– Стоит убить ГНаска, и начнется страшная война. К тому же сделать это трудно. Может быть, стоит подумать о чем-нибудь другом.
Он вздрогнул и открыл глаза.
– Нет, я буду мстить не ГНаску, – ответил он. – А тезару, который довел меня до этого. Палатону.
– Любопытно, – Алекса расцепила руки и встала. – Интересно, будешь ли ты испытывать такие чувства и потом?
– Когда «потом»?
– Исследователи, нанятые моим отцом, состряпали сыворотку, которая уничтожает имплантат. Испытания оказались обнадеживающими, – Алекса вскинула голову, и темные кудри заплясали по ее плечам. – Лечение должно принести мне пользу.
– Но каким образом они надеются этого достигнуть?
Она пожала плечами.
– Я не медик. Говорят, генетический код переносится с помощью вирусных частиц. Они вводятся в кровеносную систему и остаются там, постоянно поддерживая иммунитет организма. Потому они решили применить на мне этот препарат и очистить меня, по крайней мере, так они говорят. – Она оглядела пилота. – Нужно всего две-три инъекции. Ты заражен недавно… может, тебе понадобится меньше. Если ты захочешь лечиться.
– Почему бы и нет?
Она деланным жестом вскинула руки.
– Из гордости? А может, тебе понравится то, что с тобой случилось?
Его губы скривились, но лицо тут же расслабилось – он взял себя в руки. Разумеется, Алекса все видела, понимала и потому рассмеялась.
– Ты еще не принял решение. Мы прибудем на станцию через пару дней. Отец боится, как бы абдрелики не последовали за нами – он воображает, что чем нас больше, тем мы сильнее, – она открыла дверь и застыла на пороге. – Так что у тебя еще есть время подумать.
– А что… – хрипло начал он. – Что будет с тобой?
– О, я уже давно решила: одна инъекция, чтобы приглушить инстинкты, и я сбегу. – Она говорила негромко, но уверенно. – И никто, ни единое существо, даже мой отец, не смогут удержать меня. Обладать знаниями абдреликов – слишком большое преимущество. Вселенная будет принадлежать мне, если я этого захочу. А я, благодаря симбионту, хочу! – она скрылась за дверью, а в каюте еще отдавалось эхо ее последнего восклицания.
Недар смотрел на дверь. Вероятно, она просто не могла обрести свободу без пилота. Она возьмет его с собой, если он согласится. Он подумал о невероятном сочетании натур человека и абдрелика – эта мысль вызвала у него нервную дрожь, и Недар оттолкнул стол. Подносы звякнули. Он понимал, что чувствовала Алекса, потому что она понимала его. Они были на равных. Сила отзывалась на силу.
Она ни на чем не настаивала. Недар взвешивал возможности их отнюдь не неприемлемого союза. Попросив о лечении, он выдаст тайну – о том, что все чоя подвержены влиянию симбионта абдреликов. Несмотря на то, что отношения между ГНаском и посланником Земли только недавно стали напряженными, он чувствовал: эта информация получит огласку. Либо Томас воспользуется ею сам, либо сообщит ее абдреликам. Чоя утратят свою мнимую неуязвимость и подвергнутся пыткам врагов. Секрет тезарианского устройства нельзя раскрыть, но душу самих чоя можно преобразить, сделать черной, как пытались абдрелики.
К несчастью, они избрали для опыта чоя, у которого уже не осталось сил ни выдать тайну, ни помочь воспользоваться ею. Он мог продолжать хранить ее или попытаться пройти лечение, надеясь на лучшее. Но Недар понимал, что должен сопоставить личную пользу с ущербом, нанесенным народу. Ему необходимо время, чтобы принять решение.
Он съел обед, но не насытился. Бахдар молча таился в глубине его тела, жаждущий и ждущий. Недар знал крейсер так, как будто сам был его создателем – ибо он был куплен у чоя – и хорошо представлял, как проникнуть в кабину пилота по потайным ходам. Бахдара, украденного у Барос, ему хватило бы на несколько недель. Он мог бы вернуться на Чо. И там, как у хищника среди травоядных, у него было бы неограниченное число жертв. Он мог собраться с силами и отомстить Палатону.
Правда, он сделает глупость, если высосет бахдар у Барос прежде, чем крейсер достигнет Хаоса. Такой поступок будет означать гибель для всех них. На станции возможностей представлялось гораздо больше. Там всегда могли найтись другие тезары – отработавшие контракт, отдыхающие, пока ремонтируют их корабли.
Возможно, там задуманное будет труднее осуществить, но тем не менее это наверняка удастся. Недар лег и послушал, как пилот подает команду по внутренней связи, сообщая, что необходимо принять меры предосторожности. Голова Недара раскалывалась от мыслей.
Кативар не шевельнулся, ему не понадобилось даже двигать рукой, чтобы ваза пролетела по его комнате и раскололась об стену. Тяжело дыша, он напряг бахдар, мысленно схватил картину и швырнул ее через веранду, во внутренний дворик. Его руки конвульсивно сжимались в кулаки, он пнул стул, повалив его на плитки пола. Деревянный подголовник раскололся. Когда гнев Кативара немного утих, он оказался стоящим среди обломков, черепков, перевернутой мебели – в комнате не осталось неповрежденных предметов.
Три раза он подходил к комнате Риндалана, и трижды ему запрещали войти. Его преимущество исчезло, как будто никогда не существовало, как будто не было долгих лет уловок и игр, изматывающей работы, чтобы заслужить благосклонность Риндалана. Его отвергли, как простолюдина. Отмахнулись от него, как от надоедливой мошки.
Но поражение не исчерпывалось этим. Малаки не ответил на последние вызовы, и в результате Кативар понятия не имел, что делать дальше. Хотя он не мог найти главу подпольной церкви, он сузил круг до нескольких возможных кандидатов, только ни один из них не мог бы дать необходимые сведения.
По Чаролону носился слух о новой прорицательнице, предсказывающей будущее, которая каким-то образом обрела сверхъестественные! способности, находясь в другом полушарии планеты, в забытых Вездесущим Богом болотах.
Не утихали разговоры о том, что тезары готовятся порвать с императором и со своими Домами, воспользоваться своими исключительными возможностями. Кто стоял за всем этим, и как собирался справиться с этим Палатон?
Чо разлагалась, превращаясь в Хаос. Конец ее казался неизбежным, и хотя работе Кативара это только помогало, он стремился завершить ее прежде, чем наступит этот конец. Ему было необходимо вновь добраться до Риндалана, но между ними стояла Йорана, защищая старого чоя. Однако она была обязана прежде всего охранять наследника, и потому Кативару надо было обратить внимание на Палатона. Пора было что-то делать с тайной информацией, сообщенной Риндаланом, который принял его за Палатона.
Ходили слухи о паломничестве пилота в родовое гнездо… Кативар скрестил ноги и бесцеремонно уселся среди обломков, размышляя. Если пилот действительно потомок Огненного дома, то конгресс ополчится против него. Однако Кативар не мог позволить себе напрямую высказать обвинение, поскольку знал, что ему потребуются явные доказательства. Но неужели сам Палатон ничего не подозревает?
А если и подозревает, то ход Кативара пошатнет его положение, и Палатон продолжит путь к уничтожению самого себя. Если же нет, тогда раскрытие тайны можно приберечь на потом. Палатон уже ступил на нетвердую почву, связавшись с инопланетянином. Теперь бездна могла разверзнуться под его ногами в любой момент.
Кативар уже представлял, с чего начать. Затем он обратит внимание на Малаки и сплетников, а попутно будет собирать новый материал для своих исследований. Чем труднее времена, тем богаче его урожай. Неясного будущего Кативар не опасался.
Пришло время воспользоваться лихорадочным бредом Риндалана. Он поднялся, стряхнул с одежды пыль и отправился расставлять капкан.
Палатон вернулся к себе, желая принять душ и смыть дневной жар и пыль. Положив руку на замок, он почувствовал явное беспокойство – казалось, защитное устройство было нарушено. Без своей силы он не мог ничего подтвердить, но, разумеется, несмотря на усилия Йораны, кто-то мог пытаться вторгнуться к нему. Будь с ним Рэнд, Палатон попросил бы человека проверить комнату, но после утомительного дня учебы Рэнд отправился проведать Ринди. Палатон мог бы вызвать Йорану или одного из охранников, но знал, что этим выдаст свой недостаток способностей, слабость, а этого он не мог себе позволить.
Тем не менее он открыл дверь из затененного коридора, не вполне готовый встретиться с тем, что могло ждать его внутри. В комнате не осталось и следа утреннего беспорядка – здесь уже побывали уборщики. Палатон ощущал свежий, острый запах вновь застеленного белья. В пузатом кувшине в центре стола стояли цветы, лепестки которых уже начали сжиматься с приближением сумерек. Казалось, все на месте, но беспокойство не исчезало.
В комнате было относительно прохладно, но едва ступив в нее, Палатон ощутил впереди жаркое пятно – такое, от которого даже без бахдара волосы на его затылке встали дыбом.
