тем более.
– Оставайся, конечно. А хочешь, поехали завтра ко мне на работу? Или нет, тебе надо подумать, посидеть, разобраться. С Максимом не поговоришь?
Алина замотала головой:
– Не могу. Пока не могу. Я как о нем подумаю, сразу вспоминаю…
Она сделала глубокий вдох, еще один, но справилась, не разревелась.
– Вот и умница. Вот и хорошо. Давай поспим немного. Смотри, уже светает.
17
Алина позвонила с утра Егорычу, отпросилась, сославшись на плохое самочувст вие. Егорыч, видимо, догадался об источнике этого самого плохого самочувствия, но ничего не сказал. Только поинтересовался, не нужно ли ей что-нибудь. Сказал, чтобы она выздоравливала, и отпустил ее до понедельника.
Алина и сама хотела «выздороветь», но не знала, что для этого нужно сделать. Она проводила утром Катю с Саней, закрыла за ними дверь и забралась обратно в постель. Пролежала в каком-то оцепенении до обеда, облегчения не наступило. Тогда она пошла на кухню, стала готовить обед, а заодно и ужин. Руки были заняты работой, это позволяло не думать о прошлой ночи, нужно было только не останавливаться, что-нибудь резать, помешивать, снова резать. Это бегство, самое настоящее бегство, но Алина сейчас не чувствовала в себе сил, чтобы разобраться с ситуацией, сесть и подумать. От воспоминаний она тут же впадала в ступор, и мысли соскальзывали с ситуации, сбегали. Там все еще было слишком много боли и страха для нее.
Наготовившись, она снова вернулась под одеяло, взяла пульт, попереключала каналы, нашла какой-то детектив, стала смотреть. Она смотрела на меняющиеся цветные картинки, но не понимала происходящее и даже не пыталась вникнуть в сюжет. Она будто была отгорожена от реальности какой-то пленкой. Точнее, что-то внутри ее было залито чем-то стеклянным, прозрачным, невидимым, но непроницаемым для каких бы то ни было чувств. Слезы закончились, тяжесть ушла, освободив место ровному отупению: ни мыслей, ни желаний. Ничего.
Вечером пришли Катя с Саней. Они были внимательны, но не старались развеселить ее, выдернуть из ее состояния. Нахваливая, с аппетитом съели ужин, поговорили о чем-то третьестепенном и оставили ее в покое.
Максим звонил ей весь день, она смотрела, как дребезжит поставленный на вибрацию телефон, но трубку не снимала. Пришедшие от него две эсэмэски остались непрочитанными. Это тоже не вызвало никаких чувств. Ей казалось, что, сделай она хоть какое-то движение в его сторону, и стеклянная преграда треснет и в эту дыру польется боль. Нет, лучше уж так, тихо, тупо. «Я справлюсь, я что-нибудь придумаю. Но не сейчас, позже. Я только немного отдохну. И потом что-нибудь придумаю».
Пятница, как и выходные, прошла в таком же отупении. Она не выходила из дома, отказалась поехать с Катей в ее гостиницу на чей-то корпоративный teambuilding. Ее волновала только одна team, но она развалилась, и она не понимала, каким building ее можно восстановить. Она лежала под одея лом, к пульту от телевизора добавился пульт от плеера, и она переключала кнопки того и другого, совершенно не задумываясь о происходящем на экране.
Воскресенье принесло небольшое разнообразие в жизнь Алины – пошел первый снег. Погода была очень созвучна ее настроению – тихо, глухо. Уже в сумерках она решила выбраться из дома за продуктами. Но до магазина она не дошла. Она увидела лавочку в дальнем конце двора, подошла к ней, смахнула с нее снег и села. Было очень тихо. Снежинки падали на теплую землю, местами таяли, а местами уже собирались в белые островки. В желтом свете фонарей падающий снег казался темным, а на темном небе, наоборот, светился серыми точками. Интересно, а как все это выглядит из окон ее комнаты?
Она первый раз подумала, нет, не о Максиме, о доме. О доме, который привел в ее жизнь Максима. Это было странно, о доме было думать приятно. Она поймала себя на мысли, что соскучилась по виду из окна. Она еще не могла думать о Максиме, но уже могла смотреть в ту сторону. Нужно поговорить с ним. Не сейчас, может быть, завтра. Надо позвонить ему.
18
Утром она поехала на работу. За ночь подморозило, и приходилось ехать очень аккуратно. Цепляя снежную обочину, машина на летней резине сразу же норовила отправиться по какому-то своему маршруту. На светофорах и кое-где в поворотах уже стояли на аварийках самые торопливые, недоуменно разглядывая разбитые бамперы и смятые крылья. Алина добралась до работы в целости и сохранности.
Егорыч поинтересовался ее здоровьем, всем видом показывая, что все понимает, но не одобряет.
Алина действительно чувствовала себя лучше. Может, причина была во вчерашнем решении, а может, просто за несколько дней душевная рана успела затянуться. К обеду она уже почти втянулась в работу, позвонила Кате, сказала, что вечером поедет к себе домой.
Она задержалась и вышла с работы, когда уже совсем стемнело. На стоянке рядом с ее машиной стоял джип Максима. Увидев ее, он быстро вышел из машины и пошел к ней навстречу. Алина растерялась, остановилась. Она совершенно не знала, что нужно делать. Он подошел к ней, встал напротив. Ему очень идет пальто. Он был почти прежний, такой родной, правда, что-то в его лице изменилось, но Алина не могла понять, что именно.
– Сядь, пожалуйста, ко мне в машину, – наконец сказал он. Голос его был очень мягкий, тихий, будто он боялся ее напугать.
Она, как по команде, подошла к джипу. Максим открыл ей дверцу, она села.
Они ехали молча. Куда, не понятно, но не домой. Остановившись около одной из сталинских высоток, Максим заглушил мотор, вышел, помог выйти Алине. Они вошли в подъезд, вызвали лифт. У него здесь квартира?
Выйдя на последнем этаже, Максим повел ее по коридору, мимо квартир, на лестницу. Она шла, не задавая вопросов. Внутри было ощущение: он сам ей все объяснит, когда придет время. Он поднялся по железной лесенке, открыл низкую чердачную дверь, жестом позвал ее за собой. На чердаке пахло сыростью и пылью. Максим светил телефоном под ноги, но идти оказалось не долго, почти сразу же они уперлись в еще одну дверь. Максим открыл ее перед Алиной и пропустил вперед.
Пригнув голову и сделав шаг за дверь, она оказалась на крыше. Она по инерции прошла еще немного вперед и остановилась оглядеться. Сразу стало пронизывающе холодно. Под резкими порывами ветра где-то рядом хлестко бился о стену кусок то ли провода, то ли проволоки. Алина вдруг поняла, на какой высоте они находятся, а
