Он повернулся и посмотрел на зеленый сейф.
— А его и ввели-то всего месяца два как, — пробормотал он. — Наверное, я… Слушай, сержант, отвернись, пожалуйста. Я тут поищу на всякий случай…
Ваймс послушно повернулся к нему спиной. Послышался звон ключей, скрип двери, потом — громкий вздох.
Мякиш поднялся на ноги, держа в руках серебряный чернильный прибор.
— Кажется, я выставил себя дураком, сержант, — сказал он.
«Нет, это я выставил тебя дураком, — подумал Ваймс, жутко раскаиваясь в душе. — Я намеревался подложить его в шкафчик Тренча, но не смог…
…Особенно после того, что обнаружил там».
— Знаете, сэр, — начал он, — мы можем сказать, что все это было проверкой…
— Киль, обычно я говорю только правду! — возмутился было капитан, но тут же добавил: — Тем не менее весьма признателен за предложение. Да, годы берут свое, признаю. Возможно, пора уже и в отставку. — Он вздохнул. — Последнее время я часто подумываю об этом.
— Не надо так говорить, сэр, — возразил Ваймс. Он старался, чтобы его голос звучал жизнерадостно, хотя на самом деле никакой радости не ощущал. — Не могу даже представить вас в отставке.
— Да, наверное, мне все ж придется еще задержаться… — пробормотал Мякиш, возвращаясь к своему столу. — Сержант, ты знаешь, что некоторые стражники считают тебя шпионом?
— Чьим? — поинтересовался Ваймс.
Он знал, что Пятак приносит капитану не только какао.
— Лорда Ветруна, полагаю, — ответил Мякиш.
— Мы все работаем на него, сэр. Но отчитываюсь я только перед вами, если хотите знать.
Мякиш поднял на него взгляд и печально покачал головой.
— Шпион ты или нет, Киль, признаюсь как на духу: некоторые последние приказы, которые мы получаем… не совсем обдуманны, на мой взгляд… Агась?
Он посмотрел на него свирепым взглядом, словно предлагая немедленно достать раскаленные докрасна тиски.
Ваймс понимал, как нелегко было старику признать, что похищения и пытки, а также выставление честных граждан закоренелыми преступниками… возможно, не совсем правильная правительственная политика. Мякиш был иначе воспитан. Он выступал под знаменем Анк-Морпорка на борьбу с щеботанскими сыроедами, клатчскими джонни или другими людьми, которых почему-то признавали врагами те, кто находился выше по командной цепочке. Он шел на войну, не задумываясь о том, за правое дело он сражается или нет, ведь подобные мысли не пристали истинному солдату, они остужают его пыл.
Мякиш с детства верил, что те, кто наверху, всегда правы, — иначе как бы они оказались наверху? Ему элементарно не хватало мыслей, чтобы мыслить как предатель, ведь только предатели могут помыслить об этом.
— Я тут слишком недолго, чтобы что-то говорить, сэр, — пожал плечами Ваймс. — Не знаю, как у вас тут заведено.
— Как заведено? Всяко не так, как раньше, — пробормотал Мякиш.
— Вполне возможно, сэр.
— Пятак говорит, ты поразительно хорошо знаешь город, сержант. По крайней мере, для новичка.
На конце утверждения покачивался крючок с наживкой, но из Мякиша был плохой удильщик.
— Все участки в мире чем-то похожи, сэр, — откликнулся Ваймс. — Кроме того, мне приходилось бывать в этом городе.
— Конечно, конечно, — торопливо согласился Мякиш. — Ну… спасибо тебе, сержант. Может, ты все сам объяснишь моим подчиненным? Я был бы весьма признателен…
— Да, сэр. Конечно.
Тщательно закрыв за собой дверь, Ваймс сбежал по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. Стражники, похоже, за все это время не сдвинулись с места. Он хлопнул в ладоши, как школьный учитель.
— За дело, за дело! Улицы кто будет патрулировать, а? Шевелитесь! А ты, сержант Тук, выйди-ка со мной во двор на два слова!
Ваймс не стал оборачиваться, чтобы посмотреть, идет за ним сержант или нет. Просто вышел во двор, озаренный косыми лучами вечернего солнца, прислонился к стене и стал ждать.
Будь Ваймс на десять лет моложе… нет, не так. Будь Ваймс на десять лет моложе да еще и трезвый к тому же, ему хватило бы нескольких точных ударов, чтобы объяснить Туку, кто здесь главный. В нынешние деньки никто бы не удивился, если бы Ваймс решил преподать Туку урок. Когда Ваймс был констеблем, стражники нередко чистили друг другу лица. Но сержант Киль не стал бы драться.
Вышел Тук. Сержант чуть не лопался от задиристой храбрости и плохо скрываемого ужаса. Когда Ваймс вскинул руку, он испуганно шарахнулся в сторону.
— Сигару? — спросил Ваймс.
— Э…
— Я не пью, — сказал Ваймс, — но что может быть лучше хорошей сигары?
— Я… э… не курю, — пробормотал Тук. — Слушай, но поводу этой чернильницы…
— Представляешь, он сам убрал ее в сейф, — с улыбкой перебил его Ваймс.
— Правда?
— И забыл, — продолжал Ваймс. — С каждым может случиться, а, Уинсборо? Мысли человека начинают путаться, он толком не помнит, что делал вот прямо только что.
Все это время Ваймс дружески скалился. Слова работали не хуже кулаков. Ко всему прочему он еще и назвал Тука по имени, которое тот отчаянно скрывал, боясь насмешек.
— Просто подумал, надо сообщить тебе об этом, чтобы ты не беспокоился, — сказал Ваймс.
Сержант Уинсборо Тук неловко переступил с ноги на ногу. Он не был уверен, выбрался ли он на твердую почву или, наоборот, увяз пуще прежнего.
— Расскажи-ка мне о младшем констебле Тренче, — предложил Ваймс.
Лицо Тука перекосилось от усилий — сержант мучительно искал выход. В конце концов он остановился на проверенной тактике: если по твоему следу идут волки, нужно кого-нибудь сбросить с саней.
— О Неде, сэр? — уточнил он. — Прилежный работник, с работой справляется, но, между нами, сэр, с ним надо держать ухо востро.
— Правда? Кстати, совсем не обязательно обращаться ко мне «сэр», Уинсборо. По крайней мере, здесь.
— Считает, что работники ничем не хуже хозяев, если понимаете, о чем я. Ну, что он сам ничуть не хуже других. В этом смысле он немного смутьян.
— Философ-самоучка?
— Да, что-то вроде.
— Сочувствует мятежникам?
Тук поднял на него невинные глаза.
— Возможно, сэр. Хотя мне не хотелось бы, чтобы у парня были неприятности.
«Ты считаешь, что я шпионю для "непоминаемых", — подумал Ваймс. — И решил бросить Тренча на съедение. А совсем недавно поддержал идею его повысить. Ты, жалкий червяк…»
— Значит, следует за ним присмотреть, да? — спросил он.
— Так точно, сэр.
— Интересненько… — обронил Ваймс.
На всех, кто ходил по тонкому льду, это слово всегда действовало одинаково: они начинали нервничать. Тук определенно занервничал. Ваймса вдруг осенило: «О боги, а ведь Витинари играет в эти игры все время…»
— Некоторые из нас после дежурства ходят… э… в «Порванный Барабан», — сказал Тук. — Открыт круглые сутки. Может, вы с нами, тогось…
— Я не пью, — перебил его Ваймс.
— Ну да, вы говорили.
— Что ж, думаю, мне пора. Надо отправляться с молодым Сэмом в обход, — сказал Ваймс. — Приятно было поболтать с тобой, Уинсборо.
И он направился прочь, с трудом сдерживаясь, чтобы не обернуться. Сэм покорно ждал его в штаб-квартире, но Ваймс-старший прошагал мимо так решительно, что юношу подхватило порывом ветра и понесло следом.
* * *
— Слушайте, а что это за баба там, рядом со стариной Фолли?
Старшие ученики подняли глаза. И вправду, на возвышении в конце шумного зала доктор Фоллетт — глава Гильдии Наемных Убийц и, по долгу службы, директор школы Гильдии — о чем-то оживленно разговаривал с какой-то дамой. В интерьере огромного зала доминировал черный цвет, отчего лиловое платье незнакомки сразу бросалось в глаза, а элегантная белизна ее волос казалась огнем маяка в непроглядной тьме.
В конце концов, это была Гильдия Убийц. Почти все носили черное. Ночь черна, и ты должен с ней сливаться. Кроме того, черный цвет выглядит стильно, и все сходились во мнении, что наемный убийца без стиля не более чем высокооплачиваемый головорез.
С тех пор как старшим ученикам исполнилось восемнадцать, им разрешили посещать те районы города, о существовании которых младшие ученики не должны были даже подозревать. Так что у них уже не вскакивали прыщи при одном только виде женщины. Когда прозвучал вопрос, все они посмотрели на упомянутую даму с хищным прищуром. Почти все начинающие убийцы давно поняли, что мир — это устрица, которую можно открыть золотом, если клинка оказалось недостаточно.
— Наверное, чья-то родительница.
— И кто же этот счастливчик?
— А я знаю, кто это такая, — заявил глава дома Гадюки Людорум, которого все звали Людо. — Слышал, как о ней говорили учителя. Это мадам Роберта Мизероль. Купила старый дом на Легкой улице. Говорят, сорвала хороший куш у себя в Орлее и решила поселиться здесь. Должно быть, ищет, куда вложить деньги.
