– Пол, Пол...
– Ты слишком сблизился со мной! Я перестал говорить с людьми, а ты заставил меня говорить с тобой! Я наслаждался свободой, одиночеством, а ты слишком сблизился со мной! Я жил своей жизнью, какой хотел, а ты все порушил, ты заставил меня жить твоей жизнью и теперь ты – это я, а я – это ты. Ты – тот я, которого я ненавижу!
Я стоял и вслушивался в эхо своих слов. Наконец-то мне удалось сформулировать свои мысли. Я сказал правду, ту правду, что таилась в подсознании.
Я чувствовал слезы, стоящие в глазах. Я знал, что, они не потекут, но все равно чувствовал их.
Я вновь спустился в каюту. Когда вернулся, он встретил меня словами:
– Пол, я сдаюсь. Ты же не хочешь мучить меня. Кончай с этим!..
– Сделай это сам. – Он не понял. – Раскуси черную пилюлю. Однажды ты сказал, что я никогда этого не сделаю. Но и ты не сделаешь. У тебя есть полый зуб, я нашел его, когда вставлял тебе в рот кляп. Раскуси черную пилюлю. Все легче, чем тонуть.
Он тяжело дышал. Вдох – выдох, вдох – выдох.
– Так я и думал. В тебе еще теплится надежда, что я изменю решение. Так я и думал, но хотел выяснить наверняка. Даже под водой ты будешь надеяться, что я все-таки вытащу тебя и отпущу. Ты будешь надеяться и надеяться, а потом утонешь. Опять...
– Пол...
Я не стал больше слушать. Поднял его и удивился, какой он легкий. Джордж трепыхался, как рыба, но я поднял его без всякого труда. Я хотел побыстрее с этим покончить. И выбросил его за борт.
Чертова веревка оказалась коротка. Джордж повис головой вниз в футе над водой, и он кричал. Я схватил якорь и швырнул его следом. Когда я посмотрел за борт, Джордж уже исчез под водой.
В четыре часа я услышал какой-то шум, глухой рокот, доносящийся из-за горизонта. Я всмотрелся вдаль, но ничего не увидел. Возможно, где-то над Атлантическим океаном бушевала гроза. А может, мне почудилось?..
Глава 18
Не знаю, как долго я оставался на яхте. Несколько дней я не включал двигатель и дрейфовал по Атлантическому океану. Яхта заменяла мне остров, но без заведенного распорядка. На ней хватало еды и питья. Воду я пил, но, насколько помню, ничего не ел. Наверное, много спал, и воспоминания об этих днях остались очень туманными: я не мог сказать, что произошло наяву, а что мне приснилось.
Что-то, конечно, происходило. Как-то ночью я разделся догола, прыгнул за борт и поплыл в море, подальше от яхты. С одной стороны, я хотел утонуть, с другой – как бы проверял себя, испытывал. Определялся с тем, чего же я хочу больше: жить или умереть. Я не мог принять черную пилюлю. Как выяснилось, не смог и утонуть. Каким-то образом я вернулся к яхте и залез на палубу.
Наверное, та ночь стала переломной, потому что утром я завел двигатель. И поплыл на юг, вдоль побережья Флориды, к своему острову.
Безумие может проявляться в разных формах. От этой следовало избавиться до того, как в баках не останется ни капли горючего. Как-то днем до меня дошло, что без горючего я буду вечно дрейфовать в Атлантическом океане, и вся прелесть пребывания на яхте в таком состоянии сразу померкла.
Я пришвартовался в частной гавани неподалеку от Нептун-Бич, пригорода Джэксонвилла. Ночью, когда на пристани не было ни души. Привязал яхту канатом, спрыгнул на пристань и покинул гавань незамеченным. Мне просто повезло, потому что именно в гавани мне грозила наибольшая опасность. Документов при мне не было, приплыл я на чужой яхте, сошел на берег с миллионом долларов в металлическом ящике. Но в тот момент я не осознавал щекотливости своего положения.
Дни и ночи, проведенные на яхте, укрепили меня в одной мысли: все дела надо отложить на потом, до тех времен, когда я приду в себя. Купить остров, положить деньги в банк – все потом. Это не срочно, это подождет. А прежде всего мне надо вернуться домой.
Я сидел в турецкой бане, пока не открылись парикмахерские. Зашел в одну, побрился и подстригся. В прачечной китаец догладил мне костюм. Я пошел на автовокзал и сел в автобус, отправляющийся на Ки-Уэст.
Клинт меня не узнал. Уставился мне в грудь и спросил: «Чего изволите?» – с акцентом, каким потчевал приезжих с материка.
– Готов спорить, про словарь ты опять забыл.
Он вскинул глаза, и рот его приоткрылся.
– Будь я проклят! Будь я проклят во веки веков! Слушай, я тебя не узнал. И, клянусь Богом, я в этом не виноват. Без бороды, почти без волос, такой бледный, что можешь сойти за белого человека. – Он внезапно вспомнил, что работает радиоприемник, а этого не допускает исповедуемая мною религия, повернулся, выключил его и вновь уставился на меня. – Дюжина яиц и все необходимое? Знаешь, я уж и не думал, что опять увижу тебя. – Лицо его стало серьезным. – Решил, что ты уехал и я потерял постоянного покупателя. Даже опасался, что ты умер, прости Господи. Долго отсутствовал? С месяц?
– Примерно.
– Надеюсь, не болел?
– Ездил на Север.
– Некоторые говорят, что это одно и то же. – Он облокотился на прилавок. – А зачем?
Разговаривать мне не хотелось, но я понимал, что без объяснений не обойтись.
– Сорвали с места. Пришла лодка с Литтл-Тейбл-Ки и увезла.
– Бизнес?
– Смерть.
– А-а-а!.. Мне очень жаль. Родственник?
– Друг. Мой очень близкий друг.
– Ужасно! Молодой парень?
– Моего возраста.
– Кошмар!.. Скоропостижно?
Я задумался.
– Нет. Не скоропостижно. Мы знали, что он умрет. Оставалось лишь понять, когда.
Я сказал, что не хочу пополнять запасы, не проведя инвентаризацию. Объяснил, что моя лодка осталась на острове, и Клинт тут же предложил отвезти меня туда. Я ответил, что предпочел бы уехать один, спросил, у кого бы я мог занять лодку на день или два. У Клинта нашлась плоскодонка с мотором, и он сказал, что я могу держать ее у себя сколько захочу.
– А вот и то, без чего ты жить не можешь. – Он сунул руку под прилавок, вытащил книжку, положил ее передо мной. Словарь в мягкой обложке. – Ты вот еще спорил, что я забуду. С ним такая история приключилась.
Улыбаясь, Клинт погрузился в воспоминания:
– Этот парень, как обычно, привозит книги, ставит их на полку, снимает старые. В магазине была жена, а ей это все до лампочки. А через пару дней сюда заявляется ниггер. В костюме, при галстуке, словно ждет, что его сейчас сфотографируют. И хватает словарь. Можешь себе такое представить? Первый раз в магазине – и приносит к прилавку словарь. Так что я мог ему сказать? «Это я продать не могу, словарь получен по заказу». Я говорю чистую правду, да только ниггер мне не верит. Я ему объясняю, а он все сильнее злится. «Возьми другую книгу, – говорю я. – Десять книг. Выпей бутылку „коки“ за счет заведения прямо здесь, я даже принесу тебе стакан». Так он уходит оскорбленный.
Клинт Мэки хохотнул.
– Я три дня не находил себе места. Каждое утро просыпался и бежал к окну: не стоят ли там демонстранты во главе с Мартином Лютером Куном[19]. Ты не поверишь, если я тебе расскажу, какие мысли роились у меня в голове. Но больше я этого сукиного сына не видел и надеюсь, что не увижу. А словарь с тех пор лежит под прилавком. Цена ему шестьдесят центов, мне он обошелся в тридцать шесть, но ты мне ничего не должен, как тот ниггер за бутылку «коки», которую он так и не выпил. А все потому, что удовольствия я получил на все тридцать шесть долларов.
Клинт отвел меня к лодке.
– Не хочется мне этого говорить, но и не сказать не могу. Две недели тому назад я был на твоем острове. – Он отвернулся. – Я все думал и думал... Жена сказала, что ты или мертв, и тогда тебе не поможешь, или жив и не хочешь со мной общаться, но я тревожился: а вдруг ты заболел? Поэтому я сплавал туда на этой самой плоскодонке, увидел твою лодку, подумал, значит, ты на месте, потом посмотрел на заваленный всякой дрянью пляж, позвал тебя, ты не ответил. Вот тогда я заволновался.
Сошел на берег, осмотрел остров. Заглянул в хибару, но, клянусь Богом, ничего там не трогал. Даже не заходил, только постоял у порога. Подумал, что ты, должно быть, утонул, и вернулся.
Я молчал. Он повернулся ко мне:
– Извини, что позволил себе такую вольность. Больше это не повторится.
– Да перестань! Ты же сделал это из лучших побуждений.
– Я надеялся, что ты так и подумаешь. – Он заулыбался. – Плоскодонку держи, сколько хочешь. А в следующий раз я приготовлю для тебя дюжину яиц...
* * *
Пляж действительно являл собой жалкое зрелище. Я сразу начал собирать «дары» моря, но их нанесло слишком уж много, а у меня были дела поважнее.
Я разделся. Ступив на свой остров, я почувствовал, что казавшаяся ранее удобной одежда буквально душит меня. Так что предстояло решать, что мне нужно, а что следует сжечь.
Металлический ящик я оттащил в глубь острова. Вырыл яму под чахлой пальмой и завалил ящик песком.
Пошел к другому своему тайнику и отрыл документы, завернутые в алюминиевую фольгу. Добавил к ним денежный пояс и крупные купюры из бумажника. Мелкие и мелочь оставил для поездок на Маш-рум-Ки. Отнес листок с заповедями ничегонеделания в хибару. Вслух прочитал все десять заповедей, повесил листок на дверь. Прочитал его второй раз и лишь после этого вернулся к тайнику, чтобы завернуть и положить на дно пакет с документами и деньгами и разровнять сверху песок.
