Эша подперла подбородок ладонью, глядя вниз, во двор. Когда она после переезда впервые взглянула на него с балкона, он ей не понравился - слишком пасторальный, слишком тихий, слишком несовременный - и за прошедшие годы он не изменился ни капли. Раньше ее это раздражало, сейчас же это отсутствие перемен отчего-то согревало душу. Странно, неужели она стареет? Или просто изобилие перемен в собственной жизни и мировоззрении заставляет так цепляться за постоянство?
Она вдруг подумала, что все было четко обозначено еще в тот мартовский день, когда она согласилась на эту странную работу, и ее собеседник согласился на это, и наметил нужные повороты, и уничтожил все альтернативы. Да, она действительно договорилась с судьбой. И заплатила за это множеством вариантов жизни, возможно, множеством реальностей, где она могла бы стать женой миллиардера или... больше на ум, почему-то, ничего не приходило. Она стала частью Говорящих. И это не было так уж плохо. Но чего она при этом лишилась?
Нет, ей определенно суждено узнать, что случилось. Суждено узнать, кто сделал ее такой. И почему сам стал таким.
Ей суждено.
Эше показалось, что рядом кто-то тихонько, удрученно вздохнул.
Хотя... у Эши Шталь ведь такое богатое воображение
ХИЩНИКИ
Вступая в беседу, необходимо помнить,
что в ней участвуют как минимум двое
Э. Севрус
Вечерами в Шае шумно лишь в центре, да на реке, а по прочим улицам, паркам и скверам бродит тишь, и редкий шум машин, кошачьи вскрики или лай собак звучат в этой тиши оглушительно громко и грубо. Шайские вечера прозрачны и медленны, неспешно ползут они до ночной границы, и если за городом тьма наступает вдруг, обрушиваясь на леса и мгновенно заполняя их до самого неба, то в самой Шае такого не бывает никогда, ночь не врывается в город полноправной хозяйкой, она терпеливо ждет, пока бесплотные пальцы густеющих сумерек не пригласят ее войти.
Но, несмотря на свою немногословность и медлительность, шайские вечера наполнены множеством событий.
Для некоторых шайцев нынешний вечер был наполнен событиями несколько неприятными.
* * *
Сергей Евгеньевич, с удобством развалившись в старом, но очень уютном кресле, читал Жапризо и отчаянно зевал. Не то, чтобы книга была неинтересной, и не то, чтобы Сергей Евгеньевич был так уж утомлен. Черт его знает, почему зевал Сергей Евгеньевич этим ранним вечером, но остановиться он не мог, и это его раздражало. В конце концов он встал, бросил книгу и пошел на кухню варить себе кофе.
По дороге он аккуратно переступил через спящего на прохладном полу дымчатого персидского кота, безмятежно задравшего к потолку все четыре лапы. Кот, как и Сергей Евгеньевич, был старым холостяком, но, в отличие от хозяина, холостяком вынужденным. Операцию он перенес еще в детстве, никогда не ведал мартовского томления, неистовых драк и хриплых страстных песен, и вся его жизненная концепция сводилась к еде и сну.
На кухне Сергей Евгеньевич достал из одного шкафчика банку с кофе, из другого - тусклую старую турку. Открыл крышку банки и, прикрыв глаза, потянул носом. Запах был чудесным. Шикарный кенийский кофе. Продавец из кофейного магазина уверял, что до того, как попасть в эту банку, кофе произрастал на южном склоне Килиманджаро. Для Сергея Евгеньевича, не часто позволявшего себе покупать дорогой изысканный кофе, слово Килиманджаро оказалось волшебным. Конечно, он купил кофе. Собирался купить и турку, но не смог выбрать подходящей, к тому же, они оказались удивительно дорогими. Его турка, которой он пользовался много лет, недавно прохудилась, поэтому в последнее время кофе приходилось варить в старой, с ржаво-желтым налетом на наружных стенках жестянке, которую и туркой-то стыдно было назвать. Нет, на следующей неделе все-таки сходит и купит новую, а эту выбросит без сожаления. Хоть она и принадлежала его матери, ни к чему держать дома всякий хлам.
Сергей Евгеньевич потянул носом еще раз, удовлетворенно улыбнулся, выдвинул ящик и достал специальную серебряную ложку. Вновь повернулся к столу, и его улыбка слегка поблекла.
Банка с кофе стояла там же, где была и секунду назад.
А вот турки там не было.
Рядом с банкой тускло поблескивал неровными боками старенький пузатый чайник. По его крышке сонно прогуливалась одинокая муха - судя по ее походке, тоже возраста весьма почтенного.
Сергей Евгеньевич удивленно вытаращил глаза и крепче сжал ложку в пальцах, словно боялся, что она сейчас упорхнет. Он совершенно точно доставал турку и совершенно точно поставил ее на стол рядом с банкой. Это было так же точно, как то, что никакого чайника тут не было. В чем еще больше был уверен Сергей Евгеньевич, так это в том, что у него вообще никогда не было такого чайника. Кажется, такой был у матери, но это было несколько десятков лет назад.
Он озадаченно повел очами в сторону плиты, где стоял эмалированный темно-синий чайник - и уж этот-то был его собственным, будьте покойны! И стоял на своем месте - где поставили - как и полагается.
Сглотнув, Сергей Евгеньевич вернул взгляд на стол. Турка безмятежно стояла рядом с банкой кофе. Странный чайник исчез. Муха теперь ползала по столешнице, еле-еле переставляя ноги.
- Что такое? - пробормотал Сергей Евгеньевич и схватил турку. На ощупь, как и на взгляд, она была вполне реальна, и он поставил ее на место. Отвернулся было к шкафчику, но тут же резко повернулся обратно. Турка все так же пребывала рядом с кофейной банкой.
- Хм, - глубокомысленно сказал самому себе Сергей Евгеньевич, пожал плечами и извлек из шкафчика сахарницу. Повернулся, и сахарница подпрыгнула в его дрогнувшей руке, звякнув прозрачной крышечкой.
Банка с кофе была на месте.
Но вместо турки рядом с ней теперь возвышалась монументальная стеклянная бутылка молока советского образца. Бутылка была запотевшей, и пока Сергей Евгеньевич, приоткрыв рот, смотрел на нее, по стеклянному боку медленно и как-то издевательски оползла капля влаги. Он вяло протянул руку и дотронулся до серебристой крышечки с выдавленными на ней буквами. Такая бутылка молока стоила сорок две копейки - он до сих пор это помнил. Сергей Евгеньевич отдернул руку и издал жалобный звук. Потом Сергей Евгеньевич накрепко зажмурился и сосчитал до десяти. Приоткрыл один глаз.
Банка кенийского кофе.
Турка.
Сергей Евгеньевич поставил сахарницу рядом с туркой и, попятившись, тяжело сел на табурет, не сводя с турки подозрительно-испуганного взгляда. Он смотрел на нее минут десять, но турка так и осталась туркой. Разумеется, ничем иным она и не могла быть.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
