— Не знаю… Я был слишком занят, стараясь остаться в живых. Как вы думаете, вы смогли бы узнать этого человека?
Лейтенант пожал плечами:
— Не знаю, сэр.
— Проклятие!
Кровь Остина кипела, его так и подмывало снова вступить в схватку. Ему хотелось ясного конца, а не этой неопределенности. Кто бы ни был нападавший, он убежал и теперь будет ждать случая, чтобы напасть снова. Остин почувствовал зуд между лопаток, он едва сдержался, чтобы не оглянуться.
Мало того что его терзало страстное желание обладать Эванджелиной, так тут еще и напряжение во время схватки. И теперь все его тело словно натянутая струна. Ему необходимо было расслабиться.
— Вам нужно назначить себе телохранителя, сэр, — сказал Сьюард.
— Но как я узнаю, что человек, которого я выберу себе в охранники, не тот, кто пытался меня убить?
— Вы правы, сэр.
— Поэтому я должен…
Что-то пошевелилось за кучей шкотов — что-то еще более темное, чем тень. Кровь Остина забурлила. Не важно, был ли у этого человека другой нож, он хотел получить ответ на все вопросы немедленно.
Капитан рванулся в темноту, схватил затаившегося там человека — тот попытался локтем ударить его в ребра — и, вытащив убийцу на свет, развернул лицом к себе.
Лунный свет заблестел на стеклах очков и на золотисто-каштановых волосах, и Остин с разочарованием выдохнул:
— Черт побери, Эванджелина…
Она дернулась, и он понял, что крепко вцепился в ее плечи. Отпустив ее, он спросил:
— Что вы тут делаете?
Она прерывисто дышала.
— Я услышала, что кто-то бежал, но пытался делать это бесшумно. Он направлялся к вашей каюте. Я заволновалась и…
— И вы решили его выследить? Сама?
— Я волновалась за вас. Когда я вышла на палубу, он пробегал мимо меня. Я попыталась схватить его, но…
— Сэр, она ранена.
Остин взял девушку за руку и повернул ее ладонь к лунному свету. Ладонь пересекала темно-красная полоса.
— Вы попытались схватить мужчину с ножом?
— Я же не знала, что у него нож. Потом я услышала, как вы деретесь с ним. Я хотела побежать на помощь, но тут увидела мистера Сьюарда и поняла, что с вами все будет хорошо.
Сьюард обмотал ее руку своим чистым носовым платком.
— Вам следовало спуститься вниз! — прорычал Остин. — Здесь было небезопасно.
— Я не могла уйти, когда вы в опасности. Я собиралась позвать людей на помощь. А потом увидела, как этот человек бежит ко мне, и спряталась.
— Вы его видели? Кто это был?
— Я не смогла разглядеть его лицо. А вы разве не знаете, кто это?
— Нет, не знаю. Куда он пошел?
— Туда. — Эванджелина махнула в сторону полубака.
— И вы решили прятаться здесь, за канатами, всю ночь?
— Нет-нет, просто я хотела убедиться, что с вами все в порядке. — Она коснулась его плеча. — Вы не ранены?
Напряжение внезапно вылилось в приступ бешенства — Остин больше не мог стоять спокойно. Он наклонился, подхватил свою очаровательную сирену и перекинул ее через плечо.
— Что вы делаете?! Отпустите меня!
Остина обуяло чувство радости. Он так долго хотел сделать это! И вот сейчас…
Капитан положил ладонь на округлые ягодицы девушки, и та пронзительно взвизгнула.
— Я же говорил вам, Эванджелина, что в следующий раз брошу вас за борт.
— Вы не можете!.. Мистер Сьюард, помогите!
— Сэр, подождите…
— Замолчите, Сьюард.
Остин поднес девушку к борту и спустил с плеча. Крепко держа, посадил ее на борт.
Она ухватилась за его куртку.
— Вы не отважитесь сбросить меня в море.
— Почему же? Вы ведь ослушались меня.
— Для вас это плохо кончится.
— Зачем мне об этом беспокоиться?
— Потому что вы достойный человек. Человек с репутацией отличного капитана.
Он склонился к ее лицу.
— Я ждал обещания слушаться меня, а не оценки моих качеств.
Она закрыла глаза.
— Я не могу дать обещание слушаться вас.
— Почему же?
— Вы можете ошибаться.
Он долго смотрел на нее. Ветер с моря шевелил пряди ее шелковистых волос на его руке. Наконец она открыла глаза — сначала один, потом другой.
— За борт, — сказал Остин и чуть наклонил ее над бортом.
Девушка взвизгнула и обхватила его за шею. Он крепко обнял ее и стащил на палубу. Потом склонился над ней и поцеловал.
В этот поцелуй он вложил всю свою злость, весь свой страх, все свое раздражение. И всю свою страсть, конечно же. Он был возбужден до боли. Он мог бы положить ее на канаты и прямо здесь, на открытой палубе, задрать ей юбки и овладеть ею.
Но Остин чувствовал за спиной взгляд Сьюарда. Черт, мог бы и отвести глаза! Однако Сьюард беспокоился за Эванджелину. А он, Остин, не мог не учитывать тот факт, что, возможно, сама Эванджелина и напала на него с ножом. Конечно, он очень в этом сомневался, но все же… Ведь нападавший был небольшого роста, а руку она могла поранить, когда лейтенант отбирал у нее нож.
Когда в его каюте Эванджелина попросила поцеловать ее на прощание, он едва не затащил ее на койку, едва не набросился на нее. И сейчас он понимал: стоит ему один раз поддаться этой сирене — и она завладеет им навсегда. И тогда он будет плясать под ее дудку и отдаст ей все, что она пожелает, — документы, свою карьеру, самого себя.
Так что надежнее оставаться на палубе под присмотром Сьюарда.
Остин взял ее лицо в ладони, и сейчас ее золотистые волосы струились сквозь его пальцы, а маленькие твердые груди терлись о его рубашку, так как она все крепче к нему прижималась, словно отдаваясь.
— Моя сирена… — Он покрывал поцелуями ее лицо.
— Ах, Остин, — прошептала она, — пожалуйста, не бросай меня за борт.
Он заглянул ей в глаза.
— Значит, ты обещаешь слушаться меня?
— Нет.
Он уперся лбом в ее лоб.
— Что я собираюсь сделать с тобой, сирена?
— Не знаю.
Он снова посмотрел в ее глаза — и вдруг понял, что должен делать. Ответ пришел к нему, как будто кто-то шепнул его ему на ухо.
— Иди в свою каюту, Эванджелина.
— Да, думаю, так будет лучше.
— Или оставайся здесь всю ночь и целуй меня.
— Мне это очень понравится.
Он коснулся губами ее губ.
— Значит, тебе понравится, когда я буду просить тебя о поцелуях в лунном свете? Понравится оплетать меня своей сетью? Но тогда нам придется оставить мистера Сьюарда стоять тут на страже.
Ее дыхание коснулось его лица.
— Это будет нечестно по отношению к бедному мистеру Сьюарду.
— Но это мой корабль. И он сделает то, что я прикажу.
Остин еще раз поцеловал ее. Жар ее губ будет согревать его всю долгую ночь, которую ему предстояло провести в одиночестве.
