– Ты где, гад! Убью-ю-ю!
Вспыхнул свет. Бугор развернулся, пытаясь увидеть противника. Кто-то отпрянул за раскрытую дверцу распределительного шкафа. Бугор вскинул пистолет. Свет снова погас. Он спустил курок. Сквозь эхо выстрела услышал металлический звон. Пуля пробила тонкое железо дверцы. И тут же надрывный крик донесся с той стороны. Бугор торжествовал – попал! Он двинулся на крик, прерывистый, горловой, полный страдания. К нему добавился ещё один, женский.
– Вова! Вовочка! Что с тобой!
Гундосый обманывался. Точнее, Вовец его обманул. Пуля не задела его, только дверцей ударило. Закричал он, чтобы ввести врага в заблуждение, подманить поближе. Жека слезла с кресла, елозила по полу, пытаясь его отыскать. Наткнулась. Вовец грубо схватил её рукой в резиновой перчатке за плечо, на несколько секунд прервал свой болезненный вой, яростно прошипел сквозь зубы:
– Тише, молчи, все испортишь.
Жека поняла и не обиделась на грубость. Залезла обратно на кресло и застыла в позе кролика, дрожа от страха. А Вовец тихонько отступал по коридору, переползал на корточках, опираясь левой рукой в пол. Обрез держал наготове.
Гундосый время от времени выкрикивал угрозы и ругательства. Его припекали собственные раны и выводило из себя то, что он никак не мог добраться до врага. Уже далеко позади остались всхлипывания Моряка, а расстояние до подстреленного беглеца не сокращалось. Неожиданно вопли прекратились. Бугор остановился, прислушиваясь. Никаких звуков с той стороны. Осторожно двинулся дальше. Сзади послышался скрип. Он резко развернулся, водя пистолетом в темноте.
Вовец тоже услышал скрип и понял: это скрипит кресло под Жекой. Он вскрикнул, отвлекая внимание, а сам тихонько откатился в сторону. Снова протяжно застонал, пытаясь изобразить умирающего. Снова отполз и затих. Он опасался, что шальная пуля, пущенная наугад, может его достать.
Но Бугор, истративший почти все патроны, стрелять не торопился. Он очень хотел убить Вовца, поэтому с легкостью поверил, что ранил его. Да и в самом деле, разве здоровый, нормальный человек будет орать, напрашиваясь на пулю. И сейчас, двигая тяжелыми ботинками по полу, он страстно хотел наткнуться на распростертое окровавленное тело и пинать его, пинать, пинать, не разбирая куда, вымещая всю свою злобу, ярость и месть.
Наконец Вовец расслышал его: шуршание одежды, шаркающее движение по полу, тяжелое дыхание, звяканье каких-то железок на уровне брючных карманов. Замер, стараясь не выдать себя случайным звуком. Бандит приближался. Он тоже старался не шуметь, хоть это плохо удавалось, тоже прислушивался, определяя верное направление. Вот он уже где-то рядом, движется мимо. Вовец вытянул руку с обрезом в направлении этих шорохов. Ствол ткнулся в мягкое, и Вовец тут же дернул указательным пальцем. Грохот и пламя выстрела. Отчаянный крик.
Вовец отскочил в сторону, пригибаясь, отбежал, выставив левую руку вперед, чтобы не удариться в стену. Гундосый выл и матерился. Похоже, выстрел оказался неудачным. А, может, бандит сгоряча ещё не ощутил смертельное ранение как следует? В любом случае стоило добавить ещё один заряд. Вовец сгруппировался и начал снова тихонько подкрадываться. И вдруг бандит замолчал. Вовец замер в недоумении.
Тут раздался топот тяжелых башмаков, прогрохотал мимо и стал быстро удаляться. Гундосый убежал. Очевидно, резко поумнел, понял, что его провели, а сейчас могут и вовсе пристрелить. Поэтому и заткнулся, что сообразил – на звук стреляют. Унес ноги, шлепая рукой по стенке, чтоб с пути не сбиться. Вовец сплюнул и вдоль другой стенки направился к рубильнику.
Когда включил свет, в коридоре увидел только одного члена шайки, да и тот, согнувшись, держась за голову обеими руками, зигзагами от стены к стене уходил вдаль. Сражение Вовец выиграл. Жека по-прежнему стояла в кресле ни жива, ни мертва, и закрывала глаза ладонями.
– Отбой! – Вовец сбросил липкую резиновую перчатку, обнял ноги девушки. – Слушай, ты не помнишь, сколько было пистолетных выстрелов?
Жека опустилась в кресло, вздохнула с облегчением.
– Уф! Кажется живая. Ну и напугал ты меня. Я думала все, капец, убили моего Вовчика. Дай я тебя поцелую.
Вовец не упирался. Но после поцелуев и ласк снова спросил, сколько все-таки было выстрелов.
– Пятнадцать или двадцать, а, может, и больше. Думала, с ума сойду, такой грохот стоял.
Вовец в том нервном состоянии тоже не запомнил. Попробовал посчитать. Получалось от пяти до восьми. Судя по тому, что на заключительном этапе схватки враг вообще ни разу не выстрелил, у него могло остаться всего один-два патрона, а, может, и вовсе кончились. Но на это рассчитывать не стоит. Лучше полагать, что в пистолете ещё два патрона. И не подставляться.
Коридор был пуст. Вовец обследовал ближние окрестности, предварительно перезарядив оружие. Он сразу нашел место, где стрелял в упор в самого здоровенного бандита. Здесь на стене виднелись брызги крови, желто-серые пятна порохового нагара, следы дроби. На полу размазанная лужица крови, несколько мелких клочков обожженной ткани, сплющенные дробинки, войлочный патронный пыж. Судя по всему, заряд дроби прошел касательно, ободрав край тела. Ранение, скорее всего, не очень серьезное. Но и это ослабляет банду. А если учесть, что ещё один получил порцию дроби и ушел зигзагами, то определенный успех налицо. Конечно, могло быть и лучше, но ведь могло и хуже!
– Эй, не стреляйте! Не стреляйте!
Вдалеке замаячило красное платье. Шеломов махал какой-то серой тряпкой, видимо, так изображался белый флаг парламентера. Кто-то из-за угла дал ему пинка. Шеломов пробежал несколько шагов и пошел, хромая и оглядываясь.
– Не стреляйте! Я на переговоры!
Какие ещё переговоры, удивился Вовец. О чем тут переговаривать? Он зорко следил, чтобы за спиной у Шеломова неожиданно не появились вооруженные бандиты.
– Ах, Володя, – вздохнула Жека, – ну почему ты не супермен? Сейчас уже передушил бы всех голыми руками и домой бы пошли.
– Слава богу, что я хоть не такой чапа, как этот киндер-сюрприз в революционном халате.
Шеломов остановился в пяти шагах. Жалкий, грязный, правая коленка разбита, видно, шандарахнулся в темноте обо что-то твердое вроде бетонной стены. В глазах страх и собачья тоска.
– Меня послали передать их условия. Если вы сдадитесь, то они ничего вам не сделают.
Жека захохотала и никак не могла остановиться. Вовец тоже рассмеялся.
– Иди-ка сюда, – поманил пальцем. – Да иди, не бойся. Бить не буду.
Шеломов короткими шажками приблизился, боязливо ежась и оглядываясь.
– А сейчас ответь, сколько их там? Ну! – Вовец угрожающе поднял обрез.
– Трое, – торопливо ответил Шеломов, – трое всего. Больше нет, честное слово. Бугор и ещё двое.
– Так, поверим, ладно. А куда ранены?
– Ранены куда? – было непонятно, то ли Шеломов совсем ополоумел от страха, то ли дурачком прикидывается, ничего не соображающим. – Бугор весь изранен, бок вот тут, – он ткнул в себя пальцем, сделал круговое движение, обрисовывая размеры ранения, – весь вырван. Целая рубашка на перевязку ушла. А другому кожу на голове содрало. – Он опять показал руками. – От лба и до затылка. Тоже крови много.
– Ладно, хорошо, – остановил его жестикуляцию Вовец. – Вооружены чем?
– Ножи взяли кухонные, вот такие, – Шеломов развел ладони на полметра по-рыбацки. – Дубинки резиновые. У Бугра пистолет.
– А патроны? – продолжал допрашивать Вовец. – Патронов много?
Шеломов отрицательно замотал головой.
– Нет, обойма пустая. Он доставал её и ругался, что патроны оставил в кандейке.
– А где эта кандейка?
– Не знаю, наверное, здесь где-то.
– Ладно, а теперь отвечай, зачем послали сюда?
– На переговоры, условия передать.
Вовец разозлился, или сделал вид, что сильно зол. Наставил обрез в лоб Шеломову.
– Ты мне тут задницей не крути. Сейчас как пальну, так дерьмо из башки и брызнет во все стороны. Зачем послали? На разведку?
Шеломов хлюпнул носом.
– Я не хотел, Бугор заставил. Обещал убить, если не пойду.
– Ладно, хрен с тобой, живи уродом. – Вовец опустил оружие. – Вали назад. Передай, чтобы отдали ключ от выхода. Мы уйдем, а они могут оставаться. Да, скажи, что я ранен, и у меня вся одежда в крови. Еле на ногах держусь и один патрон остался. Все, дуй назад, пока я не передумал.
Шеломов торопливо захромал обратно по коридору. Вовец, провожая брезгливым взглядом нелепую фигуру в красном платье, раздумчиво сказал:
– Пустая обойма… Пустая обойма… Может, и пустая. Вопрос: патронник тоже пустой? Нет, последний патрон, если он есть, то непременно в стволе. Вовец глянул на расслабленно сидящую в кресле Жеку. – Значит, так: ты снова запираешься в этой комнате.
– Ну, вот еще! – подпрыгнула в кресле Жека. – Там этот лежит, я его боюсь.
– Не бойся, – Вовец успокаивающе погладил её по спине. – Мертвые не кусаются, как говаривал старина Флинт.
