В конце августа, приблизительно 26-го числа, бригаду перебросили на участок, где немцы потеснили части общевойсковой армии. От нас требовалось остановить противника и отбросить его на исходные позиции. Наш батальон, да и бригада в целом, были сильно ослаблены, другие части нашей армии также понесли значительные потери, но танковая армия есть танковая армия – это не иголка в стоге сена, для немцев ее появление на плацдарме не стало секретом, а это само по себе сдерживало противника. Мы были рады, что немецкая авиация почти не действовала – то ли выдохлась, то ли ее перебросили с Сандомирского плацдарма на другой участок фронта. Но зато действовала артиллерия немцев, и, главное, она била более-менее прицельно и снарядами крупного калибра. Однако мы удачно замаскировали свои позиции, успели зарыться в землю и потерь от этого обстрела не несли.
В один из вечеров в последних числах августа 1944 года рота получила задачу выдвинуться на исходное положение, ближе к немецким позициям, и ждать сигнала к атаке на впередилежащую высоту. Как мне помнится, кроме меня командиром взвода в роте был лейтенант Гаврилов. Я командовал 1-м взводом, сержант Савкин – 2-м, а Гаврилов – 3-м. Всего в роте вместо 100 человек по штату было не более 40 бойцов.
Я выдвинул взвод и роту, приказал окопаться, организовал наблюдение, и на 2–3 часа мы получили возможность «послушать, как трава растет», как мы говорили, то есть вздремнуть. С рассветом ко мне прибежал связной от командира роты Чернышова с приказом «наступать на высоту». Ни танков, ни артиллерийской поддержки у нас не было. Бригада понесла тяжелые потери в танках, да и артиллерийский дивизион бригады наверняка тоже понес потери. Как часто бывало у нас на фронте, мы не имели понятия о противнике – сколько его, где его огневые точки, есть ли у него танки?
Солнце стало пригревать, было тихо, лишь слышны были голоса птиц из близлежащего леса, еще не занятого нашими войсками. Связному я ответил, что сейчас подниму в атаку людей, он ушел, а я опять задремал. Связной от командира роты прибежал вторично, с тем же приказом и с угрозами от командира роты. Я опять ответил ему, что сейчас пойдем в атаку, и опять задремал – со мной еще никогда такого не было. Связной меня разбудил и снова напомнил мне об атаке – теперь ротный приказал ему не уходить, пока я не подниму роту в атаку. А спал я под кустом, на мягкой травке (окоп я не вырыл), мне снился какой-то сон из мирной жизни, и так не хотелось умирать в этот тихий час... Я всегда старался меньше думать о смерти, но сейчас на меня просто давила усталость, тишина, и очень хотелось спать.
Я боялся, что немцы могут ударить слева, из леса, – мы занимали позиции на самом левом фланге батальона, но надо было выполнять приказ. Я поднял роту в атаку, и мы перебежками стали продвигаться вперед. Противник огня не открывал, и мы продвинулись вперед метров на 100–150. Пока все шло хорошо, и я уже подумал, что мы спокойно возьмем высотку, без выстрелов и гибели бойцов, но мечты мои не сбылись.
Противник открыл ураганный ружейно-пулеметный огонь. На высоте появилась немецкая самоходка, так называемое штурмовое орудие с 75-мм пушкой, и открыла огонь. Бойцы залегли, выбирая в складках местности любую выемку, бугорок, чтобы укрыться от пуль. Не найдя лучшего места, я тоже залег в тени кустарника, позади протекал небольшой ручей с обрывистым берегом. Бойцы открыли огонь по противнику, но у нас не было даже станковых пулеметов – пулеметный взвод давно не существовал, и у нас имелись только ручные пулеметы и автоматы. Немецкая самоходка стала вести огонь из орудия даже по каждому бойцу, и вскоре огонь с нашей стороны прекратился. Как я ни кричал, бойцы не стреляли – от огня самоходки умирать никому не хотелось. Видимо, немцы заметили, как я махал руками, кричал, требуя открыть огонь, и вообще «мельтешил». Рядом со мной, несколько впереди, лежал боец, и самоходка «шарахнула» прямо по нам. Снаряд разорвался около бойца, его подбросило в воздух, и он замертво упал на землю. Я быстро спрыгнул в ручей и затаился под его берегом, согнувшись пополам. Ручей был неглубоким, я даже в сапоги воды не набрал. Второй снаряд разорвался около берега ручья, но меня опять не задело, я быстро отбежал и залег за деревом. Обошлось, только сильно звенело в голове. Самоходка прекратила вести огонь и спокойно стояла на возвышенности.
Пока я раздумывал, что предпринять дальше, появились наши штурмовики Ил-2, примерно 12–15 самолетов, которые сначала сбросили бомбы, а затем начали поочередно обрабатывать оборону противника снарядами РС и пушечно-пулеметным огнем. Самоходка скрылась, противник прекратил вести огонь, и под прикрытием авиации я поднял солдат в атаку. Броском вперед, что есть мочи, пока есть силы и противник подавлен, мы стремились быстрее достигнуть гребня возвышенности. Только после того как мы поднялись на высоту, штурмовики прекратили свои атаки, построились, помахали нам крыльями и улетели. Мне было радостно на душе, впервые я видел такое успешное боевое взаимодействие пехоты с авиацией. Всегда бы так! Мы тоже махали штурмовикам руками, кричали «ура», благодарили за помощь. Видимо, авиационную поддержку организовал штаб бригады – высота имела большое значение.
На высоте оказались оборудованные окопы, колодец, несколько хат и сараев. На обратной стороне возвышенности был крутой спуск в глубокую лощину с населенным пунктом и виднелись с десяток хат и дворовых построек. Фрицы удрали с высоты не в лощину, а левее от нас, в рощу. Мы уже прошли немецкие окопы, и только я стал соображать, куда продолжать наступление – в лощину или в рощу, куда скрылись немцы, как на нас обрушился ураганный артиллерийский огонь крупнокалиберными снарядами.
В воздух полетели обломки сараев, хат, сруб колодца. Огонь был плотный, взрывы поднимались кругом, и на миг я растерялся, решив, что мне и моим солдатам пришел конец. Часть солдат залегла за разбитыми колодцем и хатами, другие бросились бежать в сторону рощи, где не было взрывов, некоторые – вниз по склону возвышенности. Я отбежал, остановился там, где не рвались снаряды, и стал останавливать и собирать вокруг себя солдат, командиры отделений помогали мне в этом. Мы пробежали по гребню этой возвышенности, остановились на опушке рощи, залегли и стали окапываться. Немцев видно не было. Заставший нас врасплох артиллерийский налет внезапно прекратился, наверное, фрицы берегли снаряды или посчитали свою задачу выполненной. У них часто так было – краткий налет по скоплению пехоты, и перерыв. Интересно, что больших потерь от этого налета мы не понесли, лишь несколько бойцов было ранено, но я обнаружил, что не хватает двух солдат, из новичков, видимо, они сбежали, когда мы брали высоту. Я замечал и раньше, что они вели себя обособленно, сторонились «старичков», вели разговоры только между собой. Обратил на них внимание командира отделения и помкомвзвода, но в бою было не до того, и они скрылись. Черт с ними, далеко не убегут – речной плацдарм не такой уж был большой. Поймают, если дезертировали.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
