class="p1">Когда мы остались наедине с Радиком, он спросил меня:
— Что, всё ещё чувствуешь себя заложником? Пленным? Расслабься. Теперь это твоя вотчина, и ты можешь позволять себе достаточно многое. Главное — выполнять поручения. И остерегаться городскую и пограничную охрану.
— Почему я, Радик? — прямо спросил я. — Вы могли поймать, запрограммировать и изменить внешность любого другого человека. Проверенного, более знакомого.
— Тебя выбрал Майк, ему это приказал сделать Верховный Отец. Похоже, тому был нужен именно ты, — Радик немного замялся, уже привычно-странно поведя носом. — Не можешь сказать, кстати, чего в тебе такого может быть особенного? Мы с парнями сами голову ломаем.
Особенного, усмехнулся я и промолчал. Что могло быть особенного в обычном вчерашнем батраке? Позже, правда, я немного задумался о его вопросе. Первое, что пришло на ум — моё отсроченное старение.
«Феномен подкидышей», из-за которого я (до операции, разумеется), выглядел на пятнадцать лет моложе и здоровее ровесников, было то самое «особенное», что я смог припомнить. Я мало слышал о феномене и особо никогда не придавал тому значения. Официально никакого феномена не существовало, его даже относили к псевдонауке. Однако небольшая группа учёных около семидесяти лет назад провела исследование над людьми с замедленным старением и обнаружила одинаковую странную мутацию в генах. Ещё одной особенностью всех этих людей — и меня в том числе — было то, что все эти дети являлись или подкидышами с неустановленными родителями, или один из родителей, обычно отец, внезапно после рождения бесследно исчезал.
Как у меня. Мать мало рассказывала об отце, говорила, что он был красивый, молодо выглядящий и очень богатый. Похоже, именно это пленило мою молодую тогда и несмышленую матушку. После того, как я появился на свет, мой отец появлялся дома очень редко и пропал, не дождавшись моего первого рождения. Единых баз данных тогда не существовало, и никого похожего на него ни маме, ни в последствие мне разыскать не удалось. И, честно говоря, не особо хотелось — гораздо более важным для меня в последние месяцы казался поиск пропавшей жены. Ирена, кстати, была сиротой, но я видел её в последний раз молодой и не знал, распространялся ли феномен на неё.
Говорят, некоторые подкидыши доживали до двухсот лет, а может, и больше, но потом сами где-то исчезали. Эта мысль временами даже немного грела меня, хотя в ней было что-то неприятное, нарциссическо-превосходящее. Также свойствами всех «подкидышей» была феноменальная память, свойственная и мне. Впрочем, современные методы психомодификации позволяли развить подобную память и простому смертному, только монополией на подобные методики располагали лишь спецслужбы.
Может быть, именно память и привлекла Верховного Отца синдиката, подумалось мне. Поразмыслив над этим, я неизбежно вернулся к мысли о побеге. Восток тянул меня, звал своей дикой тайной Заповедника. Кеолра — тоже закрытая территория, закрытая страна, пусть и с полу-военным режимом, казалась мне такой близкой. Наверняка действие синдикатов там не столь велико. Теперь уже казалось, что не только поиск жены, то и сам смысл моей жизни — вырваться из-под контроля, перейти границу и оказаться где-то там.
Главное, чем меня сдерживали, не считая угроз и влиятельности синдиката — это чип. Оставалось узнать, как именно он отслеживал местоположение — с каких-то устройств у Радика, станций мобильной связи или даже неизвестных широким массам спутников, на запуск которых лишь недавно сняли мораторий. Я порылся в сетевых энциклопедиях. Там говорилось, что технология использования этих устройств — засекреченная, а все попытки обратного инжиниринга потерпели фиаско. Но надежды я не терял.
Следующая неделя выдалась откровенно скучной. Мне показали квартиры синдиката, лаборатории по производству наркотиков, склады для контрабанды, оружейную мастерскую. Я заметил, что начал привыкать к своим апартаментам, узкому двухэтажному коттеджу на окраине, привык и к неустанному присутствию двух парней, дежуривших во внутреннем дворике.
Привык я и к Сереброполису, в который меня отпускали на прогулку в сопровождении телохранителей. В какие-то моменты я даже пожалел, что не оказался здесь раньше, когда был свободным.
Этот город, тоже портовый, несмотря на размеры, оказался намного уютнее своего южного брата, Дальноморска. В его архитектуре, сохранившейся с феодального периода, привлекало какое-то старинное изящество и простота. Климат в этих широтах был намного прохладней Дальноморского, говорят, несколько раз за полвека здесь даже выпадал снег — невиданное для центральной Рутении и Новоуралья явление. Народ, намешавшийся из славян и латиноамериканцев ещё во время первых волн земной колонизации, оказался по-южному приветлив. Национального и языкового разнообразия здесь было намного меньше. В Полярный Океан, в отличие от Левиафанового моря, имели доступ всего три державы — Рутенийская Директория, Королевство Иаскан и Соединённые королевства Амирлании, причём последние многие годы вели с нами торговую войну, и эмиграция что в их сторону, что в нашу казалась редкостью. Иасков в городе проживало всего около десяти тысяч, и они почти не выходили из своего в изолированного посёлка недалеко от моих апартаментов.
Радик приезжал раза три, один раз приезжала Рина. Она осталось на ночь, и моё притуплённое чувство совести оказалось как никогда кстати. Кажется, она даже осталась довольна.
— Ты сильно помолодел. И неплохо научился заниматься любовью в тюрьме, — сказала она после, откинувшись на подушку.
Отдышавшись, я решил уточнить, что она имела в виду.
— Тебе не кажется, что это слишком рискованная шутка?
— Ты редко бил женщин раньше, поэтому я не боюсь так шутить. И я вовсе не подозреваю тебя в мужеложстве — говорят, сейчас в колониях даже каторжникам дают раз в месяц жрицу любви.
Я многозначительно промолчал и нахмурился.
— Но если ты хочешь, мы не будем это обсуждать, — тактично завершила она. — Понимаешь, весь тот арест… Я говорила, не надо было убивать прокурора. Ты ушёл из моей жизни так внезапно, что я надолго разучилась быть вместе с кем-то. Знаешь, я тут читала про таинственные исчезновения людей двадцать лет назад…
Холодок пробежал по моей спине.
— Что за исчезновения?
— Ну, может быть, слышал. По всей Рутении тогда пропало около пяти тысяч человек. Похищали во сне, из закрытых помещений, было много разбирательств, и непонятно, как это сделали. Думали на синдикаты или спецслужбы, хотя ни мы, ни они… В общем, не важно. А потом их списки подбросили на сервер городской охраны в Красноморе. Я как раз начинала работать. Говорят, сейчас новая волна начинается, в Сереброполисе уже два случая.
Язык зачесался спросить подробности, но я вытерпел. Выдержал паузу и спросил:
— Это ты
