— И он поймал тебе новую рыбу-льва.
— Он поймал ее для меня.
— Он любит тебя. Как мне кажется, — проговаривает Джеймс, легко отбрасывая волосы с моего лба.
— Я знаю это.
— Ты тоже дарила ему такие потрясающие подарки?
Я качаю головой, но внезапно в горле образуется комок от чувства горечи и печали. Я сглатываю его, и затем вновь в состоянии говорить, произношу:
— Я никогда не могла придумать ничего такого, что мог придумать он.
— Просто, мне кажется, Харпер, ты была для него особенным человеком, поэтому он дарил тебе такие вещи. Мне кажется, ему не нужно было никаких подарков, чтобы знать, как сильно ты его любишь.
— Да, — вздыхаю я. — Но мне бы хотелось, чтобы у него было что-то, что могло напоминать обо мне. Чувство, когда ты получаешь подарок от любимого человека. И все в этом подарке говорит, что ты особенный.
— Ну, — говорит Джеймс, вздыхая, — я не могу припомнить ни одного такого подарка, который бы значил что-то такое.
— Ты никогда не получал подарков?
— Нет, конечно же, получал. Машины. Поездки. И подобное дерьмо. То, что было у богатеньких детей. Но для меня это не подарки, это лишь вещи. А ты была избалованным ребенком, Харпер?
— Хмммм, — я думаю в течение секунды. — Ну, мне кажется, да. У меня была хорошая жизнь.
— Твой отец покупал тебе разные вещи вместо того, чтобы уделять внимание?
— Нет, Джеймс. Мы практически не получали бесполезных подарков. И мой отец едва ли уделял нам время и свое внимание. Нас по большому счету игнорировали до момента званых ужинов или каких-то мероприятий. Но когда ты живешь на шестидесятиметровой яхте, и вся твоя жизнь состоит только из того, что ты плаваешь и бываешь на экзотических островах, которые похожи на рай, этого уже достаточно, чтобы сказать, что твоя жизнь была сказкой. И именно такой и была моя жизнь: пляжи, корабли, и море. И раз в год вечеринка — мой день рождения. — Я хочу подумать о каком-то отдельном дне рождения, но они странным образом все сливаются в одно. Потому что каждый год было все одно и то же: пляж, плавание, фейерверки. Они все слились в одно, за исключением одного особенно дня рождения. — Что ты подумал, когда впервые увидел меня?
Он втягивает в легкие воздух и затем выдыхает, я прикрываю глаза и опять вспоминаю тот день.
— Так,— говорит он. — В тот день, когда мы встретились на пляже, когда нам обоим «исполнилось шесть», я подумал, что ты выглядела, как морская нимфа. Ну, ты знаешь, которые поют, и потом люди теряют свой рассудок из-за этого. Как и я потерял от звука твоего голоса.
— Ох, ты такой лгун, — фыркаю я. Он засовывает ладонь мне подмышку, чтобы проверить боюсь ли я щекотки. И я боюсь ее, поэтому начинаю пищать, и затем его ладонь резко перемещается на мою грудь и находит твердую жемчужину соска. Он слегка щипает его, и я издаю стон.
— Ты хочешь знать, что я подумал о тебе тогда в Хантингтон-Бич?
Я поднимаю руку к своему животу и затем накрываю его ладонь своей. Я принуждаю его сжать мою грудь чуть сильнее и потом, используя его ладонь, массирую свою грудь.
— Ты знаешь, что своими действиями возбуждаешь меня, Рыба-лев?
— Скажи мне, о чем ты подумал, Джеймс? Я хочу знать.
Я прикрываю глаза, он проскальзывает своей рукой мне под футболку и стискивает указательным и большим пальцем мой сосок, и в этот раз материал футболки не мешает наслаждаться изысканной лаской.
— Это был мой первый день в Хантингтон-Бич. Моя квартира была расположена на Пасифик-Кост-Хайуэй. На мне были потертые Левисы, кеды и дорогие очки. Я был одет так же, как и всегда. И я только что закончил прогуливаться по пирсу. Дело шло к закату. В тот день было дождливо и облачно, поэтому никто из тех людей, которые находились на пляже, не обращал внимания на закат.
— Кроме меня, — добавляю я мягко.
— Да, кроме тебя, — отвечает он просто. — С самого начала я заметил твои великолепные волосы. В тот момент облака немного разошлись в стороны, и солнечные лучи осветили твое лицо таким образом, что твои глаза, вместо карих, показались мне золотисто-янтарными, а твои длинные волосы были словно яркий маяк в тот мрачный день. Твоя красота взывала ко мне, то же самое произошло со мной в тот день, когда мне присвоили номер Шесть. Когда я увидел тебя, то сразу узнал. Ты была той девушкой, которая дарила мне смысл жить на протяжении всех лет.
Я запрокинула голову вверх так, чтобы видеть его нахмуренное лицо.
— Потому что ты застрелил своего брата?
Он отводит взгляд и затем глубоко вздыхает, отчего мое тело немного приподнимается на его коленях.
— У меня не осталось больше никого, кого я бы мог любить, кроме тебя, Харпер. Мой брат мертв, сестра, вероятно, тоже. Они забрали ее в первый год, когда я начал работать на Организацию, потому что моя мать загорелась идеей, чтобы моя сестренка стала чьим-нибудь обещанием. Было сложно расстраиваться из-за своей доли в жизни до этого. Я имею в виду, все это было предопределено. У меня никогда не было особого выбора в жизни, за меня все решили. Мне даже никогда не приходило в голову, что я могу быть против или же воспротивиться тому, что мою сестренку хотят отдать, как обещание какому-то мужчине. Поэтому она просто пропала и все. Но чуть позже, примерно пару лет спустя после того, как она исчезла, один из людей, которого мне было велено убить, сказал мне перед тем, как я спустил курок, что он клянется, что убил ее. Я взял с него слово, что он сделал это, знаешь почему? Потому что сама мысль, что моя сестра была похищена еще малышкой, чтобы быть отданной какому-то мудаку в качестве ребенка-невесты, была больше, чем я мог принять.
— Боже, мне жаль. Они также не рассказывали и мне про замужество, пока я росла и не достигла возврата шестнадцати лет. И затем они выложили мне все.
— Но ведь твой брат позаботился, чтобы этого не произошло. Ну, хотя, скорее, не так. — Джеймс замолкает, чтобы немного изменить сказанное. — Ты сама позаботилась о себе, чтобы этого не произошло. И, несмотря на это, мрачный закат в тот день выглядел, как конец всем плохим вещам, что происходили в моей жизни. Это именно то, что я сказал себе. И в тот день я, наконец, решился спросить твое имя. Я хотел, чтобы оно стало рассветом, вместо сумерек. Я не хотел. Чтобы оно стало концом, я хотел, чтобы оно стало началом.
Я представляю его на пляже, охваченного печалью и мрачным настроением.
— Мне было тоже очень одиноко. Я так скучала по своему брату, что постоянно испытывала боль в груди. Я так сильно сжимала баночку с таблетками по вечерам, что на следующий день у меня саднило ладони от этого.
— Но ты никогда не принимала их. Я пересчитывал их каждую ночь.
Что?! Внезапно я обратно прихожу в себя и мне нужно больше вопросов о том, почему он тщательно присматривал за мной.
