— Я согласен с тобой, Хлюпонька! Бу очень умен! Это видно сразу.
— Что видно? — насторожился Хлюпа.
— Ну как же, как же! У него на лбу что?
Хлюпа обиделся:
— Ничего у него на лбу нет, я его лоб трижды мыл сегодня.
— Нет, есть! У него на лбу мозоль! Видишь? Она появилась оттого, что он обо все тюкается лбом.
— Вылитый я, — гордо заявил Хлюпа. — У него, как и у меня, голова набита мыслями до отказа. И она пе-ре-ве-ши-ва-ет! — На каждый слог Хлюпа выразительно бился лбом об пол, демонстрируя избыток ума. — Это естественно.
— Боюсь, Хлюпонька, эта мозоль всего-навсего результат его последнего «бу». И похоже, он уже затевает следующее!
Хлюпа, недоверчиво сморщив нос, переспросил:
— Новое «бу», говоришь? Ну-у-у… Я, помнится, хотел сходить к Сверчку. Уж не помню зачем. Там и пережду это «бу». — И он шмыгнул за дверь.
Слюня проводил брата понимающим взглядом, глубоко вздохнул и отправился в «детскую».
Шли дни. Бу рос, как гриб после дождя.
— Бу! — уговаривал малыша папа Слюня. — Открывай скорее рот, будем есть чмоку! Очень вкусную и полезную!
— Очень липкую и тягучую. Нет. Ешь ее сам, — отрезал Бу.
— Конечно, буду есть. Но сначала поешь, пожалуйста, ты. Чего ты ждешь? Открывай двери маленькой хижинки, туда едет ложка, полная чмоки.
Слюня сделал попытку прорваться к приоткрытому рту Бу. но «дверца» тут же захлопнулась.
— Ладно, — сказал папа Слюня, — давай есть не просто так. а со смыслом.
— Как это? — заинтересовался Бу.
— Увидишь! Открой рот.
Бу чуть-чуть подумал, нет ли здесь подвоха, но рот открыл.
— Давай есть за хороших кышей. А за плохих ни за что не станем! Первую ложечку съедим за папу Хлюпу. Ведь он тебя так любит! — ласково предложил Слюня.
— Он меня не любит, он жадный, — воспротивится Бу.
— Не может быть! — изумился Слюня.
— Да-да, — топнул лапкой малыш. — Я его как-то попросил: папа Хлюпа, крикни червяком! А он ни в какую! Нет, говорит, червяки кричать не умеют.
— Папа прав. Кричать червяки не умеют. Зато едят с большим аппетитом. Давай съедим ложечку за Нукася, он хороший червяк. Умный и здоровый. Червяк-здоровяк.
— Не буду! Он скользкий!
— Ну уж какой есть. Тебя же никто не дразнит за то, что ты розовый и пушистый. И хвост у тебя розовый, и язык. А ну открой рот, я посмотрю, какой у тебя язык.
Бу послушно открыл рот.
— Хороший язык! — похвалил Слюня. Ложка чмоки протиснулась внутрь и была проглочена. — Но тоже скользкий.
— Это от твоей противной желудёвой чмоки! — рассердился Бу.
— Правильно, желудёвой. А жёлуди на чем растут?
— На дубе, — буркнул малыш.
— А под лучшим в мире Дубом кто живет? Кто каждое утро обнимает Дуб и ласково называет его «Мое Дерево»?
— Тука! — хихикнул Бу. — Ты мне про него рассказывал. Тука мне нравится.
— Так неужели ты не съешь ни ложки за хорошего Туку? — с укоризной покачал головой Слюня.
— Пол-ложки, — уперся Бу.
— Ладно, но другую половину ты съешь за Хнуся. Идет? Ведь под тем же Дубом находится и его хижинка, а они с Тукой большие друзья.
Бу кивнул и проглотил чмоку.
— А кто в Маленькой Тени самый старый и самый умный?
— Ась, — заулыбался Бу. — Он такой забывчивый. Все время забывает у нас интересные и вкусные вещи: красивые камешки, жареные каштаны, сушеную чернику, маленькие корзиночки, жилеточки и носочки — как раз на меня. А вчера он забыл дудочку!
— Вот видишь! Ну как за него не съесть ложечку чмоки?
— За Ася я съем две полные ложки с горкой, — решительно заявил Бу и широко распахнул рот.
— Ну и правильно! — похвалил малыша Слюня. — А теперь съедим ложечку за Сяпу.
Слюня был уверен, что здесь отказа не будет. Но он ошибся.
— Гамачок раньше был Сяпин?
— Нет, Бякин.
— А почему тогда я должен есть за Сяпу?
— Кроме гамачка у тебя есть гремелки, поилка, маленькие гульсии, которые сделал Сяпа. Он очень изобретательный.
— Сяпа дохлый и трусливый, — нахмурился Бу.
— Ужас какой! Что ты говоришь! — всплеснул лапками Слюня. — Никогда не говори слова «дохлый», это неприлично.
— А быть дохлым прилично? Прилично спотыкаться на каждом корешке и падать только головой вниз? Жилетки обо все рвать, ос бояться? Вот я ос не боюсь и падаю всегда на хвост.
— Это все, конечно, так… Но зато Сяпа умный и справедливый. Он хороший друг. Я его уважаю. Он очень правильный.
— Ладно уж, давай сюда свою чмоку. Ради тебя я положу ее за щеку, как бы за Сяпу, а уж проглочу за кого-нибудь получше. Не люблю правильных зануд.
Слюня вздохнул и подчинился. Букина щека сразу раздулась.
— Если я тебя верно понял, ты уважаешь кышей сильных и ловких? — продолжил Слюня. — А кто на нашем холме самый сильный и самый азартный? — Слюня хитро подмигнул кы- шонку, но Бу молчал, как будто в рот воды набрал, вернее, не воды, а чмоки. — Бибо! — подсказал Слюня. — Он все время гоняет по лесу на Сурке, хорошо плавает, дальше всех швыряет каштаны. И еще он — красивый!
Тут Слюня заметил, что щека у Бу больше не топорщится. Бу высоко оценил достоинства Бибо.
— А вот за Сурка мы есть не станем. Это вопрос принципиальный. — Слюня нарочно сказал это сердитым голосом — посмотреть, что будет. — Этот предатель женился и сбежал в Большую Тень.
— Папа Слюня, ты злой! — нахмурился малыш. — Сурок не сбежал, он отлучился. Ненадолго. И обязательно вернется, я знаю.
— Значит, ложку за Сурка? — поспешил уточнить Слюня.
— Сурок бо-о-ольшой, — размышлял Бу, — и в ложку надо класть мно-о-ого чмоки. Правильно?
— Правильно, — согласился Слюня и поспешил выполнить приказ главнокомандующего. Взглянув в миску, он вдруг обнаружил, что чмоки осталось совсем чуть-чуть, на донышке.
— Помнишь, Бу, как я тебе рассказывал на ночь леденящие душу истории про сыщика БЖ? — хриплым, страшным голосом сказал Слюня. — Про то, как он вывел на чистую воду колдуна Фармакока? Как поймал и перевоспитал пиявку-обжору? Как урезонил мошенника головастика, который прикидывался крокодильчиком и отнимал у проходящих мимо болота кышей желудевые лепешки? Про загадочный муравейник, в котором пропадали кышата, про термита-кышегрыза?
Бу открыл рот. Не то чтобы он испугался, но…
— Ложку за Дыся и ложку за маленькую Утику? Так будет справедливо. А, Бу?
— За кышек есть не стану, они все хитрюги!
— Откуда ты знаешь? — удивился Слюня.
— Папа Хлюпа говорил.
Из педагогических соображений Слюня не стал обсуждать с малышом этот предмет.
— Тогда за Люлю? Хотя… Он и сам за себя хорошо ест.
— Я буду есть за Люлю, — упрямо сказал Бу. — Я хочу, чтобы он поправился и никогда не болел больше фуфой.
— Все, — улыбнулся Слюня, — каша кончилась.
— Как это кончилась? — удивился Бу. — А Бяка? Почему ты не дал мне каши за Бяку, Енота и Кроху? Ты ведь рассказывал о них такие хорошие истории.
— Я? О Бяке? Хорошие истории? Ты что-то напутал, Бу. Все было как раз наоборот.
Бу топнул лапкой:
— Это нечестно, папа Слюня! Ты хороший, Бяка хороший, почему же ты его не любишь?
Слюня помолчал и тихо сказал:
— Да вроде за компанию. Его у нас как-то все не очень любят. Ты, наверное, первый, кто сказал, что Бяка — хороший.
— В следующий раз начнем есть чмоку с Бяки, — пробурчал кышонок.
Он влез Слюне на колени и пристроился подремать. Слюня тихонько покачивал малыша и приговаривал:
— Знаешь, Бу, сегодня ты ел не зря. Мы похвалили хороших кышей и признали свои ошибки.
— Да, папочка. Чмока была сегодня необыкновенно вкусной.
А про себя Слюня подумал: «Какой у нас чуткий и справедливый кышонок! Чрезвычайно».
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
Что будет с Бу
Кышьи пересуды.
Хлюпа выдумывает трясучку с галлюцинациями.
Неразумное Бякище.
Настырный Люля застукал-таки малыша Бу на лужайке у ручья. А потом разнес по всему лесу — в Маленькой Тени объявился ничейный кышонок! Люле, конечно же, никто не поверил. Тогда тот при большом скоплении кышей поклялся пуховой шкуркой своей прабабушки, что это — чистая правда, а для пущей убедительности съел охапку горьких одуванчиков, свернул в узелок хвост и произнес торжественную клятву: «Чтоб меня кусил Бешеный Шершень, если вру!»
Тут уж ни у кого больше не осталось сомнения в правдивости его рассказа. Кышье общество терялось в догадках, откуда взялся кышонок и что означает его появление. Люля по очереди предлагал все новые и новые версии.
Первая: кышонка притащили из Большой Тени вороны, точнее — Бякина ворона, как самая наглая и гадкая из всех наигнуснейших птиц.
Вторая: яйцо не погибло. Его выкрал из хижинки Фуфы и Утики Бякин Енот. И вырастил себе кышонка-прислужника, чтобы тот вычесывал его блох и скреб ежедневно пятки.
