?
— Все это улучшение процесса, которое так заботит нашего замечательного Просперо и всех остальных сотрудников института, по сути означает прибавление к существующему процессу чего-то нового, дополнительного. Они смотрят на неидеальный процесс и думают: «А вот если добавить в него вот такие навыки и методики, результаты станут существенно лучше». Именно так понимают улучшение процесса на первом, втором, третьем и четвертом этажах. Разумеется, они стараются вносить в процесс только полезные изменения, не спорю. Однако у меня, на пятом этаже, под улучшением процесса понимается нечто совсем иное. Я считаю, что вместо того, чтобы добавлять что-то в процесс, из него надо что-то изымать.
— Интересно!
— Давайте возьмем для примера один из ваших проектов, Вебстер. Ну, например, команду Б, которая разрабатывает Quirk. Предположим, есть некоторая проблема, которую надо решить. Что-то мы упустили. Идет? Так вот, сейчас они этим не занимаются. Совсем, — для большего эффекта Кенорос сделал паузу. — Так чем же они вместо этого занимаются?
— Не знаю. Делают что-нибудь другое.
— Но не бездельничают?
— Нет, конечно.
— Значит, надо пойти посмотреть, что же они делают, а потом придумать, как сэкономить на этом время.
— Ммм, не знаю даже…
— Представьте себе, что каждый день вы приходите и смотрите, чем занимаются ваши разработчики… скажем, по минуте в день — в три часа дня. Потом вы категоризируете свои наблюдения и делаете вывод — чем же занимаются разработчики больше всего?
— Отладкой программ, я думаю. Похоже, это самая трудоемкая часть работы.
— Вот это и есть наша задача. Надо придумать, как сэкономить время на отладке программ.
— Вы научите их, как эффективнее отлаживать программы?
— Нет, — покачал головой Кенорос, — мы будем учиться эффективно проектировать.
То, что предложил Кенорос, до смерти напугало мистера Томпкинса. Аристотель называл свою технику «Код — в последнюю очередь», и состояла она в том, что сам процесс написания программного кода откладывался на самый конец проекта. Минимум сорок, а то и все шестьдесят процентов времени должно было уходить на низкоуровневое проектирование — неимоверно тщательное и детализированное. В этом случае, как утверждал Кенорос, необходимость в отладке программы настолько уменьшится, что команда сможет существенно сэкономить на этом время.
