— Так, пан, хочу забрать! — Михал осекся, он сообразил, что говорит сущую чепуху. Куда забрать? В обоз? Солдатам на развлечение?
— Может, хотите отправить ее в Несвиж?
— В Несвиж? — Михал вытер платком взмокший от волнения лоб. — В Несвиж… Нет, пан, в Несвиж сейчас нельзя. В Белую? Тоже опасно. Я даже не знаю, кто там сейчас. Вся Литва под оккупантами.
— Так, может, лучше мне оставить ее пока у себя? У меня безопасней. У меня ничего не пропадет.
Михал растерянно уставился на Тарковского. Что делать? Он же так долго мечтал найти и забрать картину, и вот… Забирать и вправду некуда.
— Вы правы, пан Твардовский. Думаю, будет лучше, если картина побудет у вас, так безопасней, — решил в конце концов Михал. В самом деле, Варшава вновь в руках польского короля — здесь самое безопасное место. Так казалось самому Михалу Но…
Хотя победа и была одержана, Степан Чарнецкий не чувствовал полной безопасности. Столица захвачена, но армия Карла Густава отнюдь не повержена и находится где-то рядом. В Пруссии сосредоточились союзные войска шведского короля, в непосредственной близости от Варшавы, и они могут появиться у стен города в любую минуту. Чарнецкий принялся уговаривать Яна Казимира развить успех и выступить маршем на Пруссию, чтобы нанести альянсу окончательный удар. Но польский король колебался. Видя огромные потери при взятии Варшавы, он не мог сказать точно, сколько же у него осталось боеспособных воинов регулярной армии. Чтобы разобраться в этом, король велел быстро распустить всех гражданских добровольцев, которые все еще оставались головной болью. Это решение повлекло и другое, стихийное — стала разъезжаться и шляхта, думая, что на этом все закончилось. Охранять столицу осталось лишь 30 ООО человек, почти половину из которых составляли крымские татары, литвины Сапеги да несколько хоругвий из Червоной Руси — Галиции.
В это время на севере от границ Литвы разворачивалась новая Ливонская война. Московские войска перешли границу со Шведским королевством, внедрившись в Инфлянты. Сам Алексей Михайлович 15 июля вышел с главными силами из Полоцка. Также к июлю воевода Змеев окончательно завершил строительство флотилии для переброски войск в Прибалтику. Готовые речные струги имели длину от восьми до семнадцати саженей и могли свободно вмещать до полусотни ратных людей с полным боевым запасом. Прочие суда предназначались для доставки продовольствия, эвакуации раненых и больных нижних чинов и перевозки полковой и осадной артиллерии.
По поводу прибалтийских земель царь приказал своим воеводам следующее: «Которые уезды в Ливонии добровольно в подданство не учинятся, те места ратным людям без остатку разорять». Воеводы заверили своего государя, что «ратные люди, слыша такой указ, не оставят живущему нигде места».
Войска Потемкина быстро вторглись в район городов Кек-сгольма и Нотебурга и обложили их. Но защитники городов заперлись за крепкими стенами и не желали сдаваться. Все приступы на эти два города были успешно отбиты. Однако в первые дни августа пала столица литвинско-польского Задвинского княжества Двинск, или Дюнабург. Изрядно потрепанный недавно отбитыми осадами царских воевод Салтыкова и Ордина-Нащокина, Двинск не выдержал нового испытания. Правда, отчаянно сопротивлялись защитники Верхнего замка Двинска. Московиты никак не могли захватить его, потеряли много людей, расстреляли тьму-тьмущую ядер и гранат и, в конце концов, ворвались в замок и безжалостно перебили всех оборонцев. Царь велел переименовать Двинск в Борисо-Глебск. Осаде подверглись эстляндские Дерпт и Ней-гаузен. Московиты взяли город эстов Кокнесе, переименовав и его в Царевич-Дмитрий. Сам же царь с полками пошел на главную цель своего ливонского похода — Ригу.
Глава 12 Разгром
Михал решил все же забрать картину у Тарковского и спрятать ее в обозе Яна Казимира. «Хорошая идея! Почему она сразу не пришла мне в голову? — спрашивал сам себя Михал. — Этот старик Тарковский меня сбил с толку, не дал даже подумать самому!» Но осуществить идею молодой князь Несвижа так и не успел. Неожиданно под Варшавой появился Карл Густав с войском. Все по тревоге стали собираться и выезжать навстречу вражеской армии, приближающейся к столице с севера. 18 июля, в пятницу, у Бялолукского леса, армия шведов заняла прочную позицию шириной десять верст, выстроившись между лесом, дюнами с одного боку и восточным берегом Вислы с другого.
На солнце блестели стройные ряды касок шведских мушкетеров и кирасир, слегка колыхались на робком ветру знамена, били барабаны, играли флейты, слышались громкие гортанные команды офицеров… Правда, шведской эту армию можно было назвать весьма условно. Скорее она была немецкой: из 19 ООО лишь 3500 были шведами из личной гвардии Карла Густава — кирасиры и конные гренадеры. Брандербурж-ские же немцы курфюрста Фредерика Вильхельма насчитывали до 9000 конницы и пехоты. Шведская часть пехоты состояла из 3000 человек, набранных в Швеции, Финляндии, Карелии и Эстонии. Две тысячи литвинских гусар и драгун привел на помощь шведскому королю и брандербургскому курфюрсту Богуслав Радзивилл. Так уж получилось, что все три военачальника — шведский, немецкий и литвинский — являлись родственниками по германским династическим бракам, а из-за хитросплетений этих самых дворянских немецких браков Фредерик Вильхельм, будучи ровесником Богуслава, приходился ему… троюродным внуком! Из-за чего Богу слав не упускал случая, чтобы не подшутить над «внучонком».
У Яна Казимира собралась армия на тысячу солдат больше. Польский король считал, что победа у него уже в кармане, но Кмитич, пользуясь своим авторитетом у короля Речи Посполитой, пытался развенчать это убеждение.
— Шведы и немцы очень хорошие солдаты, Ваше величество, и прекрасно умеют воевать и обороняться. У них артиллерия лучше. Поэтому нам не следует атаковывать их первыми, — советовал оршанский полковник.
— Мой друг, — снисходительно улыбался Ян Казимир, умиленно взирая на полковника своими большими влажными глазами, — разве ты не видел, с каким патриотизмом мои солдаты шли на Варшаву? Они даже не жалели своих жизней! Моральный дух увеличивает наши силы втрое. Посмотрите, князь! — король протягивал Кмитичу подзорную трубу. — На берегу Вислы у этих германцев совершенно тонкая линия обороны: пикинеры, мушкетеры и строй драгун. Как мне доложили, все они финны, эсты да балты Ливонии, вояки слабые. Мы их сомнем одной лишь атакой.
На восточном берегу реки линия обороны Карла Густава и в самом деле представляла из себя достаточно узкую линию мушкетеров с пикинерами и латышскими драгунами. Это не ускользнуло от внимания не только Яна Казимира.
