— Увы, друг мой, это чудо явилось результатом ненависти к вам дона Мануэля и Наранхи. Они решились поселиться в этом ранчо лишь потому, что знали, что вы находитесь на асиенде дель-Пальмар, у дона Порфирио Сандоса. Отсюда они могут следить за вами, как тигры из засады за намеченной жертвой.
— Неужели это причина пребывания дона Мануэля в этом жалком ранчо?
— Да!
— А его отсутствие тоже скрывает какой-нибудь злой умысел?
— Да, я в этом уверена! Вот почему я так хотела, чтобы вы были в эту ночь здесь, со мной: здесь вам ничто не грозит.
— А-а! Теперь я все понимаю! — воскликнул вдруг молодой человек, ударяя себя по лбу. — Да, теперь я понимаю…
— Я была так рада, увидав вашего слугу! Благое Провидение само помогло на этот раз спасти вас!
— Да, но зато другие могут стать сегодня жертвой этих негодяев! — воскликнул дон Торрибио. — А этого не должно быть!
— Что вы хотите сказать, друг мой?
— То, что я должен сейчас покинуть вас, мой светлый ангел!
— Уже! — горестно воскликнула она. — О, Торрибио, вы уже спешите уйти?!
— Не удерживайте меня, querida mia: друзья мои в опасности; человек, которому я почти обязан жизнью, теперь, быть может, отбивается один от этих бандитов!
— Ах, друг мой! Это я, это моя любовь является причиной такого несчастья. Мне следовало с самого начала сказать вам все, что я знаю, и предупредить о намерениях этих людей. Я так и хотела сделать, но простите меня, увидев вас, я все забыла, а думала только о нашей любви! Простите, простите меня!
— Итак, они действительно хотят совершить нападение на асиенду? — прерывающимся от волнения голосом спросил Торрибио.
— Да, они рассчитывают пробраться туда тайком!
— Ах, Боже мой! А я здесь! До свидания, Санта, клянусь вам, мы скоро увидимся, а сейчас не удерживайте меня!
— Куда вы, Торрибио? Куда вы? Не уходите от меня: они вас убьют! — воскликнула она, кидаясь ему на шею.
— Я должен спешить туда: там мое место, а не здесь! — говорил он, целуя ее в лоб и нежно высвобождаясь из ее объятий.
— Куда вы? Что вы делаете?
— Дитя! Я иду спасти своих друзей и помочь им в беде или умереть вместе с ними. Прощайте! — И он бросился поспешил к тому месту, где оставил своих спутников.
— Торрибио! Вернись, вернись! Я люблю тебя! — обезумев от горя и отчаяния, воскликнула бедняжка вдруг, точно подкошенная, упала на землю, потеряв сознание.
Но дон Торрибио не слышал этого нежного молящего голоса.
— На коней! — крикнул он к Пепе и Лукасу Мендесу.
— Что случилось? — спросил Пепе Ортис.
— Случилось, что пока мы здесь, эти мерзавцы атакуют дона Порфирио! — прерывающим голосом ответил дон Торрибио.
— Господи Боже! Надо спешить! — И все трое, дав шпоры лошадям, помчались к асиенде.
ГЛАВА VII. Почему дон Порфирио гулял по саду, и что случилось во время его прогулки
Неполная откровенность дона Торрибио, его частые отговорки и умолчания сильно встревожили дона Порфирио Сандоса. Надо сказать, что дон Порфирио был человеком, не робкого десятка: он уже не раз имел случай выказать в этой упорной и глухой борьбе, которую он вел с могущественной шайкой вот уже более двадцати лет. Человек этот всегда оказывался на одном уровне со своим противниками и даже нередко превосходил их в хитрости, ловкости, изворотливости и смелости, не раз причиняя бандитам серьезные неприятности.
Но теперь дон Порфирио сознавал, что время тайной, молчаливой борьбы подходит к концу; на этот раз враги понимают, как серьезна грозящая им опасность, и потому пустят в ход все свои ресурсы, все хитрости и уловки, всю громадную силу и влияние, какими они располагают.
Платеадос, имевшие повсюду своих шпионов, лазутчиков и приверженцев, конечно, знали о мерах, принятых мексиканским правительством против их преступного общества. Однако эти строгие меры, как ни казались грозны на первый взгляд, были вовсе не так страшны для них, если только им удастся заручиться, если не деятельным соучастием, то хотя бы нейтралитетом властей Соноры.
Ведь столица — далеко, и тамошние распоряжения исполнялись плохо, если только они вообще исполнялись, так как местные служащие и должностные лица получали от правительства весьма скудное вознаграждение, а зачастую и вовсе ничего не получали. Это обстоятельство постоянно возбуждая неудовольствие чиновников, заставляло их почти враждебно относиться к правительству. Не мудрено, что всем им был прямой расчет смотреть сквозь пальцы на возмутительные злодеяния платеадос, могущество которых было неоспоримо, а щедрость — неизменна.
Никто, быть может, не знал так хорошо этого положения дел, как дон Порфирио Сандос, а потому опасения его были основательны и серьезны. К тому же единственный его союзник, на которого он мог вполне рассчитывать, дон Торрибио, неожиданно решил испытать счастье в каком-то предприятии — и это в такой момент, когда его присутствие было столь необходимо на асиенде, когда в тревожно сгустившемся воздухе явственно ощущалась близкая опасность.
Между тем ночь заметно надвигалась; с ней возрастала и тревога асиендадо.
Приняв всевозможные меры предосторожности, дон Порфирио тоскливо бродил по длинной галерее, пытаясь найти средство, которое дало бы ему возможность разрушить коварные планы врагов. Час проходил за часом; измученный тревогой и ожиданием асиендадо ничего не мог придумать. К тому же дона Торрибио, которому давно пора было вернуться, все еще не было.
Вдруг в глубине сада трижды прокричал филин. Дон Порфирио вздрогнул и остановился, как вкопанный, посреди галереи.
— Хм! Что-то уж больно рано для этой птицы! — задумчиво пробормотал он.
Вскоре тот же крик повторился снова, но уже ближе. Дон Порфирио выпрямился во весь рост, лицо его, до сих пор столь озабоченное, просветлело.
— Боже мой! Неужели это он, когда я уже потерял надежду дождаться? — воскликнул дон Порфирио.
С минуту он оставался неподвижен и, затаив дыхание, жадно прислушивался, наконец, сделав решительное движение, прошептал:
— Нет, без сомнения, это именно он. Иду! И пусть Господь хранит меня!
Он твердым шагом прошел несколько длинных стеклянных галерей, залитых белесоватым светом луны, и очутился в просторном сагуане25, под навесом дома. Отомкнув двухстворчатую деревянную дверь, выходившую на широкое мраморное крыльцо, с которого несколько ступеней вели в громадный сад позади дома, дон Порфирио вышел и, тщательно замкнув за собой дверь, спустился в сад.
Здесь было тихо. Оглянувшись кругом, скорее по привычке, чем с какой-то определенной целью, асиендадо спокойным, мерным шагом миновал цветник с обширными лужайками и клумбами цветов, газонами и фонтанами, и смело углубился под сень громадных тенистых деревьев, где было так темно, что в двух шагах нельзя было отличить человека от ствола.
