Вынимая ключи от машины из кармана шорт, она вышла из бара, перебирая ногами по темным ступеням крыльца. Я настойчиво остановил её за руку, ― Ты куда это, Вик намылилась, а?
― Не знаю. Куда угодно. ― выпалила она заполошенно. Она тяжело дышала.
Улавливая панические волны от неё, я как можно спокойнее преградил ей путь к машине, и ловко отнял ключи.
― Нет, так не пойдёт Вик. ― покачал я головой. Клянусь, не знаю, почему это так её взбесило. Вика пронзила меня жестоким взглядом, ― А может ты не будешь решать за меня, что чёрт побери мне пойдёт, а что нет?! ― отсчитала она взметнув руками. Мою бровь повело вверх, от изумления.
Что ещё за…
Я напрягся, смотря на девушку с высоты своего роста.
― Так, чё началось-то? ― усмехнулся я саркастично, ―Нормально же все было!
― Нормально? ― прошипела она подступая на шаг, ― Скрывать от меня что-то, да ещё такое, от чего я знать тебя больше не пожелаю ― это по-твоему, нормально?!
Я смотрел на неё так, словно она головоломка. И по правде её решение уже изрядно подзадолбало. Меня уже в край задолбала эта грёбанная головоломка!
― Вик, я думал мы закрыли эту тему. ― заявил я сдержанным тоном. Но голубые глаза явно злились. А вообще-то это мне впору злиться. Если я хотя бы пытаюсь держать себя в руках, она даже не пытается.
― Ты её закрыл! ― воинственно напала Вика, ― Не я!
В этих гневных мрачных черта явно угадывалась Тори. Та, что бросала мне вызов. Над ней словно тучи сгустились. Но она же принимает препараты. Может побочные эффекты?
Так, может Керро, не на столько выжила из ума? Что если она права? Что с ней, чёрт побери, такое?
― Хватит Вик.
Она меня проигнорировала, что-то проворчав вероятно на-дене, и раздражённо взметнула руки. Девушка скользнула за руль, и убрала гитару назад. Протянув ладонь, когда я сел рядом, потребовала ключи одним только взглядом. О, ну классно, теперь мы со мной не разговариваем…
Как мне понять, что она точно наверняка принимает препараты?
Биполярное, без «светлого промежутка», она всегда в одной из фаз. Три фазы: гипомапня, мания, депрессия. Какие видимые симптомы могут быть у фаз? Но если она принимает таблетки, они должны её уравновешивать, стабилизировать и определить в таком случае куда сложнее. Чёрт, ну таблетки тоже не волшебное исцеление походу.
Стерпев, её демонстративное молчание, я вложил ключи ей в ладонь. Молниеносно, я притянул её за руку, запечатлевая её в сантиметрах от своего лица. Она упрямо вскинула подбородок, пока я внимательно всматривался в её глаза.
― Что с тобой происходит опять?
― Со мной? ― состроила она искреннее удивление, ― Ничего. Всё ведь нормально, не так ли? ― интонация её голоса была пропитана ядом. Дерьмовый признак. Очень. При этом я видел мерцание в голубых глаз. Злость и грусть. Какая знакомая ситуация. Какая неизвестная перспектива. Вот если бы я знал причину, этой злогрусти, и она ходила на двух ногах, то с учётом того, что я неплохо знаю анатомию, теоретически… теоретически!… я мог бы убить эту причину, расчленить его тело, растворить в серной кислоте, а волосы и ногти прикопать в надёжном месте, или может быть пустит в шредер, но я, понятия не имею, что делать, если моя девушка чувствует себя дерьмово. Великолепно, да?
Больше она не сказала ни слова. Приехав домой, она просто ушла в ванную.
Белый ворон, дремал на столе, вжав шею. Он явно ещё не отошёл от столкновения со своей преемницей, так сказать.
Нервное напряжение, кружа во мне туманилось, от усталости и теряло свои позиции.
Интересно ворон улетит когда крыло срастётся. И если нет, то наверное никакой ошибки нет, он и в самом деле тот самый…
«― Предчувствие плохое?…Паранойя?…»
Вот и что с ней?
«―…А, психи, вспышки мании, паранойя ― это так, мелочи.»
Мелочи… И что мне делать если она не принимает препараты? Чем вообще это чревато?
Я чувствовал, что всё это начинает меня косить. В полумраке комнаты, стало сложнее разобрать окружение. Зрение падало. С этим срочно нужно было что-то делать, но что?
Признаться ей, во всём? Я могу сделать только хуже, если расскажу всё. Так или иначе некоторые моменты, рассказать придётся конечно, но точно не тогда, когда она в таком шатком состоянии.
Меня клонило в сон, всё таки бессонная ночь даёт о себе знать. В какой-то момент, я отрубился от усталости.
Проснулся посреди ночи, услышав какое-то движение на первом этаже. Вика спала, практически на мне, скинув на меня ноги, и обхватив руками. Я видимо крепко спал, раз она умудрилась меня раздеться не разбудив. Я явно различил звон, как от разбитого стекла и проклятья отца Вики, предположительно на-дене.
Забеспокоившись, взглянул на часы. Было почти три часа ночи. Я разомкнул объятья, и осторожно поднявшись с кровати, чтобы не разбудить девушку, подцепил одежду со спинки кровати.
На ходу, нырнув в джинсы, натянул футболку, и спустился вниз.
На кухне за островком сидел угрюмый как туча, Костя, и цедил виски. В его руках была папка с бумагами, и судя по выражению лица ничерта хорошего там написано не было. Мужчина поднял на меня мрачный тяжёлый взор, немного смягчаясь в чертах, ― Ты чего не спишь, шиай? ― удивился Костя, отпивая виски.
― Могу лишь задать тот же вопрос. Что такое «шиай»? ― поинтересовался я, просто не представляя, что ещё мне сказать или спросить.
― Хм, сынок. ― ухмыльнулся он невесело, ― Если конечно после всего этого не передумаешь.
― Всё ещё тешите себя надеждой, избавиться от меня? ― я устало уселся напротив, ― Напрасно…
Он глухо усмехнулся, и встал покачав головой. Едва ли он имеет хоть какое-то представление, о том, как он чертовски во мне ошибся.
― Ты когда-нибудь перестанешь мне «выкать»? ― упрекнул меня, Костя, доставая стакан, и наполнив его виски, придвинул ко мне. Время три часа ночи, а я глушу виски. Прям дежавю, не иначе.
― Привычка. ― пожал я плечами, сделав глоток, всё равно сон мне видимо не светит сегодня. ― Что это? ― кивнул я на папку. Мужчина перелистнув страницу, пробежал глазами по тексту.
―«Там на пожаре
Утратили ранги мы…» ― пробормотал он нараспев.
― Би-2? ― узнал я мотив.
― Да если бы… ― он перелистнул ещё страницу распечатки и отпил виски. ― Искал одно, нашёл другое.
― То есть?
― А, то и есть, ашкий. ― он отложил папку и принялся раскачиваться на стуле с бокалом виски. Взглядом он маякнул на распечатки, ― Сам взгляни.
Я открыл папку. Хватило одного абзаца, чтобы понять, что я вижу это не впервые. Это разрешённая часть доктрины. В ней один специалист описывает клинический случай, в самом начале своей врачебной практики в психоневрологической больнице. К ним поступил пациент в возрасте 16-ти лет, после лечения в связи с пожаром, в очень тяжелом бредовом состоянии, практически на самой грани. В ходе работы, удалось выяснить, что пациент вырос в благополучной семье, серьёзных конфликтов в семье не было, все было хорошо в общем. А именно с момента, когда он едва не погиб в пожаре, начались проблемы. Психика на фоне пережитого стресса пошатнулась, возникла острая пирофобия ― боязнь огня, и любых тепловых объектов и воздействий. Человека стала подводить память, развилась паранойя, он утверждал, что за ним постоянно кто-то следит, и что он чувствует сильную угрозу. Слуховые галлюцинации ― от эхо мыслей, до посторонних голосов. Галлюцинации зрительные ― человеку могло казаться, что он горит, и даже мог испытывать при этом фантомную боль. Так же, психомоторные реакции, неестественным образом варьировались от ступора, до гиперактивности. Психиатром, был установлен, шизофренический психоз. Однако реакция на терапию была отрицательной, результатов не приносила, и только усугубляла ситуацию. Заболевание стремительно прогрессировало, до католической шизофрении, без видимых на то причин. И ни один из врачей просто не мог определить причину. Её не было. Затем пациент, попал в руки доктора снова. Буквально спустя несколько лет, пациент обратился к тому же специалисту. Ситуация едва ли не повторилась, бред, паника, паранойя. Пациент был напуган, истощён, были выявлены эпизоды нанесений самоповреждений, ритуального характера… ну, то есть, травмы наносились по определённой бредовой концепции. И корни причин снова оставались скрытыми, мотивы неясными, прям до тех пор, пока на одном из приёмов пациент не закурил. Пациент при этом был совершенно спокоен, расслаблен, уравновешен. Были очевидны перемены не только в поведении, но и в мимике, жестах, даже в голосе… напоминаю, речь о пациенте, страдающем католической шизофренией ― о невротике, который панически боится огня.
