Я энергично качаю головой, стараясь понять его слова.
— Я не понимаю ничего из того, что происходит. Почему, почему, почему? Все, что я хочу знать, это почему?
— Почему, Харпер? У меня нет ответ на твои «почему?». Возможно, у твоего отца, брата, Саши есть ответы. Но твой брат и отец лгут, а Саша близка к тому, чтобы разобраться во всем самой. Поэтому единственное, что мы можем сейчас сделать, это отпустить все, пусть все идет своим чередом, а ты будешь следовать за мной, я позабочусь о тебе.
Я совершенно не знаю, что ответить на его слова. Потому что сказанное им сейчас имеет смысл. Особенно его слова про Сашу. Она хочет рассказать нам все, что знает, а может, и о чем догадывается, но у нее есть свои причины, чтобы не делать этого. Она до сих пор нам не доверяет. Ну что ж, разумно с ее стороны.
Я опускаю голову на его плечо, когда он расстегивает свои джинсы, вытаскивает свой возбужденный член и подается бедрами ко мне.
— Приподнимись, — говорит он, его голос нежный, но властный.
Я приподнимаюсь, и он спускает мои шорты до лодыжек своими руками.
Затем его большие ладони подхватывают меня под попку и приподнимают, он пересекает пространство туалета и прижимает меня к деревянной двери. Его член с легкостью проскальзывает в меня, но это происходит так медленно, что просто сводит с ума.
— Жестче, — шепчу я ему. — Это совершенно не похоже на то, что ты обещал.
Он усмехается у моего уха, когда выскальзывает из моей влажной киски, делая это как можно медленнее, перед тем как скользнуть в меня снова.
— Ты ошибаешься, Харп. Как же ты ошибаешься.
Его рука, поднимается вверх и находит упругое колечко мышц. Я издаю крохотный гортанный стон, и затем что-то захлестывает меня, и я толкаюсь с большей силой на его палец.
— Еще, — умоляю я, — я хочу еще.
— Детка, — рычит он, — ты вскоре получишь все это. Но для начала этого хватит. А теперь возьми в свою ладонь мои яйца и ласково сожми их, словно в своих руках ты держишь самое драгоценное сокровище.
Я в ту же секунду сжимаю ладонью его яйца, полностью подчиняясь ему. Мне нравится, когда он приказывает мне во время секса. Это чертовски горячо. Кончики моих пальцев слегка перекатывают мягкую нежную кожу его яиц.
— Да, именно вот так, так просто идеально, Харпер. Я так хочу, чтобы ты взяла их в свой рот, провела по ним языком.
И я сразу же хочу последовать его словам, пытаюсь высвободиться из его хватки, но он меня останавливает.
— Только не здесь. Потому что я буду трахать тебя всю ночь напролет, как только твой рот окажется на моем члене, а голова между ног.
Он убирает мою руку и принуждает меня взять мои пальцы в рот, облизать и пососать их так, как он это любит. Джеймс проскальзывает в меня членом неспешно и не торопясь, словно у нас есть все время мира, чтобы испытать оргазм.
Ручка двери поворачивается около моего бедра. Затем раздается стук. Мужской голос из-за двери сыплет ругательствами в нашу сторону.
— Не обращай на него внимания, — шепчет мне Джеймс. — Он для нас не важен. Я имею в виду именно то, что сказал. Важны только я и ты.
Мужчина стучит опять, на этот раз говоря немного громче. Но Джеймс отвечает своими действиями, он впечатывается в меня жестче, и я издаю протяжный стон. Еще один толчок, еще один стон. И потом я понимаю, что он делает это специально, чтобы разозлить людей по ту сторону двери.
— Только я, — говорит Джеймс, склоняя свою голову, чтобы посмотреть в мои глаза, — только я могу делать с тобой такое, только я должен иметь значение для тебя прямо сейчас. — Я сразу же забываю о том, что творится за дверью. Все, что я вижу, это красивые зеленые глаза, за которыми скрывается его душа. — Только я, Харпер. — Он опускает голову и прикусывает мою кожу на плече, заставляя меня вскрикнуть.
— Да, сделай это еще раз.
И он делает. Он трахает меня фантастически. Медленно. Вколачиваясь в меня своей твердой длиной. Не обращая внимания на то, что происходит по ту сторону двери, пока он, наконец, не изливается в меня, выкрикивая мое имя, в то время, как я выкрикиваю его.
Мы сжимаем друг друга в объятиях, настоящих объятиях. И ждем, пока схлынет оргазм. Снаружи слышится все больше голосов. Кто-то угрожает, что позовет полицию. Я приподнимаю брови, глядя на Джеймса.
— Пожалуйста, — говорит он, достаточно громко, чтобы услышали люди, столпившиеся снаружи. — Это гребаная пустыня Мохаве. Я уверен, что никто не приедет.
Он ставит меня на ноги и берет пару влажных салфеток, чтобы освежить меня.
— Спасибо, — произношу я едва слышно, когда он держит мои шорты, чтобы я могла вновь их надеть. Он даже застегивает молнию и пуговицу. И потом, когда мы приводим себя в порядок, он поворачивает замок и открывает дверь. Нас награждает злым взглядом коротышка мексиканец, какой-то подросток показывает нам в знак одобрения большие пальцы, а также я вижу взгляды отвращения от пожилой пары.
— Иногда, — говорит Джеймс, останавливаясь напротив пожилой пары, — просто нужно воспользоваться и насладиться моментом, понимаете? Я не могу знать, когда жизнь решит устроить нам «резкий поворот», поэтому веду себя соответственно. У нас была ссора. И затем мы «помирились». Жизнь вновь хороша. Поэтому... — он слегка кланяется, усмехаясь пожилой леди, которая определенно очарована его честностью, — примите мои извинения.
Он держит мою ладонь, пока мы не подходим к «Хаммеру», затем открывает дверь для меня, обходит вокруг и садится со своей стороны.
— Так, — говорит Саша. Она лежит на сидении «Хаммера», засовывая в свой рот разноцветные леденцы, чертовски потная, потому что в машине жарче, чем в гребаном аду. — Если вы сейчас попытаетесь объяснить, почему вас не было так долго, я закрою свои уши и буду петь ла-ла-ла. Поэтому просто не нужно.
— Наконец-то, — говорит Джеймс, когда заводит «Хаммер» и включает передачу. — Наконец-то я сделал то, что смогло заткнуть Смурфетту.
И меня тоже, думаю я про себя, когда смотрю на пустыню, которая простирается за окном. И меня.
Потому что неспешность и честность подкупают меня каждый раз.
Глава 18
Джеймс
Мне нравится думать о пустыне, когда кровь после убийства практически стекает по моим рукам, но чувствовать обжигающий жар пустыни за пределами дома с кондиционером — это совершенно другое. И в «Хаммере» 1992 года не наблюдается хорошей системы кондиционирования.
Сейчас мы, скорее всего, в аду.
Но пустыня это и есть ад, к которому я могу прикоснуться, который я могу почувствовать. Этот ад принадлежит мне. Этот ад взывает ко мне, радушно приглашает меня и предлагает искупление за мои ужасные грехи. Жара пустыни дарует мне искупление, которое я с радостью принимаю, если это означает, что страданий на такой жаре будет достаточно, чтобы высушить кровь с моих рук.
