Принцессы достали из специальных кошелечков «виноградные бралки», которые позвякивали на золотых цепочках, как маленькие камертончики. Этими бралками они отрывали по ягодке, каждую ягодку клали на специальное блюдечко, посыпали солью и лишь после этого ели. Верка же этих премудростей не знала, и поначалу краснела, когда брала ягодки прямо пальчиками и ела их без соли. Принцессы не говорили ничего, но смотрели осуждающе. Верке было стыдно.
Потом, когда она осталась одна, она позвала своего Главного Мудреца – Хранителя Подзорной Трубы, и сказала ему с упреком:
– Мой Главный Мудрец, ты выучил меня всему-всему. Я знаю, как называются все птички и зверушки, травы и деревья. Я умею различать созвездия и знаю названия звезд. Я умею говорить на языке зверей и птиц и скоро научусь писать. (Все это еще не означает, что принцесска была умненькой девочкой, – об этом говорит другое, но об этом другом – позже). Но Хранитель Подзорной Трубы, отчего ты не научил меня кушать виноград как полагается? Теперь мне очень стыдно перед принцессами. Я пыталась им подражать, но у меня ничего не вышло!
И ответил Главный Мудрец, теребя свою серебряную бороду узловатыми коричневыми пальцами:
– О, драгоценная принцесска Верка! Много мудрости существует в мире, так много, что даже я, старик, знаю лишь малую часть ее. Ты же, маленькая девочка, знаешь еще меньше, потому что твоя мудрость – это часть части моей. Я учил и учу тебя главному: тому, как устроен мир. Учу для того, чтобы не чувствовала ты себя потерянным в нем, чтобы смело и верно шла по жизни, чтобы таинственное ночное небо не казалось тебе чужим, пустым и скучном. И еще я учу тебя тому, чтобы ты умела отличать черное от белого, доброе от злого, важное от неважного, чтобы ты была уверена в своем знании и чтобы не могли сбить тебя с толку люди недобрые или глупые, которые чванливы в мелочах и ущербны в главном. К тому же часто мелочи, которыми гордятся глупые люди, тоже глупы и ненужны.
Что, по-твоему, вкуснее – виноград с солью или просто виноград, – вымытый, свежий, сочный?
– Просто виноград, – виновато пролепетала принцесска.
– Ну-у, вот ты и насупилась, – Главный Мудрец достал из кармана розовый платок с нежной бахромой по краям и очень ловко поймал им слезинку, которая неожиданно выбежала из-под опущенных ресниц принцесски Верки.
– Перестань, ну перестань, капризуленька маленькая! – говорил Главный Мудрец, осторожно вытирая платком Веркины глазки.
– Я-й, ах-ах, я больше не буду, – сказала Верка, в последний раз шмыгнула носом и улыбнулась, исподлобья глядя на Главного Мудреца. – Они такие важные, что я иногда, б-р-р-р-р, робею!
– К чему, девчушка ты глупенькая? Ведь ты же знаешь, что виноград удобнее брать пальчиками, как это делают все люди, чем брать его с помощью нелепых инструментов, которыми пользуются принцессы.
– Пальчиками! – убежденно сказала Верка и встряхнула золотистыми кудряшками.
– Вот и все! Уже не раз я замечал, милая принцесска, что ты слепо следуешь неумным советам. Это очень опасно. Будь самостоятельней! – Он наклонился и ласково потрепал принцесску по нежной щечке.
– Спасибо тебе, мой Главный Мудрец!
– До свидания, обаятельнейшая из принцесс! – ответил он и удалился, шаркая подошвами шитых золотом домашних тапочек.
– Вечером я приду на галерею смотреть на звезды, – услышал он за спиной радостный благодарный голосок.
Принцесска была умной девочкой и поняла, что вела себя глупо во время виноградной трапезы.
II
… По утрам, еще до того, как просыпался замок, принцесска Верка выбегала в долину, за ограду, чтобы побегать, попрыгать и вдоволь накататься на маленьком добром пони, жившем неподалеку от замка, в уютном сарайчике со своей мамой, которой он помогал возить хворост в замковую кухню.
Долго ездила Верка по долине, разговаривала со зверушками, причем пони во время этих бесед внимательно прислушивался и в конце концов говорил всего несколько слов, да таких значительных, что все тотчас забывали, о чем говорили до этого.
Как-то принцесска Верка услышала во время одной из своих утренних поездок тихий сиплый голос, доносящийся из травы. Другой голос, густой и низкий, лишь время от времени поддакивал. А говорили они о каких-то чудесных плодах, будто бы появившихся в долине, о том, как высоко они растут и как их невозможно найти, и, даже обнаружив, сорвать.
Подъехав ближе, Верка так и прыснула, потому что увидела в траве двух молодых бурундучков. Они то и дело печально вздыхали и смешно морщили мордочки. Верка спросила, откуда они знают о плодах, но ясного ответа не получила и только расстроилась сама, узнав, что они круглые и оранжевые. Теперь она вздыхала вместе с бурундучками. И тут-то и вмешался маленький пони:
– Гм-гм! Э-э-э… Я, ммэ-э, знаю, где растут эти кругляки. Я видел их, когда ходил за хворостом. Я-а, гм, я-то знаю…
– Да где же?! – одновременно вскрикнули принцесска и бурундучки.
– За во-он той горою! – сказал пони и попытался копытцем указать направление, но решил не рисковать – ведь на спине сидела принцесска.
С этого дня у Верки появилось новое развлечение. За горой действительно росли на деревьях много крупных, и, как оказалось, очень вкусных плодов. Но росли они слишком высоко для такой девочки, как наша принцесска.
И тогда она придумала вот что.
Из своего зеркальца с ручкой она выдавила стекло – получилось большое кольцо на ручке. К кольцу она привязала резинку, которой закрывают банки с вареньем – получилась рогатка. Верка научилась так метко стрелять из нее абрикосовыми косточками, что сбитых плодов скоро стало достаточно для бурундучков, принцесски и многих-многих зверушек, Веркиных знакомых. А пони принес домой столько «кругляков», что его мама не только досыта ими наелась, но и застилала весь пол своего сарайчика ярко-оранжевыми корочками, и от этого сарайчик стал еще уютнее.
После завтрака Верка или занималась с Главным Мудрецом, или ходила купаться в море. Она очень хорошо плавала, не в пример другим принцессам, которые боялись утонуть даже в корытце с сиропом. (Они считал, что принцессам не подобает купаться в простой воде, поэтому купались в сиропе).
А еще принцесска Верка умела играть на арфе. Этому ее научила Музыкантша, толстенькая старушка в чепчике и в круглых очках с толстыми линзами. Она жила в замке испокон веков и никто не помнил, была ли она моложе и занималась ли чем-нибудь еще, кроме музыки. Она даже и не разговаривала ни о чем, кроме как о нотном стане, паузах и доминантсептаккордах.
В комнатах верхнего этажа, где она жила, по стенам был развешаны разные музыкальные инструменты, и она целыми днями с наслаждением чистила их, вытирала пыль и пробовала играть то на трубе, то на клавесине, то на лютне. Но у Музыкантши ничего не получалось, хотя она очень, очень старалась.
Когда она играла на трубе, щеки ее делались похожими на большие пунцовые вишни, но труба только довольно покрякивала.
Лютню Музыкантша никак не могла установить на коленях – она непокорно соскальзывала и даже иногда больно ударяла Музыкантшу по уху своим черным грифом с красными колками.
Но, хотя у лютни все время рвались струны, хотя ни одного аккорда извлечь из нее не удавалось, потому что лютню некому было настроить, – Музыкантша без устали продолжала свои безуспешные попытки.
И клавесин не хотел слушаться Музыкантши – лишь обрывки каких-то музыкальных фраз, краткие, случайные, рождались под короткими розовыми пальцами непутевой старушки. Тогда она пыталась голосом или свистом продолжить мелодию. Но беспорядочные звуки, исходящие из клавесина, сбивали ее.
Но когда она подходила к арфе, все лицо ее начинало сиять. При виде этого прекрасного инструмента она забывала обо всем на свете, и глаз не могла отвести от прихотливо изогнутого силуэта.
Странное дело! Несмотря на то, что пальцы у Музыкантши дрожали от волнения, от арфы лились дивные звуки. Музыкантша становилась задумчивой, очки сползали на самый кончик носа, но она забывала об очках. Она видела себя молоденькой девушкой, резвой, как козочка, и веселой, как барашки на гребнях волн. Она вспоминала, как жила совсем в другом замке, в который часто приезжали бродячие музыканты и актеры. Она вспоминала, как один из них, самый веселый и красивый, впервые увидев в замке арфу, подошел к ней и сразу заиграл – так у него все легко выходило. И все, кто видел и слышал его тогда, на всю жизнь запомнили тот день и ту чудесную музыку.
Он, этот актер, многое умел: ходить на руках, танцевать на канате, петь и подражать голосам птиц. Он же и научил Музыкантшу, тогда еще восторженную девушку, игре на арфе.
Актера давно уже нет на свете, но и теперь, даже когда она пыталась играть на других инструментах, она слышала тихую, но ясную мелодию, звучавшую много-много лет назад, когда бабушка нашей принцессы только училась говорить, а Главный Мудрец на спор целый час простоял на одной ноге и ходил в ночное со своими сверстниками – загорелыми веснушчатыми мальчишками.
