Одинокий хриплый крик корабельного гудка раздался по ту сторону мыса, на котором чернел замок. «И ты не запомнил ни строчки?» – спросил юноша, чтобы сказать хоть что-то. «Только атмосферу, только ветер, веявший на тех страницах, – ответил старик, снова передернув плечами. Дрожащим голосом он продекламировал:
Вот утки сиротливо закричали,и эхо пробудилось, крику вторя,как будто к сыну блудному в печаливзывает бог седой в просторах моря…
Но, разумеется, – безутешным голосом добавил он, – эти стихи, как тебе хорошо известно, принадлежат несчастному Хуану Клементе Сенеа».[31]
И так как еще более сильная волна обдала их пеной, которая теперь скорее походила на иней, они подняли воротники и, оставив позади горестный ропот океана, углубились в ночное умиротворение залитого огнями города.
Игра
Мама! Смерть меня ищет,
чтоб увести на кладбище,
видит, что я обмираю,
и шепчет: я ведь играю.
Народный напев1. «Мама! Смерть меня ищет…»
Со всей терпеливостью своих семи лет, с неподвижностью, почти достойной похвалы, он вынес последние прикосновения, которыми мать пригладила его вихры, и – руки за спиной, каблуки вместе – только приготовился бежать, как она отодвинула его от себя, чтобы полюбоваться на дело своих рук.
«…а главное, не бегай, не лазай на деревья и не смей приближаться к реке», – сказала она, довольная на этот раз результатом своих стараний. Это была одна из наиболее длинных тирад, какие можно вообразить, полная непостижимых советов насчет опасности, которая на ее языке именовалась «стадо», полная наставлений, единственный смысл которых сводился к тому, чтобы лишить коров уважения, которое он именно и хотел им выказать, полная предостережений, которые, если бы он им внял, могли бы лишь послужить глупым свидетельством того, что поле он посетил в качестве туриста. Едва он обрел свободу, как побежал целовать бабушку, хлопотавшую над грязной после завтрака посудой, и, перебежав задний дворик, выбрался наконец на дикую утреннюю волю.
Потом он очутился посреди настоящего мангового леса. В торжественном, задумчивом полумраке чащи еще плавали клочья тумана. Взгляд не далеко проникал за стволы, и когда туман под напором ветра немного отступал, они выплывали, напоминая запахнутых в плащи и внезапно открывающих лица разбойников. Чуть склонив голову на плечо, он остановился между четырьмя гигантами и так постоял, вглядываясь, вслушиваясь. Отец рассказывал, что манго привезли когда-то из Индии, это и объясняло их смугловатую зелень, и, наверно, их кора все еще хранила страх перед когтистыми объятиями тигра. Что с того, что до сих пор из рощ, подобных этой, не доносились звуки его присутствия, – когда услышат, будет поздно! Жертва так и не узнает, что произошло, она даже не увидит его, как сам малыш не видит его сейчас. Вдалеке слева, с дороги, ведущей к погосту, заслышались голоса ватаги ребят из их поселка, которая отправилась на речку удить рыбу. Он сделал два-три непроизвольных шага в их сторону, но вспомнил о своих коротких штанишках. И повернул направо.
Он шел, поглядывая вверх, в надежде увидеть пусть зеленый еще, но достаточно крупный плод, стоящий того, чтобы сбить его камнем; поэтому он и смог с большого расстояния увидеть между радужными клочьями тумана девушку, сидевшую на ветке самого большого дерева. Она была вся в черном, от полуоткрытого ворота блузки до кончиков башмачков, с алым кушаком и в брючках, тесно облегавших ноги, и опиралась спиной на ствол, подогнув изящную ножку и положив на нее руку, в то время как другая нога свисала, беззаботно покачиваясь. Черные прямые волосы еще резче оттеняли ее бледное, тонкое, как у птицы, лицо. Стараясь, подобно хорошим следопытам, не ступить на сухую веточку, Пабло мало-помалу приближался к ней, сам того не желая.
Какое-то сумрачное завихрение померцало вокруг дерева, разрослось – и девушка во весь рост оказалась в нескольких шагах от него, обратив к нему взгляд широко открытых глаз. Они были серыми, с четкой черной каемкой вокруг радужной оболочки – казалось, у них нет дна. Строгие губы неожиданно расплылись в улыбке.
«Ну и напугал же ты меня!» – сказала она и мгновение подержала его за плечи.
Пабло поднял глаза к ветке манго.
«Что ты делала на дереве?»
«Тебя ждала, – ответила она, сделав небольшой шутливый реверанс, в котором, однако, сквозило определенное торжественное почтение. Она сжала его руку повыше локтя тонкой длинной рукой, а другой пригласила его пойти с ней между деревьями. – Я уже неделю как ищу тебя. Где ты пропадал?»
Засунув руки в карманы и низко опустив голову, Пабло боязливо переступал ногами, искоса поглядывал на нож, бывший у нее за поясом. Нож показался ему тонким и длинным. Чтобы рассмотреть получше сделанную из оленьего рога рукоятку, ему пришлось немного закинуть голову.
«Просто меня не выпускают, – тихо сказал он, сам удивившись своей неожиданной доверительности. – Говорят, я болен и мне нельзя бегать, понимаешь?» – и он бессознательно приложил руку к сердцу.
В молчании они сделали несколько шагов, тут она остановилась и, не глядя на него, спросила, словно нехотя и как бы сквозь зубы:
«Что же это сегодня они позволили тебе гулять?»
Пабло воспользовался паузой, чтобы лучше разглядеть нож: он был приблизительно на вершок вынут из ножен с золотым окончанием, притороченных к алому кушаку, рукоятка у него была зелено-охровая со всеми грубыми складками оленьего рога, но отполированная до блеска.
«Мама сказала, что, может, я найду на земле какое-нибудь спелое манго, – прошептал он, продолжая глядеть куда глядел, – только мне домой пора».
Девушка решительно кивнула, так что грива ее волос качнулась, подобно колоколу.
«Только погуляем немного, – быстро сказала она, поняв из ответа, насколько нелепым был ее вопрос, и снова двинулась между деревьями. – А хочешь, я угадаю, о чем ты только что подумал? – добавила она через несколько шагов, в то время как Пабло не сводил глаз с пальцев ее левой руки, которые начали скользить по отполированным неровностям рукоятки. – Ты подумал… – сказала она наклонившись и на миг замолчала, увидев восхищенный, застывший взгляд и затаенную улыбку мальчика. – Ты подумал о тигре! – И так как он не ответил ей ни слова, она подтвердила это сама себе с шутливым удовлетворением: – Об этом ты и подумал».
2. «Чтоб увести на кладбище…»
Незаметно они дошли до того выступа манговой рощи, где она подвергалась первому вторжению диких зарослей, атаковавших деревья с пологого склона. Не молвив ни слова, девушка решительно и быстро присела рядом с Пабло, обхватив его поперек груди рукой. «Гляди!» – шепнула она и пальцем цвета слоновой кости указала на что-то видневшееся в зарослях. Большая золотая полоса блеснула за серой зеленью кактусов в лучах выглянувшего солнца, и из-за огромного мангового дерева – вся золоченая и словно расчерченная угольными полосами – показалась великолепная голова бенгальского тигра.
Рукой, охватившей тело мальчика, она почувствовала, как он вздрогнул, и отыскала ладонью место, где быстро колотилось сердце. И его, и ее, казалось, притягивает сияние зверя, который с каких-нибудь двадцати шагов оглядывал их, моргая, погруженный в полудрему, с которой не вязались удары хвостом по страшному шелку его боков. Ее бездонные серые глаза время от времени украдкой скользили по лицу Пабло, а тонкие губы нервными подергиваниями повторяли почти равномерные наплывы детского страха, восхищения и удивления, подстерегая конечный их сплав во вспышке радостного трепета. Неожиданно холодные пальчики с силой вцепились в ее пальцы.
«Почему ты не достаешь нож?» – тихо и с явным нетерпением выдохнул он вопрос. Девушка повернула голову и испытующе поглядела на него, подняв брови насколько могла. С быстротой стрелы, которую выпускают в момент наибольшего натяжения тетивы, она разогнулась и, повернувшись спиной к тигру и уперев руки в тонкую талию, откинула назад голову и весело рассмеялась. Рассердившись, что она мешает ему глядеть, Пабло подался чуть в сторону, но вместо тигра разглядел под деревьями лишь большое солнечное пятно, которое теребила тень игривых ветвей.
«Где он?» – не веря своим глазам, спросил малыш. Она пожала плечами и задумчиво улыбнулась: «Если бы знать. Нет такого тигра, который решился бы сойтись один на один с таким храбрецом, как ты, – и, заметив, что он нахмурился, посчитав ее ответ легкомысленным или глупым, добавила с шутливым вздохом: – Пора на корабль», – и лениво кивнула влево.
«Там ведь погост», – сказал Пабло, искоса поглядывая на нее.
«Ну и что же? – молвила она, отводя глаза. – Там еще есть и река. Пошли?»
3. «Видит, что я обмираю, и шепчет: я ведь играю»
Оттого ли, что она не могла отрешиться от мыслей, от странной ли озабоченности, которую пыталась прогнать быстрыми, нервными жестами, но шла она сейчас, потеряв счет шагам, как в начале прогулки – ее спутник; именно поэтому так неожиданно пахнула им в лица лесная прохлада. А Пабло шедший рядом, не переставал задавать бесчисленные вопросы, на которые она отвечала нехотя, иногда просто кивком: да, тигры, конечно, на них охотятся лицом к ветру, – и время от времени нетерпеливо дергал ее за рукав. Его внезапное молчание заставило ее остановиться. Мальчик чуть поотстал, он стоял бледный и с жадным любопытством смотрел влево, где виднелась поляна. Девушка резко повернула голову и увидела повешенную собаку.
