Образ Бодхидхармы — в Японии его звали Дарума — породил народную анекдотическую традицию. По одной легенде, Дарума просидел в пещере без движения девять лет, созерцая стену. Он погрузнел, словно колода, не способная ни встать, ни лечь. С Дарумой, давшим обет не смыкать глаз сто дней и ночей подряд, связано и просхождение чая — растения, отвар которого люди используют для бодрости. Первый куст чая вырос у его пещеры.
Дарума-Бодхидхарма, очевидно, удивлял последователей — обычными для индийцев и непривычными для китайцев и японцев — большими, навыкате, глазами, крупным носом с горбинкой, пышными усами, бровями, бородой, темно-смуглой кожей. Эти черты подчеркивали на сохранившихся его портретах: они же отразились в японской народной игрушке, которая так и называется — Дарума. Это кукла-неваляшка, иногда почти круглая, иногда с головой чуть поуже, чем туловище, — как у матрешки. Часто Даруму в Японии продают с недорисованными глазами. Дети, загадав желание, рисуют ему один глаз и обещают нарисовать другой, если желание исполнится.
Около ста лет тому назад фигурки Дарумы среди прочих японских безделушек стали попадать в Россию. Одна из них оказалась в Абрамцеве, где в то время среди народных мастеров и художников в мастерских Саввы Мамонтова шел активный поиск новых форм прикладного искусства. Художник Малютин и токарь Звездочкин сделали похожую очертаниями на Даруму куклу — первую матрешку. Рисунок на ней был чисто русский — девушка в сарафане с петухом в руках. С 1890 года началось их массовое производство. Их было восемь — одна в другой, и это нововведение было чисто русским, — разъемные, вкладывающиеся одно в другое изделия русские кустари делали века с XVIII: расписные поставцы, коробки, ящички, берестяные туеса... В 1900 году матрешки посланы были на Всемирную выставку в Париже. Восприняли ее как типично русскую игрушку — она и стала такой. Матрешка приобрела огромную популярность. С тех пор матрешки завоевывают все новые и новые страны, сначала в Европе и Америке, а затем и в Азии. В Германии были даже попытки имитировать эту игрушку. Однако покупатель с первого взгляда отличил «Matrioschka»-подделку: не было в ней самобытного почерка русских художников.
Вначале матрешки были плотные, приземистые, голова очень плавно переходила в туловище. Постепенно они приобрели большую стройность, особенно после того как их производство началось в районе города Семенова, в старом центре токарного мастерства и хохломской росписи. Сейчас центров производства матрешек стало много.
Любят матрешек и в Индии — как привозных, советских, так и местного производства, которые изготовляют только на севере страны, где в штатах Кашмир и Химачал сосредоточено ремесленное деревообрабатывающее производство. Индийская матрешка не подделка под русскую, так же как и русская не копирует японскую Даруму; каждая из них отражает своеобразие художественного вкуса создавших их народов, но всем им присуще общее в очертаниях, в условности рисунка и передачи человеческой фигуры.
Токари Кашмира и Химачала, которые сегодня делают на своих нехитрых станках матрешек, и не подозревают, что они замыкают последнее звено огромной цепи в передаче народных художественных традиций и образов, странствующих через тысячелетия и континенты, — цепи, которая началась здесь, в Гималаях, когда по ним скитался Бодхидхарма.
С. Арутюнов, доктор исторических наук
Кралицкие истоки
Н азвание южноморавской деревни Кралице в чешских хрониках появляется в XI веке, когда первый чешский король Вратислав разместил там гарнизон. Деревня числилась собственностью короля — «краля» по-чешски. Отсюда и название Кралице — «королевская». Впоследствии должность начальника гарнизона стала наследственной, с титулом «рыцарь Кралицкий».
В XV веке, в годы гусистских войн, дворяне Кралицкие стали приверженцами гуситов и построили замок — защиту от врагов. За двести лет существования крепость достраивали и укрепляли. Значительно расширил крепость в середине XVI века последний кралицкий рыцарь — Индржих. Он пристроил к готическому замку три крыла и приказал вырыть посреди двора колодец. Узнав, что вторая супруга ему неверна, огорченный муж приказал замуровать ее в стену замка, а соблазнителя четвертовать. Но, хотя порок был наказан, рыцарю Индржиху стало как-то тоскливо в замке, и он продал его своему племяннику Яну Старшему из Жеротина, убежденному протестанту, который передал замок в пользование общине «Чешских братьев».
В 1526 году чешский престол заняла австрийская династия Габсбургов, строго католическая и к вольнодумству нетерпимая. Борьба против иностранного владычества приняла в Чехии, как это бывало повсюду в те времена, религиозную окраску. Быть протестантом значило находиться в оппозиции к Габсбургам.
С 1578 года начинается та страница в долгой истории Кралиц, которая составила славу этой деревни. В это время община переводит сюда тайную типографию, основанную в 1562 году Яном Благославом. Первоначально типография находилась в деревне Иванчице, но там местные власти что-то заподозрили и начали следствие. В Кралицкий замок доставили металлический шрифт, инициалы, деревянные клише, печатный станок и другое оборудование типографии. Но официально была открыта переплетная мастерская, а при ней большая библиотека, которой — уже неофициально — пользовались переводчики Библии на чешский язык — ведь само это дело могло стоить жизни: Ватикан запретил мирянам читать Библию. И протестанты считали, что они вырывают «слово божье из рук слуг диаволовых».
Община открыла в замке школу для детей крепостных — смелый и необычный шаг для средневековья. Здесь они учились ткачеству, переплетному делу и печатному мастерству. Наиболее способные ученики переходили работать в типографию. Но для этого нужно было доказать, что отобранный человек душой и телом предан чешскому и протестантскому делу. Ведь один неосторожный шаг — власти проведали бы о подпольной типографии, — и конец всему. Но за все время среди обширного круга работников, распространителей, переводчиков не нашлось ни одного предателя.
За сорок два года своего существования кралицкие печатники выпустили семьдесят шесть книг, в том числе и знаменитую Кралицкую библию.
После поражения чехов на Белой горе начались жестокие репрессии против «Чешских братьев». Школа была закрыта. В 1620 году власти прознали про типографию, и ворвавшиеся солдаты разгромили ее. Был снесен с лица земли центр чешского вольнодумства — Кралицкий замок. Однако остатки печатни удалось спасти. Их перевезли в польский город Лешно, и до самого 1656 года «Чешские братья» продолжали печатать книги. Потом пожар уничтожил и типографию в Лешно, и ее продукцию.
Во всех учебниках сказано, что начала литературного чешского языка кроются именно здесь — в переводе Библии, сделанной в Кралице. Но типография, где, скрываясь от властей, средневековые «подпольщики» вычеканивали и оттачивали родной язык, считалась безвозвратно потерянной.
28 сентября 1969 года по соседству с местом, где когда-то стоял замок, был открыт музей-памятник Кралицкой библии. Инициатором стали крестьяне-кооператоры — потомки тех крепостных, детей которых учили в Чешскобратской школе на печатников.
Хранительница музея, пани Прохазкова, живет здесь же, в деревне. Какой-то мальчишка сбегал за ней, и через десять минут она пришла — прямо с огорода, пожилая женщина, в рабочей одежде. Тут же достала из фартука ключ, открыла дверь и повела нас по музею.
Нижние залы двухэтажного дома посвящены великому чешскому педагогу и просветителю Яну Амосу Коменскому. Ведь Коменский родился неподалеку, в Нивнице, в протестантской семье. Когда в 1627 году ему пришлось покинуть родину, он переехал в Лешно. И в то же время туда тайно перевезли кралицкую типографию. В Лешно Коменский закончил свою «Дидактику» и перевел ее на латинский язык, подготовил учебники для детей: «Открытая дверь языкам», «Астрономия», «Физика» и написал первое в истории руководство для семейного воспитания — «Материнская школа». Труды Коменского печатались как раз на том станке, который был вывезен из Кралиц.
— Смотрите, — говорит Прохазкова, — на этом. Точнее говоря, на таком же. Его реконструировали, этот деревянный станок. Здесь же и все оборудование типографии.
Прохазкова берет сверстанную полосу Кралицкой библии, набранную в тайной типографии, набивает краску, зажимает набор на станке и с усилием поворачивает рукоятку. Лист Кралицкой библии отпечатан. Остается его подсушить. Качество печати, пожалуй, не уступает оттискам, полученным с современных печатных машин.
