Нинка шла за ней по пятам, держа в руке жалкого куренка с фиолетовым отливом.
– И когда же ты сподобилась? Вроде вчера еще все нормально было, ты же мне из дома звонила?
– Нет, Нин. Как раз вчера все было ненормально. Плохо все было. А потом в самолете появился он – и все встало на свои места.
– Ага. – Нинка смотрела на подругу, как смотрит врач, встревоженный подозрительным спокойствием пациента. – И кто же этот несчастный?
– Он писатель, Ваней зовут.
И Света принялась рассказывать о своем дорожном приключении, сдабривая детали изложением своих удивительных ощущений.
Нинка слушала, внимательно скосив на Свету умные глаза.
– Ну? – сказала она, когда Света наконец замолчала.
– Что ну?
– Прекрасная история. Очень романтично. Не каждая женщина в нашем возрасте может позволить себе подобные радости.
– Я так и знала, что ты сейчас про возраст заговоришь. Что же ты, считаешь, что влюбляться уже неприлично?
– Почему? Очень даже прилично. Жизнь у тебя устроена, дома полный порядок – муж, ребенок, о хлебе насущном думать не надо. Самое время порезвиться напоследок. Вот за это и выпьем! – Нинка извлекла из сумки бутылку шампанского. – Устрой себе каникулы, Светик. Отдохнешь, а там, глядишь, все само собой наладится.
– Нет, Нин, ты меня не поняла. Я полюбила, и полюбила серьезно. Мне теперь на все наплевать. Я обратно не поеду.
– Ты что, совсем крыша съехала?! – Нинка бросила возиться с бутылкой, пробка с треском вылетела в потолок. – Ягодкой себя почувствовала? – продолжала она, не обращая внимания на растекающуюся по столу пену. – Полюбила она, видите ли! – Нинка передразнила подругу и пренебрежительно фыркнула. – И где он, этот человек? Покажи мне его. Ты с утра, как бобик, у телефона сидишь, а он не звонит. Не звонит ведь?
– Нет. – Света повесила голову.
– И не позвонит! – торжествующе объявила Нинка. – Пока ты на стену не полезешь. А потом появится и будет делать с тобой, что захочет.
– И пусть делает. Я только об этом и мечтаю.
– Дура ты дура! Мужиков наших не знаешь? Они же все на баб тренированные.
– Как это – тренированные?
– Да он такую черемуху каждый день перед кем-то разыгрывает. Ему это вообще ничего не стоит. Ты думаешь, он после тебя домой поехал страдать? Накось, выкуси! – Нинка сунула Свете под нос увесистую фигу. – Наверняка к телке какой-нибудь поскакал, пожар душевный тушить.
– Нет, ты просто не знаешь, что такое настоящее чувство, поэтому так говоришь.
– Ага, ага! – презрительно скривилась Нинка. – Ты еще скажи, что я тебе завидую.
– Этого я не говорила.
– Если хочешь знать, я тебе действительно завидую. Только не этой глупости, а твоему семейному счастью. А чувства… Они у меня во где сидят! – Нинка провела рукой по горлу. – У нас их здесь хоть отбавляй. Ногами по ним ходим. Куда ни плюнь, всюду чувства, а жизни никакой. Как не надоело – сорок пять лет все одно и то же! Я, например, реального человека хочу, с деньгами и старого, чтобы с глупостями не приставал. – Нинка взмахнула ножом и ловким ударом рассекла курицу на две части. – Сациви есть будем, – объявила она безо всякого перехода и повернулась лицом к плите.
– И все равно он не такой, он совершенно особенный… – мечтательно произнесла Света, возя по столу тряпкой.
– Сколько ему лет-то, твоему особенному?
– Не знаю. На вид лет тридцать пять.
– А дети у него есть?
– Не знаю.
– Не знаю, не знаю, – опять передразнила ее Нинка. – А что ты знаешь-то? Ты-то, небось, ему все разболтала?
«И правда, – подумала Света, – я рассказала о себе все, а о нем почти ничего не знаю».
– Конечно, – продолжала Нинка, хлопая крышками кастрюль. – Видит мужик – сидит миллионерша, да еще хорошенькая, ну как такую возможность упустить? Тем более что сам нищий.
– Да откуда ему знать, что я миллионерша?
– Ха! Да ты на свои руки посмотри. Ему одного твоего колечка на десять лет шикарной жизни хватит.
– Так ты что же, считаешь, что в меня уже влюбиться нельзя? – обиделась Света.
– Можно. Особенно, если знать про твои миллионы. – Нинка твердо посмотрела подруге в глаза. – Свет, я тебе один раз совет дам, а там поступай, как знаешь. Не связывайся ты с этим писателем. Ты человек непрочный, к сложностям непривычный, он тебя разведет, выпотрошит и бросит.
– Я все равно разводиться хотела…
– Не ври! Ты еще вчера голову ломала, как семью сохранить. И это был верный ход мыслей. У тебя ребенок, муж золотой, в прямом и переносном смысле, передохни здесь пару дней и поезжай домой, пока не поздно.
– А почему должно быть поздно?
– Ты думаешь, твой Даниель тебя всю жизнь дожидаться будет? Свято место пусто не бывает. Его живо кто-нибудь к рукам приберет. Давай за стол садиться, а то ночь уже на дворе, а мы не завтракали. Все готово.
– А сколько времени?
– Восемь.
Света покосилась на телефон.
– Да не позвонит он сегодня, не жди. Это у них тактика такая. Вместо того чтобы добиваться, ухаживать – на неделю пропал, и она твоя.
Нинкину речь прервал телефонный звонок. Света бросила на подругу победоносный взгляд и потянулась к трубке.
– Але! – крикнула она и тут же сникла. – Ja, ja [12] , – перешла она на немецкий язык.
– Даниель? – прошептала Нинка.
Света мрачно кивнула.
– Как долетела? – спросил Даниель.
– Нормально.
– Как погода в Москве?
– Холодно.
«Ну, разве это разговор между двумя близкими людьми?» – с досадой подумала Светлана и спросила:
– Как у тебя дела?
– Плохо.
– Почему?
– Я без тебя не могу.
– А Маша как? – безучастно продолжала Света.
– Капризничает, ругается с Маргаритой. Я надеюсь, ты там недолго?
– Посмотрим.
– Schatz, возвращайся домой, прошу тебя!
– Я подумаю…
– С Машей хочешь поговорить?
– Хочу.
– Мама, тетя Маргарита дура! – услышала она раздраженный голос дочери.
– Как тебе не стыдно, разве можно так говорить о взрослых?!
– Дура, дура, – не унималась Маша. – Она меня к Марине не пускает и на ужин кашей кормит, а я ее терпеть не могу!
Раздались короткие гудки. Света с удивлением посмотрела на трубку.
– Ну, что там? – поинтересовалась Нинка.
– Машка хулиганит. Трубку бросила.
– Так ты перезвони.
– Нет, не буду. Сами разберутся. Давай ужинать.
Маша бросила трубку и с ревом кинулась наверх, в свою комнату.
– Что с ней? – растерялся Даниель, вопросительно глядя на Маргариту.
– Что? Ваше воспитание! – развела та руками.
– Маша! – крикнул Даниель и пошел вслед за дочерью.
Девочка лежала на кровати ничком, накрыв голову подушкой.
– Mäuschen [13] , что с тобой? – спросил Даниель, присаживаясь на край кровати.
Маша прогудела что-то из-под подушки и заколотила ногами по одеялу.
– Зачем ты обижаешь Маргариту? Она же тебе ничего не сделала.
Девочка резко перевернулась на спину, закинув подушку в другой конец комнаты.
– Она меня не любит! – Глаза у нее были сухие, без слез, и тем заметнее полыхало в них отчаяние.
– С чего ты взяла? – робко возразил Даниель.
– Потому что… потому что я знаю! Она злая. Баба-яга!
– Да что она тебе сделала, в самом деле? – начал раздражаться Даниель.
– Я не хочу ее вместо мамы! – Маша обмякла и, забравшись к отцу на колени, горько заплакала.
– Вот глупенькая! – Даниель прижал девочку к себе. – Кто же тебе сказал, что она вместо мамы? Она только на несколько дней пришла, чтобы я мог работать.
– Это вы для меня придумали! – всхлипывала Маша. – А мама уехала навсегда.
– Да что ты такое говоришь? Кто тебе это сказал?
– Маргарита.
– Что она тебе сказала? Что? – Даниель оторвал дочку от себя и, слегка встряхнув, заглянул ей в глаза.
– Она сказала, что богатые всегда с жиру бесятся, думают о своих удовольствиях, а потом дети сиротами растут!
Первую часть фразы Даниель не понял, Маша сказала ее по-русски, но зато высказывание насчет сирот потрясло его окончательно. Даниель бросился вниз по лестнице, на ходу повторяя про себя:
– Прошу вас немедленно покинуть мой дом. Прошу вас немедленно покинуть мой дом!
Маргарита стояла в дверях уже в пальто и, пыхтя, устраивала на голове допотопный вязанный берет.
– Прошу вас… – начал Даниэль.
– Да я и так ухожу, – прервала его Маргарита. – Не могу я с вашим ребенком, капризная она очень. Вы уж на меня не обижайтесь. – Маргарита подняла с пола тяжелую нейлоновую сумку со своими вещами.
– Да, да, хорошо, – смутился Даниель. – Подождите, деньги…
– Да какие там деньги, – махнула рукой Маргарита. – Я вас и так подвела. До свидания. – Она включила на улице свет и вышла.
Даниель остался в прихожей один, пытаясь сосредоточиться. Мысли громоздились, наезжая одна на другую, как ледовые заторы на реке. «Что, что я сделал не так? – пытался понять Даниель. – Как допустил, что вся эта дурацкая история зашла так далеко? – И тут же с привычным упрямством сам себе возражал: – Я ни в чем не виноват. Просто Света не умеет ценить хорошее. Это она из-за какой-то ерунды губит семью. Права Марина – ей просто слишком хорошо живется».
