Баффи, покачиваясь на державшей его веревке, висел вниз головой и время от времени скулил. При падении он ударился мордой о стенку трещины — следы крови были отчетливо заметны на ее голубой поверхности. Трещина, слегка изгибаясь, уходила вглубь, и на всю открывшуюся нашим взглядам глубину ее не было ни единого снежного карниза или мостика, то есть в случае падения Баффи ждала бы неминуемая гибель. Уилл держал собаку за постромки, пытаясь приостановить раскачивание, так как Баффи мог попросту вывалиться из постромок. Мы в два голоса всячески успокаивали его, но Баффи, чувствовавший себя, конечно, не слишком комфортабельно в таком положении и, наверное, слегка оглушенный ударом, пытался выровняться, помогая себе всем телом и отчаянно вращая хвостом. Он висел метрах в полутора под нами, и мы никак не могли дотянуться до него руками. К счастью, сегодня утром, буквально перед выходом, я надел на него жилет (мы взяли с собой жилеты трех размеров — для мелких, средних и крупных собак), поскольку Баффи немного натер лямками грудь, и вот теперь, именно благодаря жилету, который не дал ему вывалиться из постромок, Баффи уцелел. Мы не начинали спасательные действия по просьбе подоспевшего Лорана, который готовился к съемкам. Уверяю вас, это было не игровое кино! Я мысленно и почти что вслух (на русском языке) торопил Лорана со съемками. Мне все казалось, что еще чуть-чуть и Баффи вывалится, но, к счастью, прозвучала команда Лорана: «Тащи!» И вот мы втроем — Этьенн за веревку, а мы с Уиллом руками — вытаскивали беднягу на поверхность. Все довольны, но, наверное, больше всех Лоран и Баффи.
Вскоре вновь остановка. На этот раз опять нарты и опять нарты Уилла! Да, да, у тех самых новых, только что полученных нарт вновь подломился полоз, причем на совершенно ровном, казалось, месте. Правда, кто ищет, тот всегда… На этот раз оказалось достаточным небольшого, но крутого заструга, на который нарты наехали одним полозом, а второй, очевидно, от зависти к первому, а может, просто не выдержав нагрузки, подломился. Все-таки нарты такой конструкции — на высоких полозьях без элементов поперечной жесткости — плохо переносят боковые перегрузки. На этот раз поломка не такая серьезная, так как сам полоз уцелел — ослабли только веревки, связывавшие с ним поперечные планки. Мы собрались около злополучного заструга и решили ставить лагерь. Было уже около четырех часов. Опыт ремонта нарт у нас уже имелся. Пока Жан-Луи и Уилл выпиливали из поперечных планок заготовки для завтрашнего ремонта и сверлили отверстия в полозе на этот раз уже привезенной на самолете нормальной дрелью, я поставил палатку, развел собак сначала из упряжки Уилла, возвратил на ночь законным владельцам собак из своей упряжки, чему они были несказанно рады, покормил их и забрался в палатку. Нашу беседу с Уиллом относительно трещин и вообще относительно всего этого гиблого места Лоран снимал через раскрытую дверь палатки, вследствие чего ужин затянулся. Правда, знакомый с правилами хорошего антарктического тона Лоран принес в качестве компенсации за упущенное время бутылку виски. Достойное завершение дня. Тепло (минус 17), штиль, видимость немного улучшилась, во всяком случае, горы были видны. Координаты лагеря: 68,5° ю. ш., 65,3° з. д. Прошли за день около 13 километров.
26 августа, суббота, тридцать первый день.Всю ночь моросил снег, именно моросил — так вкрадчиво и нежно шуршали по туго натянутому полотну палатки мелкие колкие снежинки. Просыпался несколько раз с ясным ощущением, что пора подниматься, но циферблат часов убедительно доказывал: «Рано!» Когда я все-таки вылез из палатки в тихую беззвездную ночь, мой босые ноги сразу же погрузились выше щиколотки в мягкий, удивительно пушистый свежайший снег. В отличие от предыдущего дня, принимать снежный душ было сплошным наслаждением: штиль, минус 20 градусов, тишина, полная иллюзия новогодней ночи. Сегодня ровно месяц со дня нашего старта. За это время счетчик установленный на колесе, прикрепленном за нартами Джефа, отсчитал 310 миль (Счетчик, купленный в США, проградуирован в американских милях, миля соответствует 1,6 км).
Что касается меня, то в этой экспедиции я предпочел бы измерять пройденное расстояние в километрах, а оставшееся в милях, но, как бы то ни было, пройденные за месяц 500 километров еще укладывались — правда, с большой натяжкой — в наш график.
Поскольку наша вчерашняя остановка носила аварийный характер и двум упряжкам пришлось возвращаться назад, палатки были расставлены далеко друг от друга. Так, от стоявшей первой палатки Джефа до последней палатки Этьенна было никак не менее 200 метров, и моя обычная утренняя пробежка по палаткам с прогнозом погоды потребовала от меня значительно больших усилий. Подсвечивая дорогу фонариком, чтобы не угодить в трещину, и ориентируясь по едва заметным из-за выпавшего ночью снега вчерашним следам, я пошел в сторону палатки Джефа и Дахо. Они уже проснулись, и характерный шум, раздававшийся из палатки, свидетельствовал о начале тридцать первого раунда борьбы с неподатливой керосиновой лампой. Едва я подошел к палатке, до меня донесся голос Джефа, услышавшего, очевидно, мои шаги: «Виктор, осторожнее, прямо у палатки трещина!» Действительно, направив луч фонарика под ноги, я увидел буквально в метре от входа в палатку ставшую уже привычной за вчерашний день картину разрушенного моста и саму трещину, уходящую вбок, в направлении лежащих на снегу собак. Мое внимание привлек своей необычной конфигурацией крупный одиночный заструг, расположенный прямо на трещине метрах в трех от палатки. Мне показалось, что заструг этот округлостью форм подозрительно напоминает свернувшуюся клубочком и засыпанную снегом собаку. Подозрение мое перешло в уверенность, когда я, подойдя поближе, увидел, что заструг покрыт пробивающимся из-под снега рыжеватым колким мхом. Я осторожно потрогал его, заструг остался недвижим. Я потрогал его еще раз, и тут заструг ожил: сначала прорезались уши, затем показалась залепленная снегом недовольная собачья морда. После энергичного встряхивания, в результате которого определенная часть снега переместилась на мою участливо склонившуюся над застругом физиономию, этот загадочный объект окончательно превратился в Кавиака, небольшого рыжего пса из упряжки Джефа. Этот молчаливый, замкнутый, нелюдимый и какой-то не собачий пес, верный своему характеру, предпочитая провести ночь отдельно от своих коллег по упряжке, каким-то образом отвязался и устроился ни много ни мало прямо на трещине. Осторожно взяв его за ошейник, я вывел его, еще, кажется, не проснувшегося, с опасного места и водворил куда надо. После этого, встав на колени, я просунул голову в палатку Джефа.
