хотеть за такого, как Нольг? – вздохнула она, быстро утерев набежавшие на глаза слезы. – Но не пара мы.
– Значит, ты на Эргею обиделась, когда она тебе об этом сказала?
– Обиделась.
– И что ты сделала тогда?
– Разозлилась.
– А что ты сделала, когда разозлилась?
– Ушла, хлопнув дверью… – созналась девушка.
– И все?
– Ну… я очень сильно разозлилась… – она непонимающе похлопала глазами.
– И прокляла их семью. Так?
– Нет! Что ты!? Как я могу!? Это же семья Нольга! – пораженно закричала Ежевика, выпрямившись от негодовая. – Я просто разозлилась на нее, на гордячку бессовестную, которая только богатых за людей считает, и подумала, что «да пропади оно пропадом меня, твое бесценное богатство!»…
– Это и называется «проклятие», – заметила я тоном аля Шерлок Холмс. Элементарно, Ватсон! Боги, как все банально в этом мире! Я так и знала, что та девица будет во всем виновата.
– Но я же не хотела им ничего плохого! – взмолилась она и все-таки залилась слезами.
– Хотела не хотела, а самым дорогим для Эргеи оказались вовсе не деньги и хозяйство, а ее семья, младший сын, – объяснила я. – Ты же ведунья, так?
– Нет… не совсем, – девушка задрожала, пытаясь унять слезы.
– То есть как, «не совсем»?
– Это секрет.
– Ладно, черт с твоим секретом, – меня уже корежить начинает от одного этого слова, лучше уж не лезть! – Но дело в том, что твои чувства перевоплотились в проклятие. У ведьм это почти неизбежно, когда они испытывают сильные эмоции. Потому в будущем будь осторожнее и ко всему в этом мире относись с иронией и львиной долей сарказма… Как я. Или делай, как Нольг: просто не обращай внимания на все плохое.
– А ты тоже так проклинала, не зная? – поинтересовалась Ежевика.
– Почти не зная, – вздохнула я. Что сталось с тем парнем из Верегеи, интересно?
– А расскажи, как это было… я еще никогда настоящих ведьм не видела.
– Не уходи от темы! Итак, ты знаешь, как снять последствие твоей вспышки гнева?
– Понятия не имею! А что, это так сложно?… – спросила она, но тут же осеклась. – Стой-стой… так это получается?… Получается, Хога из-за меня заболел!? Ужас какой! А я ни обрядов никаких не знаю, ни как проклятие снять! Ведь его можно снять, правда!? С Хогой все будет хорошо? Он не останется больным? Ему не придется всю жизнь к лекарям ходить? Бедный, несчастный мальчик! Ах, ужас-то какой…
– Понятия не имею. Но в крайнем случае для того, чтобы его вылечить, придется тебя убить.
– Я готова! – сразу выпалила Ежевика. – Если мальчик умирает по моей вине, то я заслуживаю этого!
– Ты удивительно самоотверженная ведьма… Так ты точно не знаешь, как это можно снять? Это здорово осложняет дело, потому что я тоже этого не знаю, – вздохнула я, раздумывая. Еще, конечно, остается Арланд… но инквизитора к делу мне бы подключать не хотелось. Я не была уверена в том, что после встречи с ним с девушкой все будет хорошо. – Что ж, думаю, тебе придется пойти со мной в дом к Нольгу.
– Зачем!? Я туда больше никогда в жизни не приду! – она отступила от меня еще на несколько шагов. Чтобы не убежала, я подошла к ней поближе.
– Мне же нужно разобраться, как вылечить Хогу, будет лучше, если ты будешь при этом рядом, – объяснила я, стараясь, чтобы голос звучал спокойнее.
– Тогда я пойду, – согласилась Ежевика. – Сейчас вот малины наберу для бабушки и с тобой пойду.
На том и решили.
Больше часа мы общипывали несчастные кусты до тех пор, пока на них не осталось почти ни одной ягодки. Под конец я вспомнила об инквизиторе и решила набрать ему малины в платочек. Пускай пожует, порадуется.
Потом мы вернулись в землянку с старушке и Нольгу, где провели еще час за совершенно бессмысленной болтовней. Старушка сказала, что Ежевика сегодня ей нужна, потому она сможет отпустить ее не меньше, чем через три часа. Я согласилась, с условием, что девушка придет сама и мне не надо будет нестись за ней в лес. Ежевика дала клятву, что придет.
Договорившись обо всем, мы распрощались.
На обратном пути, как только мы отошли подальше от дома, Нольг начал расспрашивать меня о том, виновата или не виновата Ежевика, зачем я ее вообще к ним идти заставила. Он так беспокоился насчет этого, что я не решилась его мучить и рассказала, что она хоть и натворила дел, но совершенно неосознанно. Узнав, что причиной болезни брата является Ежевика, в поступке которой виновата его мать, а в конечном итоге и он сам, Нольг растерялся. Похоже, на этот случай у него не оказалось очередной буддийской мудрости. После молчаливых раздумий на него накатило мрачное и угрюмое настроение.
Ежевика
Когда мы вернулись в дом, там все было по-старому. Эргея, закончив уход за скотиной, готовила обед и ужин на всю семью, на кухне возле нее крутился Хога, пытаясь то помочь, то стащить что-нибудь. Арланда в доме не было.
– Ну как сходили? Что выяснили? – сухо спросила Эргея, пристально посмотрев на меня, когда мы с Нольгом вошли на кухню.
– Ничего из того, что может помочь, – ответила я, решив пока не распространяться. Наверное, совсем не привлекать Арланда не получится: может, Ежевика еще спросит у своей ведуньи, как снимаются такого рода проклятья, но вдруг старушка тоже ничего не будет знать? – Мне нужно поговорить с моим другом. Где он?
– Он взял удочки и сеть Валлена, пошел на речку рыбу ловить… Хотя кто в такое позднее время ловит?
– Ясно. Ну я тогда к нему пойду.
– А обед как же? – удивилась Эргея. – Все почти готово!
– А я с ним за компанию рыбы поем!
– Да не поймает он ничего, он же, видно, с роду не рыбачил! – отмахнулась Эргея, засмеявшись. – Возьми вот краюху хлеба и кувшин кваса, поедите хоть немного. Хога, принеси ей!
– Сейчас!
Мальчик шустро бросился вниз, в кладовку.
– Ах, не нарадуюсь на него! – заметила Эргея, смахнув выступившие было слезы. – Мальчик мой любимый… подумать только, из-за какой-то собаки завистливой так страдает! Истощал весь, без слез и не взглянешь! Я уверена была, что ничего уже не исправить, а он вот… бегает, помогает, как может… лисенок мой…
Мальчик вернулся, как только Эргея произнесла последнее слово.
Приняв у него кувшин и две краюхи хлеба, я положила это все в корзину, услужливо протянутую хозяйкой, а после вышла из дома и направилась в сторону речки, которую мне указал Нольг.
Отовсюду слышалось кудахтанье