Мистер Томпкинс отреагировал немедленно:
— Мы должны сейчас же создать модель твоих интуитивных ощущений, Белинда. Давай поработаем над этим сегодня после обеда? Попробуем выяснить, как сверхурочная работа и постоянное давление влияют на производительность. Определим, сколько делают люди, когда на них давят сверху.
— Отлично, я — за, — ответила Белинда. — И пока мы тут занимаемся моделированием, давай подрядим Вальдо, чтобы он взялся за ту же задачку.
— Вальдо? А он тут при чем?
— Он соберет архивные данные по проектам, которые велись под большим давлением сверху и практически без него. Потом он определит уровень производительности команд в этих проектах. А мы сможем использовать полученные им цифры при моделировании.
Через несколько часов модель интуитивных ощущений Белинды была готова, но она казалась настолько хрупкой и приблизительной, что они даже не стали заносить ее в программу. Вместо этого Белинда подошла к доске и нарисовала на ней модель рассуждений Бэллока, а рядом — свою собственную.
— Возьмем некую гипотетическую единицу измерения давления на персонал, — начала Белинда. — Думаю, в нее должен входить показатель того, насколько окончательная дата завершения проекта отличается от той, которую навязывают разработчикам сверху. Возможно, помимо этого в нее следует включить и время сверхурочной работы. Таким образом, мы получим наш синтетический индикатор давления. Обозначим его буквой Р15.
— Итак, согласно этой модели, начальное увеличение Р дает нам большое повышение производительности. Люди в нашей отрасли промышленности хорошо знают, что такое давление, им это даже нравится. Чаще всего они с головой уходят в работу и работают сверхурочно, не на страх, а на совесть. Согласно моей модели, умеренное давление может принести нам не менее двадцати пяти дополнительных процентов производительности и столько же процентов сокращения времени разработки. Но это сработает только в том случае, если давление будет очень и очень умеренным. Надавите чуть больше — и кривая производительности начнет выравниваться. Еще больше — и давление начнет приносить вред вместо пользы. Если вы будете действовать агрессивно, вы потеряете всю команду: люди начнут выдыхаться, терять веру в проект. Если на этом этапе не исправить положение, проект можно считать оконченным. Все, труба.
Белинда повернулась ко второй модели:
— А здесь мы видим, как представляет себе ситуацию министр Бэллок. Вот тебе типичный пример руководителя, который уверен, что «руководство — это умение вовремя настучать по голове». Просто фашизм какой-то. Ему кажется, что давление на персонал дает возможность сократить время разработки вдвое, если не больше. Дальше, согласно этой модели, давить незачем — люди все равно работают на пределе своих возможностей. Однако ничего плохого в этом тоже нет. А поскольку такие вот руководители никогда не знают, где проходит эта грань, то давят они всегда с избытком — на всякий случай. Чем больше вы закручиваете гайки, тем сильнее уверенность, что люди трудятся изо всех сил. Именно поэтому возникают нереальные сроки сдачи проектов, и даже если разработчики опоздают на год или больше, вы будете уверены, что все это время они выкладываются по максимуму.
— Да, похоже, ваши с Бэллоком модели сходятся только на первых двух процентах кривой.
— Никто не может быть стопроцентно неправ. Даже министр Бэллок.
Вебстер с неприязнью разглядывал модель Бэллока. Да, неудивительно, что он вел себя таким образом… если, разумеется, ход мыслей у него именно такой.
— Ему кажется, что разработчики будут хорошо работать только из-за страха перед наказанием. И чем раньше руководство покажет свою силу и введет наказания, тем раньше будет готов продукт.
— Наказания… — Белинда отшатнулась от доски и тяжело опустилась на стул. Лицо ее стало белым, как мел. Несколько минут она молча смотрела на график, наконец повернулась к мистеру Томпкинсу:
— Опаньки.
— Что с тобой?
— Наказания… понимаешь — это модель мыслей человека, который любит наказывать и мучить детей. Это же модель жестокого родителя, изверга, Вебстер! Да, здесь правильней будет написать не «давление», а «наказание». А около вертикальной оси в этом случае должно стоять «плохое поведение».
— Именно так видит мир жестокий родитель, — продолжала Белинда. — Вроде тех, которые утверждают, что «ремня мало не бывает». Видишь? Чем сильнее наказывают ребенка, тем реже он будет себя плохо вести. В какой-то момент, правда, наказания уже не помогают, потому что малыш плохо соображает от страха. «Ну и что с того? — думает такой родитель. — Хуже ведь все равно не будет». И продолжает наказывать ребенка. Боже мой.
Мистер Томпкинс подошел к доске и стер последнюю часть кривой. Потом взял фломастер и завернул ее круто вверх. Напряжение и отвращение Белинды, кажется, передались и ему.
— Дети, которых слишком много наказывают, не станут вести себя все лучше и лучше, — мягко поправил он ее. — Как раз наоборот, они начинают делать все наоборот и ведут себя хуже день ото дня.
— Ну да. Они просто учатся обманывать родителей и скрывать то, что делают.
— Именно так.
— Сотри ты ее, ради Бога, Вебстер. Не могу на это смотреть.
Мистер Томпкинс тут же стер всю диаграмму, однако Белинда все равно выглядела мрачной и подавленной. Мистер Томпкинс взял стул и подсел к ней поближе. Похоже, пора немного разрядить обстановку.
— Кстати, о плохом поведении, — весело начал он, — вот мой кот, Сардинка, делает следующее. Он прекрасно знает, что нельзя точить когти о восточный ковер, но все равно это делает. При этом понимает, что если я его увижу, то начну ругать и кидать в него бумаги, поэтому прижимает уши и все равно точит!
Однако рассказ не развеселил Белинду, она оставалась такой же серьезной.
— Именно так и ведут себя запуганные дети. Знают, что взрослые будут их ругать, но никакого искреннего раскаяния за содеянное не чувствуют. Никакой моральной ответственности — только желание скрыть все, чтобы избежать наказания.
М-да, похоже, история про кота была не к месту.
— Ты не думай, я никогда не наказывал Сардинку, — поторопился объяснить он.
— Конечно, я и не думала, что ты на это способен, — улыбнулась Белинда. — Если бы так вел себя ребенок или даже собака, то это было бы признаком забитости и запуганности. Но коты — совершенно другие существа. Все коты — циники. Такова уж их природа.
Как только Вальдо закончил обработку архивного материала и перевел полученные данные на слайды, в кабинете мистера Томпкинса поставили проектор и приготовились к демонстрации. Вебстер и Белинда уселись поудобнее, и Вальдо начал:
— Мы взяли из базы данных четырнадцать проектов. Как вы помните, все эти проекты проходили здесь, в Айдриволи, в течение трех или четырех лет. Мы измерили все получившиеся продукты в функциональных единицах. Затем нанесли на диаграмму время, которое в действительности ушло на разработку, и провели линию тренда, показывающую, сколько календарного времени уходит на проект любой заданной величины. В результате мы получили вот такую диаграмму.
— Затем, — продолжал Вальдо, — на основе полученной линии тренда мы определили нормальное время разработки для каждого из четырнадцати проектов. К этому времени мы изучили уже более тридцати проектов, и вы можете спросить, почему же мы отобрали из них всего четырнадцать. Дело в том, что после этих проектов осталось больше всего данных, и мы смогли воссоздать по ним всю последовательность установления сроков их сдачи — от официально опубликованной даты выпуска до реального времени появления продукта, включая все изменения в планах сдачи. Потом мы высчитали среднее количество времени, которое официально отводилось на проект. В этой таблице представлены некоторые результаты. — Он запустил следующий слайд.
— Как видите, мы решили, что отношение фактического времени работ к ожидаемому будет хорошо отражать величину давления на проект. Вы просили нас изучить, как давление сверху влияет на проект, поэтому мы сочли, что реальную продуктивность работы тоже можно считать отношением фактически затраченного времени к ожидаемому, — Вальдо перешел к следующему слайду. — И вот что мы получили.
— Постойте-ка, да ведь это почти что прямая! — воскликнул мистер Томпкинс.
— Правильно. В целом, никакого эффекта от давления не наблюдается.
— Чертовщина какая-то, — сказала Белинда и развернула проектор на девяносто градусов, чтобы изображение этого графика упало прямо на доску, где она нарисовала свою собственную диаграмму.
