Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Собираемся ли мы бросить вес двух самых мощных демократий (имелись в виду США и Англия. - А. У.) против сил прогресса или мы остановим реакцию? Собираемся ли мы вернуться в 1939 год или проявим талант и воображение в стремлении построить нечто лучшее в 1946, или в 1950, или в 1960 году? Эти вопросы вызывают различные размышления, когда вспоминаешь курс англо-американской политики с того момента, когда ход войны изменился в нашу пользу, вспоминаешь нашу поддержку Дарлана, стойкую защиту Черчиллем Франко, настойчивость англо-американцев в попытках спасти савойскую династию в Италии, высокомерное обращение англичан с силами сопротивления в Бельгии и Греции и наше собственное глупое упорство в желании пригласить фашистскую Аргентину на конференцию в Сан-Франциско».
Секретный анализ говорил президенту, что советский военно-морской флот - это не более чем дополнительное средство охраны побережья, а отнюдь не фактор расширения внешнеполитических возможностей. Советские военно-воздушные силы не имели бомбардировочной авиации дальнего радиуса действия и не могли угрожать Америке. Что же касалось главного «прорыва» в военной технологии, то даже генерал Гроувз, всегда настороженно смотревший на СССР и склонный к ориентации на худший вариант, полагал, что Советскому Союзу для создания атомного оружия понадобится не менее двадцати лет. Не давал оснований для беспокойства анализ, старательно проведенный военно-воздушными силами. В нем говорилось, что «сегодняшние союзники могут стать противниками завтра», но понадобится от 20 до 100 лет для того, чтобы «евразийская нация выросла в агрессивно мыслящую державу». Мы видим, что военные авторитеты в данном случае не били тревогу, не рисовали картину советского экспансионизма.
Боевые действия весной 1945 года (Окинава) показали степень ожесточения, с которой японцы готовы были драться на своих островах.
Снова в Белом доме размышляли: если уровень потерь будет таким, как на Окинаве, американская армия окажется обескровленной. Бесстрастная калькуляция говорила, что лишь мощный удар Советской Армии по континентальным силам японцев сделает их положение безнадежным.
Наиболее обеспокоенным проблемой атомного оружия как нового фактора мировой дипломатии был военный министр Стимсон. В начале марта 1945 года он пришел к заключению, что изобретение атомного оружия будет означать подлинную революцию в дипломатических отношениях, и с этого времени вплоть до своей отставки в сентябре 1945 года он постоянно ставил данный вопрос перед высшим руководством. Стимсон считал своим долгом перед страной предупредить международный хаос, который, полагал он, наступит после применения атомного оружия.
Рузвельт и военный министр Стимсон исходили из того, что атомное оружие будет применено в текущей войне. Но какова его дальнейшая значимость в международных отношениях? 15 марта, разговаривая с Рузвельтом, Стимсон обозначил два подхода к контролю в послевоенное время. Первый предполагал продолжение политики секретности, одностороннее американское вооружение, сохранение американо-английской монополии. Второй подход проистекал из осознания опасности вышеозначенного курса и был рассчитан на создание системы международного контроля, инспекции атомных исследований. Стимсон считал, что выбор между двумя этими подходами уже нельзя откладывать.
Стимсон записал в дневнике, что «в целом разговор был успешным».
Испытывая английское давление, Рузвельт написал 31 марта 1945 года свое известное письмо Сталину. Если в Польше не будет создано что-либо большее, чем «лишь слегка замаскированное нынешнее варшавское правительство», американский народ «будет считать ялтинское решение невыполненным». В ответе Москвы от 7 апреля говорилось, что причиной тупика в «польском вопросе» являются усилия американского и польского послов в Москве изменить ялтинские соглашения. Если названные послы будут строго следовать линии, выработанной в Ялте, спорные вопросы разрешатся в ближайшее время. Рузвельт просил Черчилля не придавать делу эмоциональную окраску.
Кенигсберг 13 марта Баграмян сумел отрезать Кенигсберг от Бранденбурга и начал отжимать германскую 4-ю армию к Балтийскому морю. Ставка послала на помощь командующему 3-м Белорусским фронтом Василевскому главного маршала авиации Новикова и маршала Голованова. Гитлер разрешил эвакуацию прибалтийских частей при непременном условии - они вывезут тяжелую технику. Немцы ушли из восточнопрусского окружения лишь 29 марта, позволив Василевскому и Баграмяну сосредоточиться на Кенигсберге. «Настоящая» артиллерийская осада началась в первые дни апреля 1945 года. К штурму, несмотря на плохую погоду (препятствующую использованию советского превосходства в воздухе), изготовились четыре армии, 137 тысяч солдат с 5000 орудий, 538 танками, двумя с половиной тысячами самолетов. В крепости Кенигсберг находился примерно равный по численности гарнизон.
С улучшением погоды 6 апреля Василевский начал прорыв обороны в восьми пунктах. Специальные «штурмовые отряды» имели в своем составе специалистов самых различных профилей. Небо было полностью в советских руках, и сотня германских пилотов тщетно пыталась подняться с находящихся под бомбометанием аэродромов (и даже улиц города). К вечеру первого дня штурма передовые отряды были уже в городе.
Несколько германских фортов (5-й, 5-А) продолжали держаться, но порыв наступления был просто устрашающ, как и калибр бьющих по городу орудий. В небе повисли советские штурмовики. 500 бомбардировщиков сбросили более 500 тонн бомб. 11-я гвардейская армия Галицкого пересекла реку Прегель. Командир гарнизона генерал Лаш и командующий 4-й армии генерал Мюллер спорили о возможностях отхода до тех пор, пока это не стало абсолютно невозможным. В половине десятого вечера 9 апреля Лаш был вынужден просить о капитуляции. Гитлер обвинил Лаша в «преждевременной» сдаче, приговорил к смерти и арестовал его семью. В ходе штурма 42 тысячи немецких солдат и офицеров были убиты и 92 тысячи (сталинградская цифра) взяты в плен. Гауляйтер Восточной Пруссии сознательно отрезал гражданскому населению пути отхода, и 25 тысяч гражданского населения пали жертвой этого варварского приказа. 5 апреля советское правительство денонсировало пакт о ненападении с Японией. Расформированный Ленинградский фронт начал смещаться на Дальний Восток.
А Гитлер браво манкировал реальностью. В конце марта он заявил, что способность Красной Армии взять Берлин - это миф, и перевел несколько танковых дивизий СС с центрального направления на юг, в Чехословакию. Малиновский освобождал Братиславу и вместе с 3-м Украинским фронтом участвовал в подготовке взятия Вены. 4-й Украинский фронт лишился генерала Петрова (судьба не благоволила к этому доблестному защитнику Одессы, Севастополя и Северного Кавказа, он был снят Ставкой во второй половине марта), на его место был назначен генерал армии Еременко. Штурм германских укреплений в Карпатах продолжался в направлении Моравска-Острава.
Тем временем 46-я армия генерала Петрушевского (4-й Украинский фронт Толбухина) получила приказ окружить Вену с востока, в то время как 9-я гвардейская и 4-я армии зайдут за Вену с запада. Быстрее всех к Вене мчалась 6-я гвардейская танковая армия Кравченко. В некоторых его бригадах оставалось уже всего по семь танков, но чувство триумфа, победного конца окрыляло. Глава гитлерюгенда Бальдур фон Ширах объявил Вену фестунгом и готовился держаться стойко, он рассчитывал на 6-ю танковую армию СС, на дивизии СС «Викинг» и «Адольф Гитлер». Обидно было умирать в конце войны, но кровь лилась обильно. Ставка приказала Малиновскому с севера зайти за Вену. Два фронта вместе начали неистовый штурм 6-го апреля. Центр Вены был достигнут 8 апреля. А немцы все более демонстративно вешали дезертиров, фанатики шли в последний бой. Только в 2 часа пополудни 13 апреля, город, заваленный трупами и разбитой техникой, затих.
На протяжении марта советские войска концентрировали свои силы. В эту оттепель над нацистской Германией поднимается огромный меч возмездия. Напротив группы армий «Висла» с ее вечно спящим командующим собиралась грандиозная сила советских армий. Жуков не мог не испытывать ревнивых чувств к Коневу. Тот, завладев Западной Силезией, вышел в Бранденбург и встал вровень с 1-м Белорусским. На правом его фланге - как не мог не видеть Константин Георгиевич - стояли две танковые армии, способные на чудеса. Несмотря на все немыслимые трудности со снабжением, на потери и лишения, этот танковый кулак маршал Конев держал за спинами стрелковых армий. Проблемой Конева были германские города-крепости, и прежде всего Бреслау. Эта могучая крепость (40 тысяч человек) отвлекала силы двух армий.
Во время Ялтинской конференции Сталин постоянно напоминал Коневу, что немцы с его южного фланга постараются возвратить себе Силезский промышленный район (население которого уже сократилось с 5 миллионов до 600 тысяч человек). Только через месяц после окружения Бреслау Конев нанес удар по Верхней Силезии. Удачей Конева было то, что Гитлер, в ярости от потери Венгрии, послал лучшую - 6-ю танковую армию на юг. Конев окружил группу германских войск в районе Оппельна.
- Альтернатива (Весна 1941) - Юлиан Семенов - История Европы