- Так в воскресенье мы у Петьки в гараже! - возмутился Кирилл.
Ольга снова перешла на нехорошие славянские слова, не отрываясь от вешания штор, потом, спрыгнув, задернула их, и закрытое бледной материей окно немедленно придало гостиной вид очень запущенной больничной палаты. Кирилл скривился.
- Ой, ну они же уродливые!
- Улодливые! - радостно повторила дочь, подпрыгивая у отца на животе.
- Же ж, блин, хоть вообще с работы не приходи! - рыкнула Ольга, пинком возвращая табуретку на ее привычное место. Ветер снова толкнул оконные створки, одна из штор взметнулась, перекрутившись в полете, накрыла Ольгу, игриво шлепнув ее распустившейся, с охвостьями ниток бахромой по груди, и хозяйка свирепо отшвырнула ее прочь. Кирилл, зевнув, отвернулся, вновь потянувшись за газетой и попутно дав легкий подзатыльник дочери, чтобы прекратить ее подпрыгивания.
- Все-таки, может, сбегаешь за пивом, все равно не переодетая.
- Агрххх... - сказала Ольга.
Озадаченный столь непривычным звуковым сочетанием, Кирилл обернулся и приоткрыл рот. Ольга все еще стояла у окна, странно раскачиваясь из стороны в сторону и накрепко вцепившись скрюченными пальцами в штору, туго закрученную под подбородком. Выпученные глаза страшно вращались в глазницах, из разинутого рта неслись хрипящие звуки, а лицо стремительно багровело.
- Ты чего делаешь? - удивился Кирилл и даже привстал на диване. Подруга никогда еще не выражала свое негодование таким необычным способом.
- Ххххх... - ответила Ольга и рванулась вперед, продолжая цепляться за штору. Карниз крякнул и повис вертикально, сметя освободившимся концом цветочные горшки и высадив стекло в одной из оконных створок. Дочь заверещала и, уронив конфету, юркнула под диван, а Кирилл вскочил и застыл возле дивана в одном тапочке. Пока он пытался осознать ситуацию, Ольга своротила и второй конец карниза и поволокла его за собой, вращаясь вокруг своей оси и с грохотом натыкаясь на мебель. В стену требовательно застучали.
- Бабайка! - верещало дитя из под дивана. - Папа, плогони бабайку!
- Да сам я схожу за пивом, чего ты?! - сказал Кирилл почти жалобно. - Ольчик, ты чего творишь?!
В обратившихся на него глазах Ольги вдруг расцвели ярко-красные ниточки лопнувших сосудов, и Кирилл наконец-то сообразил, что дело плохо. Подскочив, он потянул штору на себя, но та так плотно прилегала к шее Ольги, что ему не удалось даже просунуть под ткань палец. Кирилл бестолково заметался по квартире, ища ножницы, но ножниц нигде не было. Ольга уже начала оседать на пол, хватая воздух синеющими губами, когда Кирилл углядел ножницы, торчащие из вазы с конфетными бумажками, схватил их и ринулся обратно. И в тот же момент штора вдруг легко и невинно соскользнула с Ольгиной шеи, оставив на ней широкую красную полосу, и безмятежно улеглась на паласе. Ольга повалилась рядом, держась за шею и отчаянно кашляя.
- Ольчик? - вкрадчиво спросил Кирилл, шевеля пальцами босой ноги. Ольга скосила налитые кровью глаза на эти пальцы и прохрипела:
- ...!!!
Кирилл уронил ножницы и уже обыденным голосом вернулся к так беспокоившей его теме.
- Так а майка-то чего такая открытая?
* * *
- А старую кровать-то вы куда, Антон Валентиныч? - пухлое лицо соседки покачивалось перед ним, искательно улыбаясь. - Продавать или выкидывать? Кровать-то хорошая, кровать-то я бы прикупила у вас эту. Недорого если, а...
- Какую еще кровать?! - Антон захлопнул дверцу машины и, пряча в карман сигареты, направился было к подъезду, но соседка оказалась проворней и вновь загородила ему дорогу. Телосложение соседки не позволяло обойти ее в пару шагов, и Антон невольно притормозил.
- Анжелочку сегодня в мебельном магазине встретила, кровать она выбирала. Не знаю, выбрала или нет, только старую кровать-то вы куда?
Рука Антона повисла, не донеся сигареты до кармана, и он начал стремительно свирепеть. Разговор о замене кровати заходил много раз, и он часто думал, что желание заменить их супружеское ложе у Анжелы стало почти маниакальным. Она терпеть не могла эту кровать, и он не сомневался, что это связано с тем, что кровать подарили его родители. Анжела не выносила его родителей. Впрочем, те платили ей взаимностью, считая невестку неотесанной, распутной, рыночной девкой, появившейся на свет исключительно для того, чтобы загубить жизнь их сыну. С некоторых пор дом Антона превратился в ад. Его родители каким-то образом проведали об отношении невестки к их подарку. Они стали чаще заходить в гости и первым делом проверяли - на месте ли кровать. А после их ухода Анжела всякий раз принималась бесноваться. В последнее время он даже снова начал курить, хотя бросил три года назад.
Господи, если она купила новую кровать, теперь бесноваться будут его родители.
- Простите, я тороплюсь, - отрывисто сказал Антон и оббежал соседку. Взлетел по лестнице на третий этаж, достал ключ и, глубоко вздохнув, вставил его в замочную скважину.
Дверь за собой Антон закрыл не то, чтобы громко, но и отнюдь не тихо, услышать было вполне можно. Впрочем, это ни на мгновение не прервало разносящихся по всей квартире совершенно недвусмысленных звуков. То ли обитатели квартиры, издававшие эти звуки, были слишком увлечены, чтобы обращать внимание на хлопки входной двери, то ли им было на это абсолютно наплевать. Антон оторопело застыл, не в силах поверить своим ушам, потом швырнул барсетку на тумбочку, разметав во все стороны женины расчески и флакончики, и, громко впечатывая подошвы в пол, зашагал прямиком в спальню.
Откровенно говоря, он еще понятия не имел, что сделает. Может, ограничится скандалом. А может и убьет обоих... или сколько их там.
Антон ударом ноги распахнул чуть приоткрытую дверь и замер на пороге.
На кровати происходило именно то, что он и предполагал, но это было еще ничего.
В действе на кровати, помимо его жены, участвовал человек, на которого подозрения Антона пали бы в самую последнюю очередь, - Назар Сергеевич с четвертого этажа, педиатр по профессии - мужик, в сущности, неплохой, но для женского пола не представляющий никакого интереса - блеклый, тощий, плешивый и до крайности скупой. Но и это было еще ничего.
Оба действующих лица смотрели прямо на Антона и видели его. И, тем не менее, продолжали активно и без всякого смущения наставлять ему рога.
У Антона пропал дар речи. Он бессознательно сделал шаг вперед и снова застыл, отчего-то вдруг почувствовав себя посторонним, ввалившимся в чужую супружескую спальню. Сигаретная пачка выпала из его разжавшихся пальцев, шлепнулась на ковер, и жена, раскачивавшаяся в такт поступательным движениям партнера, углядела эту пачку и возмущенно взвизгнула:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
